«Голимая джинса!» — сказала дама и вернула мне рукопись. Я повертела растерянно флэшку в пальцах. Поплясала бровями, посопела, потопталась. Тянула время, в надежде переигрыша Фортуны. Но та, не торопилась. А послала «привет студии!»
Редакционная дама вздохнула, покачала большой грудью — вдох-выдох. Подняла вежды — медленно, без разбросов на дешёвые эффекты. И возразила моему недоумению, убив мою надежду: «А с чего, Вы решили, что мы такое печатаем? Мы — журнал приличный. Белибердой не занимаемся! Точка!» И грянула печатью — вполне себе прозаичной, не лазерно-оптической — по странице документа. Страница пискнула, под напором фигурно резаной резины, и приняла оттиск. В свою биографию.
Я развернулась. «Солдат Швейк, в бане». Ощущая такую же голимость собственной сущности, как моя «джинса». Думаю — тут же, оптово — покрылась крапивной стыдливостью. Всё, что я люблю — алое на щёчки, багряное на кончик носа и лоб, в бурую запятую. Зачесалась, засвербилась. Но редактортесса этого позора уже не получила. Жирно будет! И так сняла всё, до нитки. Включая, с трудами наращенную самооценку.
Бравым же шагом, покинула я юдоль передовой писательско-издательской мысли. И дёрнув дверь — от усердия и досады — дважды. Выпала в коридор с матюгами. Как и принято у отверженных гениев. За спиной удовлетворённо крякнули. Типа, «ну я так и думала — неуч и похабель!» Но мне было уже всё равно. И я двинула в кафетерий, на цокольный этаж. Уселась подальше от народа и затрансила по полной. Махом, без закуси выдула капучино и латте. Потом, попросила счёт. Потом, передумала и дозаказала рогалик с маком. Потом, крикнула, чтобы принесли рюмочку лафита. И ещё рогаликов — вкусные, заразы! Привлекая к себе слишком много плотского внимания, убедилась, что о возвышенном мне строгать вирши рано. И принялась обдумывать начерно канву дамского романа. Про это.
Спустя час, с хвостиком. Образовалась занятная горячая завязь — главный герой и три его женщины. Ещё через сорок минут, дам у героя стало пять. Прибавилось и эрот/моментов. Судьбина у мачо заветвилась — затрепетала несносными соблазнами, заколыхалась ранними разочарованиями. И вскоре, я поняла — «хватит, ему больше и не ослить». Хотя, желание набрать роту не покидало меня весь приступ вдохновения. Но твёрдая решимость удержаться в жанре реализма. А не сползти в ненаучную фантастику. Рвения утихорила.
Булошные крошки и осыпь маковая метались по столешнице. Липли к опустевшей рюмке, прыгали в декольте — каждый раз, когда кто-то входил, или покидал зальчик. Ураганный сквозняк пытался освежить мой временный быт и сценарий моей жизни. Но, увлёкшись развитием престранной фабулы, я не замечала потуг судьбы. «Слишком поздно спохватилась! Раньше надо было помогать, пока я не продала хватку и дерзкий слог порноиндустрии!» Мерещилось, в виде ответа, мне. Голова пылала, язык то и дело сушил губы, глаз промаргивался. От нетерпения и заботы — доказать миру, что могу! Ноут грелся и гудел, бармен вяло отслеживал съеденный трафик. Надо же где-то брать похабные детали — на то и интернет. А главный герой борзел и нагличал, в темпе vivo-vibrato-vigoroso. Короче, «девочки, кто последний, я за вами?»
Через три с полтиной, отправила на почту издательства демо-версию. Романа века! И к вечеру же — /поужинала, потрепалась с подругой, «про любофф», посмотрела сериал, теперь уже не ментовской, а напротив, романтически-сопливый /— получила рецензию. «Нас всё устраивает. Ждём продолжения. Пишите!» Изучила, насладилась откатом, выдохнула — наконец-то! — облако горячего пепла и кислотных паров. Огорчённо, но упокоенно подумала: «Блин. А я им — «Метаморфозы бродячей души. Размышления о вечном.» А они мне — «ждём продолжения». Намекают, что баб у олуха мало? Или постели ещё добавить? И что значит это «пишите»? Роман или на почту?..»
Рыскнула мозгой, в новом освоенном пространстве. И брякнула грозно, в «переслать» — «Непременно! Готовьте тиражи. Встречайте, буду!»
Завтра. Я планировала вновь посетить тефлоновую непригораемую редакторскую тётку. Чтобы она смогла — лично и доподлинно! — убедиться. «Обслуга — приходит и уходит. Дар — вечен!»