Интервью для телеграм-канала «Психология эмиграции»
Красотой садов Этрета можно наслаждаться в их официальном Instagram
Где ты живешь и как долго?
Я живу в Париже. Переехала сюда в сентября 2017 года. Получается, что живу здесь почти 3 года.
Ты ещё до Франции долго жила да границей в детстве. Чувствовала ты, вернувшись в Россию, что чем-то отличаешься от сверстников? Легко ли было встроиться в их общество?
5 лет я жила в Канаде (с 14 до 19 лет), поэтому там прошёл очень важный период становления. Пока родители работали, я училась параллельно в трёх школах: канадской для общего развития, общения и языка; местной русской при посольстве для знаний (сначала в классе нас было двое, а потом осталась я одна. Детей в посольстве моего возраста не было) и в русской школе при постоянном представительстве РФ в Нью-Йорке экстерном, чтобы в итоге получить русский аттестат.
Я чувствовала, что сильно отличаюсь от сверстников, когда переехала в Канаду, и ещё сильнее отличаюсь, когда вернулась обратно в Россию. В Канаде мне казалось, что я менее самостоятельная, чем окружающие. Там все начинали работать ещё в школе, сами зарабатывали на свои хобби и путешествия, а некоторые даже копили на учебу. Благотворительность в школе была обязательной. Ты не мог закончить школу без обязательных часов благотворительности. Тогда нам это не очень нравилось, ведь это были сверхурочные часы. А сейчас понимаю, что это прекрасная инициатива для формирования привычки помогать. В школе не было никакого родительского комитета, а чтобы оплатить выпускной, мы все участвовали в достаточно профессиональной постановке мюзикла. Мы не были взрослыми, но мы были самостоятельными и независимыми. Ну а самое прекрасное, что мне подарил этот опыт — это межнациональное богатство Канады и возможность общения, кажется, со всеми национальностями мира.
Несмотря на положительные стороны, я всегда мечтала вернуться домой. По возвращении в Москву я столкнулась с тем, что даже на втором курсе все не такие самостоятельные, как дети в 10-11 классе канадской школы. Странным было наблюдать социальное расслоение по принципу заработка родителей. Людей фактически делили на категории. Ну и тут я уже поняла, что такое неосознанный расизм. Удивительно, как в Канаде люди находятся в постоянном поиске культурной идентификации, а в России будто её не замечаем.
Я чувствовала себя более свободной, чем остальные, ну или мне так казалось. Везде можно найти близких по духу людей. Поэтому в общество я встроилась очень быстро. Позже мои подруги мне говорили, что сначала не понимали, говорю ли я по-русски, якобы во мне было что-то канадское. Возможно, это была привычка всем улыбаться.
Сейчас ты живешь в Париже. Что тебе больше всего нравится в жизни во французской столице, а к чему пока не можешь привыкнуть?
Нравится свобода выражения французов, их независимость. Французы очень часто возмущаются, по поводу и без. К этому привыкнуть сложно.
Ты работаешь в очень необычном проекте — представляешь невероятно красивый архитектурный парк Сады Этрета в СМИ. Легко ли было найти эту работу? Заметила ли ты отличия в рабочих процессах России и Франции?
С основателем проекта я познакомилась ещё в Москве, и всё моментально сложилось. Было сложно совмещать мою интеграцию в общество и работу одновременно. Ведь есть ещё бюрократический момент, которым славится Франция. Всё очень долго и сложно с оформлением документов. Но это тянет на отдельный рассказ. Поэтому могу сказать, что спокойно стала себя чувствовать только через два года после переезда.
Рабочие процессы во Франции менее гибкие, чем в России. Ощущение, что люди реже идут на компромиссы и опасаются непроверенных методов в работе.
Сады Этрета поражают воображение каждого, кто видит их фотографии в интернете. Впечатляет, что архитектор разработал и реализовал проект с нуля, выкупив старинный дом с садом на высоком берегу нормандского побережья. Чем он вдохновлялся и легко ли реализовал свою задумку?
Архитектора зовут Александр Гривко. Он правда настоящий сказочник. При создании проекта он вдохновлялся окружающими пейзажами Нормандии: из растений сумел повторить очертания скал, закрутил их в водовороты, очень похожие на настоящие, даже воспроизвёл растения морского дна, в которых сидят наши знаменитые скульптуры эмоций Самюэля Сальседо.
Всё было реализовано очень быстро, буквально за два года работ. Единственные моменты задержки возникали при согласовании с местной мэрией, потому что мы находимся в природно-защищённой исторической зоне. Несмотря на то, что строительство шло на частных владениях, власти всё равно принимают активное участие в согласовании проекта. Именно поэтому им удалось сохранить исторический вид Этрета, который многократно встречается у Клода Моне и других импрессионистов.
Можешь ли ты сказать, что стала лучше понимать французов и их характер после трёх лет в Париже? Научилась ли тому самому l’art de vivre?
Конечно, я лучше понимаю французов. Не могу сказать, что научилась l’art de vivre, так как после московского ритма очень сложно перестроиться. Хочу отметить, что французы при всей любви к вину — работящие люди. Они все очень рано начинают свой рабочий день, продуктивно его проводят, но выходные для них — святое.
Я теперь тоже теряюсь, когда возвращаюсь в Москву, предлагаю встретиться друзьям днём в субботу, а в ответ могу получить «конечно, только мне надо сегодня поработать/ заехать в офис». Считаю, это дико непродуктивно. Это ломает систему не только для конкретного человека, но и для всех остальных. Окружающие понимают, что можно работать по выходным и это норма. Но норма для человека — это все же работать для того, чтобы красиво жить, а не наоборот:)
P.S.
Сейчас будет простая истина, но я вижу, что не все её принимают. Владение языком — это основной фактор безупречной интеграции. Это очень важно, никогда не жалейте времени и денег на языковое образование. До этого я свободно говорила на канадском французском (québécois). Французская классика, язык 18 века — это как раз база québécois, который потом эволюционировал в английскую сторону. Вы знали, что французы смотрят фильмы Ксавье Долана с субтитрами? Не понимают.
Во Франции многое мне пришлось выучить заново, потому что здесь повседневный и рабочий французский оказался совершенно другим.
