Где-то по остановкам, по электричкам, двери которых студенты берут тараном,
бродят усталые дяденьки с Мачу-Пикчу, чьи рюкзаки набиты обсидианом. Люди садятся досматривать сны на лавки, спят на сиденьях, обтянутых экокожей. Граждане и гражданки, купите лаву, сможете сделать зеркало, маску, ножик, пепельницу, тотем, сатанинский ноготь.
Тычет в экраны вагон, подбирает ноги.
Сеть ускользает, чтоб появиться снова. Ловят сигнал "Билайны" и "Мегафоны". Наспех глотая йогурт и фреш морковный, глаз намывают маленькие гекконы. Мимо мелькают станции и деревья, пепел летит навстречу, с боков и сверху. Спят золотые ящерки и виверны, слушают музыку и прикрывают веки,
Тьма зажигает красочные картинки. Древние горы, империи смуглых инков.
Вот их веселый вождь, кукурузный инти. Тело его упругое, как початок. Круглое солнце держит шаман на нитях. Нет у молочной реки в облаках начала. Есть только скалы, камни, ручьи, пещеры, ламы, альпаки, кондоры и туканы. Есть только вера, большая-большая вера в белый гранит уаки и крест чаканы, это бесценно, это эффект плацебо.
Небо такое, что можно влюбиться в небо.
Где-то по павильонам и по подземкам, хлюпая снегом, тупо таращась в карты, ждут поезда амарантовые туземки, чьи рюкзаки забиты стеклянным скарбом. Лезет в глаза навязчивая реклама. Ванакаури учится на истфаке. Граждане и гражданки, купите магму, снулую рыбу озера Титикака.
Может, открытки с видами, сразу пачку?
Плачет и плачет красная Мама Пача.
Ночью на небе рассыпаны кем-то звезды, ночью в открытые окна летят кометы. Детям так трудно не задавать вопросы, взрослым так сложно не получать ответы, просто вот взять и принять этот мир за данность, всеми зудящими шрамами, болью, швами.
В теле моем кусочек обсидиана. Он оживает. Медленно оживает.
Тень пирамиды, узенький подоконник — всё укрывает индеец крылом драконьим.