Герой сегодняшнего эпизода «Бесполезных ископаемых» родился достаточно давно, однако долгое время казался вундеркиндом, выполняющим заказы из будущего на музыку, которой там уже не делают.
Когда это имя замелькало в разговорах любителей рок-музыки, его обладателя легко было спутать с кем-то другим. Тот же Сэлинджер был все еще популярен в начале семидесятых.
Дерринджер, Сэлинджер, Челленджер – немудрено заблудиться в трех соснах, согласитесь.
Новые имена встречали настороженно, опасаясь, что аутсайдер понизит статус проверенных кумиров, в поклонение которым вложено столько денег и нервов. Даже Элис Купер на первых порах не внушал доверия, хотя и стал своим человеком быстрее других. Адаптация Джонни Винтера и Рода Стюарта протекала не менее гладко. Не было и не могло быть проблем с одноименным проектом Ронни Монтроуза. Но кто-то близкий по духу этим музыкантам, не сгинув полностью, продолжал оставаться на втором плане. У каждого идола этой категории был свой абстрактный фан-клуб без адреса. Туда, как в ряды НТС, вступали путем «самоприема». Отдельные члены неформального сообщества знакомились случайно, а кое-кто не знал даже имени своего кумира.
Так, вполне реально функционировали черное и белое отделение «детройтской ложи», ложа Мемфиса, объединявшая любителей соула с элвисистами, и ряд других аффилиаций, чье существование исторически недоказуемо.
Встреча двух адептов могла произойти совершенно случайно. По теории невероятности – когда чем меньше к чему-то стремишься, тем оно ближе. Чтобы ощутить эту магию хаоса, предлагаю перенестись в сентябрь семьдесят седьмого года, за столик летнего кафе на одиннадцатом этаже запорожской гостиницы «Интурист», где о чем-то интенсивно спорят два молодых афериста.
Один из них уверяет, будто раздобыл совсем ранние записи Битлз, иллюстрируя рассказ фрагментами песен. Напевает он их правильно, коверкая лишь слова. Услышав фразу Hang on, Sloopy! Собеседник взрывается: Черт! Это они. Я их всю жизнь ищу.
На другой день тот, что напевал, привозит изношенную ленту, по-прежнему настаивая, что так петь способен только Леннон. Наличие песен середины шестидесятых в программе неизвестной группы охлаждает его пыл, и он признаётся, что выдумал историю про «ранних битлов» для собственного удовольствия.
Запись сделана с диска. Где он?! – Пластинка была у кавалера старшей сестры, будущей актрисы, но тот разбился, ныряя со скал.
Суду всё ясно. McCoys снова ускользнули от меня. Услышав Hang On Sloopy в дешевом сборнике старых хитов, я стал испытывать буквально наркотический голод по группе американских подростков, играющих и поющих чужие вещи. Пускай чужие, но в каждой из них было закупорено биение той жизни, словно саламандра в реторте у алхимика.
Таким же мифическим персонажем в ту пору оставался для меня Рик Дерринджер. О том, что «Маккойс» – его первая группа, узнать было негде. Разве что обратиться с письмом в журнал «Ровесник».
Точное место Дерринджера в иерархии рок-звезд не поддавалось определению. Он был безликим и многоликим одновременно, везде и нигде. Его, как песню в приемнике, постоянно заслоняло нечто постороннее.
Долгие годы на вид ему казалось не более двадцати. В глэм-роковом гриме его можно было спутать с Сузи Кватро. Название дебютной пластинки All American Boy не могло соперничать с We’re An American Band группы Grand Funk.
Я понятия не имел о том, что столь емкая «капсула времени» как Sorrow, знакомая мне по версии Боуи, была впервые сыграна и спета подростковой командой The McCoys.
Его полувековая карьера сродни сюжету классического романа. От ритм-энд-блюза Джонни Винтера к изобретательной эклектике его брата Эдгара и Steely Dan. Дерринджер эффективен во всех проектах – будь то изысканный перфекционизм Night Flight Дональда Фейгена или авангардный китч альбома Party Tested.
Известный не только своими экспериментами в самых разных областях поп-музыки, Дерринджер, верный изначальному разнообразию The McCoys, остается знаменит как один из самых артикулированных и точных гитаристов в стиле рок без каких либо пояснительных прилагательных.
На пластинках конца семидесятых красуется оружейный логотип Derringer, но впечатление не зависит от названия. Участие бас-гитариста Кенни Аронсона, создателя культовой группы Dust, закрепляет классический статус чеканных композиций, каждую из которых нельзя не дослушать до конца.
На идентификацию Маккойс понадобилось время, но восторг проще выразить одним междометием, как в комиксах. И не моя вина, что данный текст выглядит чередой бессвязных возгласов. Слишком долго мы ждали возможности восславить этого человека.
В совершенстве владея ремеслом гитариста, певца, композитора и продюсера, Дерринджер постоянно помогал раскрытию таланта своих коллег. И Джонни Винтер, и Синди Лопер несут печать экстравагантности, но своеобразие этих артистов имеет твердый фундамент американской поп-культуры.
Не вызывает удивления его успешное сотрудничество с такими ваятелями больших форм, как Тодд Рандгрен и Джим Стайнман – педантичный «пигмалион» Мясного Рулета.
Авторская версия хитовой вещи, сделанная после того, как она стала широко известна – частое явление в сфере поп-музыки. Свои шедевры прекрасно исполняли Хоги Кармайкл, Берт Бакарак и Джим Уэбб. Леннон и Маккартни отдали Стоунзам I Wanna Be Your Man, а Стоунз доверили Джонни Винтеру Silver Train – лучшую вещь со своей будущей пластинки.
Al Kooper не сразу вспомнил (и хорошо сделал, что вспомнил)и модернизировал свой ранний шедевр This Diamond Ring – большой хит для Джерри Льюиса-младшего.
Собственные песни в интерпретации самого Дерринджера звучат весьма непринужденно, но за легкостью исполнения чувствуется потенциальная мощь этих композиций.
Самая известная среди них – можно сказать, путевка в жизнь – это Rock-n-roll Hoochie Koo, презентованная Джонни Винтером на диске Johnny Winter And, где маэстро успешно отступил от блюзовой идиомы в сторону рока.
Винтер сделал из нее монстра, под стать своему имиджу. А у Дерринджера всё это выглядит как активный отдых ученика старших классов на каникулах. И, наоборот, его песни хард-роковой поры окутаны кладбищенской, готической дымкой, не имеющей прямого отношения к облику артиста.
Формула Hoochie Koo имела продолжение в Still Alive and Well, после излечения Винтера от героиновой зависимости. На одноименной пластинке присутствует и превосходная Cheap Tequila – одна из красивейших рок-баллад начала семидесятых. Мне она напоминает замедленный вариант Connection со второго диска Montrose. Между Дерринджером и Ронни Монтроузом вообще много общего – в том числе и работа над созданием музыкального «франкенштейна» в составе Edgar Winter Group
Тем не менее, в быстрых номерах Дерринджера, с бойким припевом для нестройного хора поклонников, присутствует спонтанный кураж Flamin’ Groovies и Brownsville Station. Трудно смириться с мыслью, что Roll With Me и пафосные моменты лучшего альбома Бонни Тайлера – грани таланта одной творческой личности.
Недаром ему в семнадцать лет удалось трижды спародировать Джеймса Брауна с непревзойденной точностью, словно по заранее расписанной партитуре. Юный Рик поет Papa's Got a Brand New Bag, не сфальшивив ни в едином такте, его голосовую партию можно играть на гитаре.
А ведь Hang On Sloopy, сдвинувшая на второе место Yesterday – не более чем вариант одиозной «Ла Бамбы». Вообще-то это проклятье, поскольку любая кубинская тема убивает сугубо западный шарм поп-музыки. «Гуантанамеру» пели многие, а ненавидели все, кого я знал. Hang On Sloopy, Louie Louie, да и Twist and Shout, сами по себе не вызывают симпатии у тех, кто предпочитает сомбреро шляпу техасского фасона.
«Слупи» выстрелила потому, что Дерринджер достиг ленноновских высот в её интерпретации. Мой собутыльник на летней площадке «Интура» был не так наивен – он расслышал скрытую суть.
Зафиксировать лучшее и закрепить совершенство – таково творческое кредо этого потомка немецких переселенцев.
Hoochie Koo – канкан в стиле рок. С точки зрения гигиены и хореографии зрелище, скажем так, спорное. В отличие от рок-н-ролла, рок – не танцевальная, а ритуальная музыка конвульсий, несовместимых с ритмичной пульсацией диско. В роке слушатель повторяет телодвижения своего кумира, а тот, в свою очередь, пародирует и подогревает реакцию поклонника. Видоизменяясь с возрастом до неузнаваемости, оба остаются прежними в том, далеком, «интерактиве».
С годами названия любимых групп детства читаются как имена площадей и проспектов. Бесполезно искать среди них улицу Дерринджера, потому что он – нечто большее, чем комбинация латинского шрифта. Такие люди стилизуют себя и слушателя, не дожидаясь хвалебных рецензий. Знают о нем или нет на азиатском берегу, он должен находиться где-то там, в сумеречной зоне залива Гудзон, в части суши, которой еще нет на карте. Возможно, до высадки беженцев из Европы, за туманом, во тьме – до появления самого слова Америка.
Когда-то, выпивая у заброшенного фонтана, мы всегда вспоминали пьесу Sitting By The Pool – бескомпромиссный гимн изоляции и запустению в городской черте. Ничего не отражает кафель на дне пустого бассейна, подобно раме без зеркала, создавая иллюзию бессмертия. Ведь у вампиров не бывает отражения.
Sittin' by the pool
Sippin’ on my drink…
