Аудиоверсия текста (прямая ссылка)
Четвёртого апреля 1968 г. снайперским выстрелом был убит Мартин Лютер Кинг –харизматичный борец с расовыми предрассудками, лидер движения за гражданские права чернокожих и лауреат Нобелевской премии мира. На следующий день в маленьком американском городке начался обычный урок в третьем классе начальной школы. Многие были в курсе случившегося, так что вскоре от одного из детей прозвучал неизбежный вопрос: «За что убили этого Кинга?» Вместо ответа учительница, Джейн Эллиот, сказала всем с голубыми глазами пересесть в отдельную часть класса и выдала им специальные повязки на руку. Затем она вышла к доске и сообщила, что дети с карими и вообще тёмными глазами намного умнее и аккуратнее. Чтобы это звучало убедительнее, Эллиот написала на доске слово «МЕЛАНИН» и объяснила, что это особое вещество, которое делает глаза тёмными, а человека умным. У кареглазых его много, поэтому они такие смышлёные, а у голубоглазых мало – потому они постоянно бездельничают, всё ломают и ничего не понимают. Кроме того, продолжила она, голубоглазые теперь должны пользоваться стаканчиками, когда пьют воду из питьевого фонтанчика. «Почему?» – спросил один ученик. «От них можно что-нибудь подцепить» – тотчас заявил другой.
Между детьми начал формироваться раскол. Темноглазые теперь сторонились своих бывших товарищей, принялись издеваться над ними и обзывать. Даже те из новой элиты, кто обычно были спокойны и меланхоличны, испытали прилив необычайного оживления. Они просто светились от радости и гордости. Напротив, ученики, попавшие в категорию второго сорта, заметно приуныли, замкнулись в себе и стали совершать глупые ошибки. Одной девочке всегда хорошо давалась математика, но только не в тот день: выйдя к доске, она сразу запуталась. «Типичная голубоглазка», – послышались голоса из класса. На переменах положение дел стало совсем некрасивым. Темноглазые всячески задирали изгоев, заставляли извиняться за то, что те лезут под ноги – и голубоглазые покорно извинялись.
На следующий день Эллиот поменяла роли, после чего организовала всеобщее примирение, объяснив, что именно произошло и как просто пасть жертвой предрассудков. Недоумение, стыд, гнев, слёзы и взаимные объятия – суровый апрельский урок бывшие ученики Эллиот вспоминают до сих пор. С теми же результатами он был сотни раз повторён во многих странах мира и служит нам лаконичным примером той легкости, с которой в голове индивида переключаются реле шаблонов восприятия. Легкое нажатие, едва слышный щелчок – и без каких-либо разумных причин свой становится чужим, более того, врагом, против которого восстают все спящие в нас агрессивные инстинкты. Уже базовых знаний человеческой истории достаточно, чтобы понять, что со взрослыми это происходит почти так же быстро и иррационально.
Внутри нас есть неиссякаемый запас ярлычков с надписью «Чужой» различной степени яркости, и требуется очень мало причин, чтобы наклеить один из них. Немного иной образ жизни, взгляды, увлечения, боги или способ им поклоняться, другое социальное положение, принадлежность к воюющим государствам, просто конфликт интересов, цвет кожи или цвет глаз – в сущности, это может быть что угодно. Как только ярлык оказывается прилеплен, то превращается в мишень, стягивая на себя негативную энергию индивида и искажая его восприятие. По своему устройству такой ярлык является стереотипом, то есть заготовленным заранее шаблоном познания. Когда мы относимся к темноглазым как к своим, то испытываем к ним преувеличенную симпатию и единение. С другой стороны, восприятие голубоглазых через призму стереотипа «Чужой» вызывает столь же преувеличенную и безотчётную антипатию, не объяснимую какими бы то ни было разумными основаниями.
Восприятие любого организма является стереотипным почти полностью, и само по себе это не проблема. Мы нуждаемся в когнитивных заготовках для скорости и экономии энергии, иначе не успевали бы реагировать на изменения окружающего мира, исследуя его каждый раз заново. Как и всё хорошее, однако, стереотипы способны давать сбой, если своевременно не обновляются и более не адекватны отражаемой действительности. В данном случае они дают сбой особенно часто, и чтобы разобраться в этом, необходимо ответить на ключевой вопрос: почему стереотип «Чужой» изначально толкает восприятие именно в сторону враждебности? Долгое время это связывалось с личными недостатками конкретных индивидов и обильным грузом культурных предрассудков. Всю историю человечества люди через посредство религий и социально-политических учений усваивали азбучную «истину», будто «Они» – это плохо, а «Мы» – это хорошо, и считали, что отличие является достаточным casus belli. Сегодня, соединяя наследие философии с изучением мозга, мы знаем, что корни искажений, порождаемых делением на «Мы» и «Они», залегают куда глубже культурных и прочих внешних влияний. Они покоятся в самом фундаменте психики homo sapiens, как и многих других живых существ, и имеют три главных эволюционных источника.
1.Защита ресурсов и территории. На протяжении миллионов лет и вплоть до самого недавнего времени наши предки жили в основном маленькими сообществами по 20-35 особей, и в любом случае их численность почти никогда не переваливала за 150. Каждая группа занимала свою территорию и порой перемещалась в поисках новой, но где бы она ни находилась в любой конкретный момент, там не было достаточно растительной и животной пищи для кого-то ещё. Чужак являлся конкурентом в борьбе за лучшие места обитания, он был угрозой выживанию, тем, кто не замедлит отобрать принадлежащее тебе вместе с твоей жизнью. В этом он разительно отличался от родных членов сообщества, которые могли делиться и делились, соединяли усилия в общих интересах, а также были намного доброжелательнее друг к другу, сознавая, что им предстоит вместе жить. Территориальность и идущая в довесок к ней враждебность к чужим свойственна бесчисленному количеству живых существ от насекомых, ракообразных и птиц до приматов. Те из них, кто слишком благодушно были расположены к гостям извне, умирали и отсеивались эволюцией, которая формировала поведение в сторону недоверия к чужим.
2. Защита от инфекции. Иммунная система человека содержит в себе огромную библиотеку чужеродных молекул (антигенов) и срабатывает при их попадании в организм. Вирусы, бактерии и грибы, однако, очень быстро эволюционируют, и установленной в нас защиты никогда не хватает, чтобы вовремя идентифицировать всех возбудителей. Внутри человека поэтому действуют механизмы иммунного обучения, которые с течением времени корректируют защитные датчики как при жизни индивида, так и внося изменения в геном популяции. Сообщество, живущее в определённом регионе, вырабатывает повышенный иммунитет к специфическим для него антигенам, но часто оказывается совершенно беспомощно против инородной заразы. От чего африканец почешется и почихает, европейца может в муках убить, как и наоборот.
Самый яркий исторический пример – это уже упоминавшееся ранее почти полное вымирание коренного населения Америки в ходе испанской колонизации. Не пуля или шпага обеспечили конкистадорам победу, а привезённая ими оспа. В 1520 г. население многолюдной столицы ацтеков Теночтитлана сократилось почти на половину от бушующей эпидемии этой болезни. Порядка 90% населения Ацтекской империи (современная Мексика) вымерло в течение последующих 50 лет от болезней, упав с 30 миллионов до 3. Даже обычный европейский грипп мог убить целую деревню до последнего человека. Не каждое столкновение с чужими оканчивается столь трагически, но природа выработала повышенную осторожность ко всему непохожему из-за опасности, которую могут представлять незнакомые антигены.
3. Защита целостности и стабильности группы. В каждом сообществе существуют относительно стабильные иерархия и распределение ролей. Конечно, везде случаются дворцовые перевороты и вспышки насилия, но в целом они представляют собой большую редкость. Приход в группу новых членов несёт угрозу статусу тех, кто там уже состоит, и может запустить новый виток борьбы за власть и перераспределение уже распределённых ресурсов. Более того, чужаки приносят с собой иные правила, взгляды и привычки, что способно подорвать единство группы, авторитет её распорядков и лидеров. Культура и её официальные стражи потому всегда пестовали недоверие к инородным обычаям и тем, кто их приносит.
«Чужие» и внегрупповое мортидо
У природы и культуры были все резоны, чтобы пропечатать в нашем мозге стереотипное деление мира на две условные категории черного и белого. Эта классификация обладает пластичностью и внутренним разнообразием – сотнями оттенков в пространстве между крайними полюсами. Внутри нашей группы есть те, кто к нам ближе, они как бы светлее, и те, кто дальше, ближе к чёрной части спектра. Среди чужаков имеются «более» чужие и «менее» чужие, те, кто постепенно перемещаются из черной части спектра в серую, и те, кто двигаются в обратном направлении.
Современные методы исследования мозга не оставляют никаких сомнений касательно врожденности структурирования реальности по принципу свой – чужой. Нейросканирование фМРТ показывает, что начиная с трёхлетнего возраста у человека автоматически активируется миндалина при демонстрации фотографий представителей других рас. Это происходит даже при предъявлении изображения ниже порога восприятия, когда человек не осознаёт, что вообще что-то видел. Миндалина же есть главный центр обработки угрожающей информации, который запускает реакции страха и агрессии. Более того, как дети, так и взрослые интерпретируют нейтральные лица представителей иных рас как более злые, чем нейтральные лица «своих». Фотографии, на которых «чужой» (причем не обязательно по расовому признаку) испытывает боль или находится в неприятной ситуации, вызывают намного меньший эмоциональный отклик, чем если это происходит со своим.
Каждый индивид со здоровым мозгом изначально предвзят в отношении тех, кого он классифицирует как чужих пропорционально степени их чуждости. Основания для включения или исключения из этой категории при этом могут сильно варьироваться. Для кого-то люди всех рас и культур есть часть огромной и дружной семьи, но вот националисты, гомофобы, бессердечные капиталисты или производители мяса – мишень для ненависти.
Кем бы ни был Чужой, но как только он попадает в эту категорию, то по законам присущей ей оптики подвергается сильным когнитивным искажениям. Он демонизируется, обрастает дискредитирующими мифами, его недостатки преувеличиваются, а достоинства умаляются. Подобно магниту Чужой притягивает к себе агрессивные инстинкты, являющихся неотъемлемой частью человеческой психики. Для их описания психоаналитики использовали термин мортидо, в противоположность инстанции любви, притяжения, влечения – либидо. Концепция мортидо появляется уже у самого отца-основателя Фрейда под именем греческого бога смерти Танатоса, противопоставляемого им богу Эросу как олицетворению любви. Поначалу Фрейд не хотел признавать, что эта тёмная сторона бессознательного обладает врождённым и самостоятельным существованием, но после Первой мировой войны он начинает смотреть на мир всё пессимистичнее, а сопротивление концепции мортидо прекращается. От самых горьких доказательств этой разрушительной силы он был избавлен, так как умер в самые первые дни Второй мировой войны.
Политические деятели и всякого рода манипуляторы издавна знали, что стереотип Чужого притягивает к себе агрессию. Как управлять группой? Как заставить её ненавидеть и бояться тех, кого нужно вам? Нужно убедить людей, что они чужаки, при этом желательно связав их образ с посягательством на ресурсы и территорию, с инфекцией и загрязнением, наконец, с угрозой внутренней целостности и обычаям. Именно это наиболее умелые манипуляторы делают сегодня, делали раньше и будут делать всегда. Если обратиться к самому масштабному примеру, то вся машина нацистской пропаганды Третьего рейха смогла обратить мортидо самой культурной нации Европы в желаемом направлении именно используя стереотип Чужого. Им удалось убедить народ в том, что евреи – не вполне люди, что они принадлежат к иной, низшей и враждебной категории живых существ. Они не такие как мы, и насилие к ним, утверждала пропаганда, не может считаться аморальным и оцениваться так же, как насилие к немцам, ведь не считается аморальным вытравить вредителей или прихлопнуть комара.
В своих речах Гитлер и Геббельс задействовали все три рассмотренные эволюционные угрозы, используя своё поистине демоническое инстинктивное чутье. Во-первых, они подчеркивали, что евреи подминают немецкую и вообще мировую экономику, отбирают рабочие места и обманом стягивают на себя капитал, – это удар по первому пункту, территория и ресурсы. Во-вторых, в описании евреев они с маниакальной последовательностью ассоциировали их с загрязнением, инфекцией и их источниками, называя чумными крысами, насекомыми, бациллами, грязными, нечистоплотными – и так далее. Именно такими, неопрятными и отталкивающими евреев показывали в пропагандистских фильмах, заставляя аудиторию испытывать физическое отвращение. В-третьих, акцент делался на распространении евреями губительных идей и порядков, которые разлагают умы и вносят хаос в общество.
Образ врага вообще широко используется властителями народов, поскольку даёт грубый, чреватый, но эффективный внешний выход для бурлящей внутри группы негативной энергии и тем самым предохраняет её. Связи в сообществе укрепляются, гармонизируются, повышается взаимная лояльность и послушание входящих в него членов, ибо возрастает их потребность друг в друге, дабы противостоять реальному или воображаемому противнику. Когда у группы нет врага, нет объекта для высвобождения агрессии, негативная энергия может обратиться внутрь и разрушить общность. Мировые державы с особой охотой пестуют образ врага в моменты кризиса для легитимации собственной власти и решения внутренних конфликтов. Так, США целенаправленно культивировали и гиперболизировали страх перед СССР во время Холодной войны. В совсем недавней истории подогреваемый Америкой страх перед терроризмом, Северной Кореей, Россией позволил её лидерам расширить собственные полномочия и укрепить позиции, а также консолидировать нацию путём предоставления внешнего выхода для страха и деструктивных энергий бессознательного.
Достигаемая таким образом сплочённость всегда даётся дорогой ценой. Люди играют с огнем, потворствуя самым древним и тёмным инстинктам, подчиняя им свои разумные и созидательные стороны. Общество начинает неумолимо скатываться в психопатологию и может закончить там же, где и Третий рейх, утащив с собой многие миллионы других, а при сегодняшних военных технологиях и весь мир целиком. Только усилие сознания способно противодействовать опасным иллюзиям стереотипа Чужого. Для этого мы должны целенаправленно применять свою способность суждения, выстраивать своё отношение к тем или иным явлениям действительности на её основе и не идти на поводу у вмонтированных в нас шаблонов восприятия.
«Свои» и внутригрупповое либидо
Мы уже имели возможность убедиться, что у природы были веские основания воспитать в нас враждебность к чужакам. В тех условиях это был грубый, но действенный ориентир поведения, и то же самое можно сказать о противоположном когнитивном искажении – стереотипе «Своего». Выживание видов homo, как и многих других на нашей планете, миллионы лет зависело от сотрудничества и взаимопомощи внутри группы. Мы должны были быть необъективно благодушными по отношению к своим детям, родственникам и затем соплеменникам, преуменьшая масштабы их возможной невыносимости или ограниченности. Такая предвзятость в сторону симпатии цементировала сообщество, снимала внутреннюю напряженность и повышала выживаемость. В силу пластичности человеческого сознания, «своим» для нас может стать что угодно – не только родное дитя или товарищ по социалистической партии, но и домашний питомец и даже любимый фикус в горшке. Как только мы наклеиваем на некий объект ярлычок «Свой», он тотчас окрашивается в розоватые тона различной интенсивности. «Своя рубашка ближе к телу», «в гостях хорошо, а дома лучше», – сотни пословиц и сентенций во всех языках отражают эту склонность нашей психики.
Иногда человеческий фаворитизм приобретает довольно жестокие обличия. Так, согласно исследованиям команды Ричарда Топольски, 46% женщин предпочтут спасти от смерти свою собаку, а не иностранного туриста. Что показательно, количество тех, кто выбирает собаку, падает по мере того как вторая возможная жертва становится более «своей». Уже 26% готовы пожертвовать незнакомцем, 16% дальним родственником, 2% бабушкой или дедушкой, 1% братом или сестрой.
Нормативное отношение людей к «своим», к группе, если выражаться фрейдистским языком, определяется силами либидо – повышенным уровнем взаимной симпатии, любви и притяжения. Этот доминирующий принцип мы наблюдаем внутри любых общностей, среди людей одного этноса, нации, религии или субкультуры, будь то вегетарианцы или любители определённого вида спорта. Ни одна группа не лишена внутренних разладов и противоречий, индивидов, враждебно настроенных против отдельных её членов; кроме того, в разные моменты времени степень её гармоничности разнится. И всё же несомненен тот факт, что члены всякой общности, если они видят себя её частью, испытывают друг к другу повышенную симпатию, не мотивированную ничем иным, кроме как самим фактом включенности в данную общность.
Если человек навешивает ярлычок «Свои» не на небольшую группу родственников или свою собаку, а на крупное сообщество людей, то становление частью этой целостности, отождествление с ней дарит ему ощущение прироста силы, уверенности и защищённости. Личные масштабы индивида как будто разрастаются. Желая сохранить названное эйфорическое чувство, человек тяготеет к преданности группе, он подчиняется её целям, ценностям и порядкам. Следствием этого является полный или частичный отказ от свободы мысли, чувства и принятия решений. Он послушно и радостно следует туда, куда идёт толпа, куда указывают лидеры группы и даже чувствует то же, что другие, уподобляясь органу группового тела, а не отдельному существу. Растворение личного начала оказывает приятное терапевтическое воздействие, снимает груз выбора, облегчает муку неуверенности, одиночество и напряжение, которое испытывает всякий человек, пробующий самостоятельно определить цели и маршруты своей жизни.
Сколь велик соблазн стать винтиком целого и сколь опасно это по воздействию на личность и общество хорошо иллюстрируется одним известным социально-психологическим экспериментом. Его провёл учитель истории Рон Джонс в 1967 г., который попробовал смоделировать фашистскую организацию и объяснить детям казавшуюся многим загадочной популярность такой системы. Он объявил ученикам, что решил создать общественное движение под названием «Третья волна», и в первый же день принял на себя роль авторитарной фигуры. Джонс начал наводить строгую дисциплину в классе и пестовать сплочённость. Ученики должны были вставать по стойке смирно для ответа на вопрос или чтобы его задать, начинать любое обращение с фразы «мистер Джонс», входить и выходить определённым образом. Он изобрёл жест приветствия, похожий на нацистский салют: правая рука, сложенная в чашечку, касается левого плеча. Вне занятий члены «Третьей волны» должны были здороваться друг с другом именно так, с чем все покорно согласились.
Уже на третий день эксперимент начал выходить из-под контроля, когда Джонс разрешил принимать участникам движения новых членов из других классов. С утра численность возросла с 30 до 43, к концу дня она составляла уже 200 человек, каждый из которых выполнял общие правила группы и здоровался с остальными подобием нацистского салюта. Ученики не только хранили верность принципам группы и дисциплине, но и начали ревностно следить за её нарушениями, докладывая об этом мистеру Джонсу. На пятый день он созвал общую сходку, на которой рассказал о реальном смысле происходящего и о ловушке, в которую они так легко угодили.
Опасности трайбализма
Когда человек включается в группу, то его индивидуальное начало деградирует прямо пропорционально той степени, до которой он лоялен ей и считает её своей, и обратно пропорционально уровню личной сознательности. Это и произошло с участниками Третьей волны, как и миллиардами людей до них. Они начали превращаться в замкнутую на себя систему «своих», одновременно и неизбежно противопоставляя себя миру «чужих». Их восприятие стало деформироваться, а объекты окружающего мира налились чёрно-белыми оттенками. Такая структура реальности может быть названа трайбализмом, поскольку она дробит социальный ландшафт на множество враждующих друг с другом племён. Описанные здесь психологические механизмы действуют далеко не в одних лишь сделанных по фашистскому образцу организациях. Они ближе к нам, чем кажется, и проявляются каждодневно в большом и малом. Достаточно выйти на улицу или набраться мужества и посмотреть, о чём рассказывают масс-медиа.
Но можно и сузить масштабы, заглянуть в любую социальную сеть, где, стоит только случиться какой-то трагедии в мире или кому-то обронить неосторожную глупость, тысячи случайных людей слетаются пировать на костях. Они мгновенно формируют виртуальную общность объединённых горем или азартом травли и наслаждаются единением в общей эмоции, повышающей чувство их собственной значимости мазохистской причастностью к чему-то большему. Одновременно эти люди с огромной радостью набрасываются на всех тех, кто посмеет отнестись к событию недостаточно почтительно или равнодушно, – так заявляет о себе переплетение либидо и мортидо. Мы постоянно наблюдаем образование фальшивых общностей, единственная цель которых состоит в симулятивном самоутверждении через реализацию этих древних инстинктов. Мы постоянно видим, как они вместе с их более крупными сородичами разлагают индивидуальное начало людей и редуцируют их до орудий регрессивных частей собственной психики, внешних сил и авторитетов.
Ключевой нейробиологический механизм, который за это ответствен, един для всех млекопитающих – это гормон и нейропептид окситоцин. Окситоцин регулирует формирование и поддержание любых положительных социальных связей: между матерью и ребенком, между половыми партнерами, между членами группы, между друзьями. Как только мы начинаем считать некое существо или группу существ Своими, он подстегивает искажения восприятия в сторону симпатии и привязанности. Одновременно с этим, что уже не должно нас удивлять, окситоцин повышает враждебность к Чужим, стимулирует внегрупповую агрессию и связанные со стереотипом Чужого искажения.
Что объединяет нацизм, социализм и идеологии традиционных обществ от кастовой системы Индии до средневековой монархической Европы? Они разделяют коренной экзистенциальный тезис – то, что групповая принадлежность индивида намного значимее, чем его личное начало. Индивид является для них прежде всего манифестацией, рупором и выражением определённой групповой идеологии и должен вознаграждаться или судиться так же, как его группа. Для нациста достаточно того факта, что человек еврей или принадлежит к другому неугодному народу, чтобы убить его. В Советском союзе миллионы отправлялись на смерть или в заключение потому, что принадлежали к классу «буржуазии» или были детьми «врагов народа», просто за рождение не в той семье. В Индии, если человек рождался в касте неприкасаемых, он был этим фактически приговорён к самому низменному труду, нищей жизни и презрению. Человек и его личная ценность считаются здесь производной от общностей, в которые он включен. О нём судят почти исключительно по его коллективной принадлежности, и в этой извращенной оптике реальность деформируется.
Таких примеров сотни, а вывод из них один: любое общество, подчинённое стереотипам Свой/Чужой, кормит самые кровожадные части человеческой природы, подавляет способности мышления и свободу. Оно с катастрофическими последствиями формирует ландшафт трайбализма – деление мира на предвзятые по отношению друг к другу хищные племена, мортидо которых направлено вовне, а либидо внутрь. Сегодня мы наблюдаем поразительное укрепление именно этой структуры реальности не только путем возникновения интернет-общностей и агрессивных субкультур, но и на глобальном уровне. С невероятной интенсивностью в США, но также в Европе и России ведутся баталии между различными идеологическими лагерями, глаза которых застланы двоякой предвзятостью. Их интерес состоит не в решении проблемы или выяснении существа дела, а в том, чтобы Свои победили, а Чужие проиграли.
Рождественское перемирие
Нельзя отрицать, что стереотип – это полезный инструмент, который может служить быстрому и экономному познанию действительности. Но он способен также заслонять и искажать её, делая наше поведение неадекватным, в особенности когда речь заходит о столь мощных врождённых категориях. Мы должны уметь противостоять влиянию стереотипов, целенаправленно и критически применяя способность суждения по отношению к целостностям, куда включены, и тем, кого считаем своими. Они могут быть кем угодно: родственниками или друзьями, единомышленниками или единоверцами, сопартийцами или соотечественниками. Мы оказываем дурную услугу как им, так и себе, охотно идя на поводу у ценностей и правил группы, смотря слишком благодушно на «своих» и переоценивая их.
Ещё опаснее, однако, чересчур поспешно клеить ярлык «чужого» и не сознавать изъянов собственного восприятия, поскольку это толкает нас в том же направлении, что нацизм и красный террор. Большинство так называемых «чужих» получили это наименование совершенно на пустом месте, по чужой указке или собственному недомыслию. Они не несут реальной угрозы, либо она существенно меньше, чем представляется. Вероятнее же всего, угроза эта если и возникает, то как раз из-за взаимной беспочвенной враждебности. Совсем немногое требуется, чтобы эти ярлычки слетели и воображаемый барьер был преодолён. История содержит красивый пример легкости, с которой это может быть сделано.
События, о которых идёт речь, произошли в самом начале Первой мировой войны, одной из тех войн, когда мировые державы рассчитались на Свой/Чужой и начали взаимное массовое истребление. В этом мраке было мало светлых моментов, но они случались. К 24 декабря 1914 г., в Сочельник, воюющие друг с другом британские и немецкие солдаты начали получать рождественские поздравления и подарки с родины. Все хотели хоть ненадолго закрыть глаза на ужасы войны и отдохнуть; учитывая обстоятельства, настроение царило хорошее. Солдаты начали петь песни, украшать траншеи гирляндами и заключать неофициальные перемирия по всей протяжённости Западного фронта. Сперва они договорились не стрелять друг в друга, чтобы забрать с ничейной земли между фронтами трупы павших. Затем они стали оказывать друг другу помощь в выкапывании могил. Наконец, только что убивавшие друг друга десятками тысяч немцы и британцы принялись вместе молиться, справлять Рождество и дарить подарки. Дошло до того, что они проводили футбольные матчи на пространстве между окопами и обменивались адресами, чтобы вести переписку после войны. Когда Рождество кончилось, офицерам пришлось из кожи вон лезть, чтобы под страхом смерти заставить их вновь убивать друг друга.
Рождественское перемирие есть прекрасный символ торжества того, что нас объединяет, над нашими различиями. Многих исторических и личных бед можно избежать по его робкому примеру: если пренебречь надуманной враждой между группами и отнестись к себе и друг к другу в первую очередь как индивидам, а не элементам коллективов, идеологий и организаций. Главное же, что нас объединяет, это всеобщий интерес научиться жить вместе и снизить накал племенной агрессии. Конечно, Свои и Чужие существуют объективно. Люди и культуры различны, и отрицать это, сваливать всех в один котел, мерить единым аршином – глупо. Нам следует не отказаться от этих категорий (это и невозможно, и нежелательно), а удостовериться, правильно ли расклеены сами ярлычки. Действительно ли «свои» и «чужие» являются таковыми и до той ли степени, что мы привыкли считать? Не используются ли они всякого рода манипуляторами, чтобы вопреки нашим и всеобщим интересам заставить нас служить одной группе и натравить на какую-то другую? Но даже если мы убедились в правильности собственных маркировок, важно осознать, а затем преодолеть неизбежно связанные с ними искажения, переплетение завышенных симпатий и антипатий. Противовесом здесь может быть только способность суждения, которая счищает с нас врождённые и приобретенные предвзятости и тем самым, через увиденную правду, делает маршрут движения по жизни более правильным.
Канал в Telegram // Instagram // ВК // Поддержать автора