Что-то сдвинулось в льдинном небе на пару йот.
Мне сказали укрыться, спрятаться, не отсвечивать.
Говорят, радары нащупали звездолет.
Говорят, на нас надвигается человечество.
Я пытаюсь понять, как мне надо себя вести.
Отрицать голоса, детонировать белой паникой?
Концентрация страха насыщенней взаперти.
Гравитация горя одна для больших и маленьких.
Рядом с нами живут Деревья. На их руках
Оставляют расти детей и кормить их спорами,
Чтобы плавали в своих крохотных облаках.
И поют стволы. Серебристые, меднокорые.
У меня есть Дерево. Дерево есть у всех,
У рождённых от симбиоза любви с туманностью.
Оно мягко ступало по сумраку, я висел,
Что-то среднее между драконом и саламандрою,
В шелкопрядовой сфере, в подсвеченной скорлупе.
Камни плачут росой, стали прошлым остатки кокона.
Я учился жизни, а кожа моя - грубеть,
А планета урчала довольным утробным рокотом,
Когда корни витые касались её души,
И в глухую огромность стучали сигналы ветками.
У летящих в пространстве пришельцев - сердца машин.
Бесконечно взрываются звезды, но мало света им,
Несмотря на то, что хранили его в домах,
И вели дневники наблюдений за замыканием.
Прочищает форсунки ядерная зима,
Выгоняет нашкодивших в космосы новым Каином.
У них все-таки кончились вера, леса и нефть.
Только чёрное солнце какого-то Нострадамуса.
Они видели пятна на солнце. Теперь их нет.
Вертикальный кислотный дождь марсианским лакмусом.
Я пытаюсь понять, что могу я им предложить.
Может, просто обнять и сказать, что не все потеряно.
У меня есть хвост и завод четырёх пружин,
И ещё. Ещё я могу поделиться Деревом.