Жил он в маленьком кузбасском посёлке Голубёвка. А его картины стремились купить искусствоведы Лондона, Парижа, Будапешта и Праги, а также Монреаля, Нью-Йорка, Берлина. Но всех их ждал твёрдый отказ...
Иван Селиванов знавал страшную нищету в молодости, и в преклонном возрасте имел все шансы познать и роскошь. Но, кто же поймёт загадочную русскую душу? Этот художник согласился продать всего лишь две свои работы, да и то, не за рубеж, а в Российские музеи. Человеком же Селиванов Иван был до крайности странным, и судьбу имел необычную, особенно для художника.
Тот день.
В тот самый день, который стал впоследствии Главным Днём в его жизни, печник Селиванов Иван зашёл в сельский магазин. Время близилось к обеду. Продавщица – дородная румяная Валюха ничуть не обрадовалась покупателю, тем более, что она недолюбливала Ивана за его диковатый необщительный нрав. В глубине души, она даже побаивалась неразговорчивого печника, потому на всякий случай удалилась за ширму. «Авось и уйдёт» - решила про себя Валюха.
Иван молча топтался у прилавка, ожидая появления Валюхи. Взгляд его привлекла картина в новой резной раме, висящая слева от прилавка. Этой картины раньше здесь не было. На этом самом месте долгое время глаз радовал весёлый плакат с надписью: «Плавленый сыр – на любой вкус! Ваш Райпотребком!» Вокруг надписи реяли маленькие невнятные квадратики, чем-то отдалённо напоминающие плавленые сырки, и, в левом нижнем углу - женское лицо в косынке с белозубой улыбкой. Правда, самих плавленых сырков в магазине не водилось. Зато жители Голубёвки могли приобрести здесь макароны аж двух сортов, консервы «Бычки в томате», подсолнечное масло, хлеб (в первой половине дня), поваренную соль, иногда завозили сахар и муку и, даже, настоящую водку в бутылках с этикетками.
Теперь же вместо плаката висела большая картина. На картине этой изображён был стог зеленовато-жёлтого сена. Ровно окошенный луг в лучах заходящего солнца. Линия горизонта вдали. Над стогом маленькое розовое облачко.
Возможно, начальству из Сельпо показалось, что колхозникам гораздо полезнее взирать на стог свежего сена, чем на сырки. Доподлинно это неизвестно, но вот в том, что великая сила искусства в одночасье изменила судьбу сорокалетнего печника Ивана Селиванова скоро убедились все жители посёлка.
Валюха украдкой наблюдала из-за ширмы, как печник долго таращился на картину, а потом покачиваясь, будто пьяный пошёл вон из сельмага, так и не купив ничего.
- Чегой-то с им? Совсем подурел мужик, - подумала Валюха, поспешно запирая дверь своего заведения на долгожданный обеденный перерыв.
Художник.
Иван Селиванов родился в году 1907 в очень бедной крестьянской семье одной из деревень Архангельской области. Был он средним из трёх сыновей. И было ему 5 лет от роду, когда помер его батька. Спустя два месяца после похорон родила мать младшего брата. Есть было нечего. Вдова с тремя мальцами на руках отправилась скитаться по деревням и весям, - Христа ради просила милостыню. Весну, лето и осень до холодов скитались, а к зиме семья возвращалась в свою избёнку. Кое-как зимовали и весной вновь – шли побираться. Только тем и выжили.
Естественно, как только мальчишки доросли до хоть какой работы, сразу стали батрачить. Ваня с 7 годов пас коров. А в 17 – подался, что называется " люди".
Я рождён своею матушкой Татьяной Егоровной не для больших денег, не для роскошной жизни, а просто для жизни, как и всякое существо в природе. Вся моя жизнь, весь мой труд прошли задарма. А зачем – я и сам не знаю.
Так напишет позже в своей автобиографии художник Иван Егорович Селиванов.
Расставшись с матерью в 17, Иван больше её никогда не видел. Скитался и работал везде. Делал всё, что мог. А что он мог без самого элементарного образования в век индустриализации? Работал слесарем, кузнецом, сторожем, кочегаром, лучше всего получилось у него быть печником. Эта профессия и стала его кормить. Тогда он женился на простой девушке Варе. Поменяв несколько мест, супруги наконец нашли приют… на Марсе. Такое экзотическое название носил пригорок в посёлке Голубёвка. Иван выстроил дом на этом Марсе. Клал сельчанам печи, да ещё устроился обходчиком на железную дорогу. Хозяйством обзавелись и зажили неплохо. Пока…
До того самого дня, пока Ивану не попалась на глаза та картина в сельмаге.
В тот же самый вечер он объявил жене, что вознамерился стать художником. Варвара Илларионовна знала характер своего супруга. Был её Иван мужиком странноватым. Мог, например, долго сидеть вечером на крыльце, разглядывая звёзды или, того хуже - с курями беседы вёл. Из-за этих его выходок голубёвские бабы называли Ивана, за глаза конечно, колдуном. И, кто знает, не будь он отменным печником, может и погнали бы их с Иваном из Голубёвки. А тут - на тебе! Рисовать затеял. Этого ещё не хватало! Да, дело ли это для сорокалетнего то мужика? Эх, будь у них дети. Может и остепенился бы. Но детей Бог не дал.
А Иван меж тем и не думал отступаться от своего сумасбродства. Целые дни теперь, вооружившись карандашом, просиживал за самодельным мольбертом. Рисовал всё, что попадалось ему на глаза: ухваты, горшки, грабли, цветы, кур, котов и, даже, самого себя.
Во всём организьме буря поднялась, как в море. Захотелось рисовать самому.
Вспоминал художник Селиванов позже эти дни.
Варвара Илларионовна уж и пилила его, и совестила – всё без толку. По Голубёвке пополз слух – печник, дескать, совсем того - спятил.
А Иван нашёл объявление в газете о наборе самодеятельных художников в заочный народный институт имени Н. Крупской, и послал туда свой лучший рисунок, на котором изображён был воробей. Вскоре пришёл из Москвы ответ – извещение о зачислении.
Учился я искусству-творчеству без ограничения времени. Под предлогом, что будет и что получится.
Творчество.
И стал-таки Иван Егорович Селиванов настоящим художником. Учился живописи заочно, и в большей степени был свободен от всех канонов и правил искусства. Его картины невозможно забыть. На них изображены вроде самые обычные вещи или животные, люди, но его изюминка в том, что через обыденность, через будничное и привычное смотрит на нас вечность.
У селивановских животных человеческие глаза. Они понимают, чувствуют, слышат мир также, как люди.
Рисовал Селиванов сельские пейзажи, своё незатейливое хозяйство.
За 20 лет Иван нарисовал около сорока портретов жены своей - Варвары Илларионовны.
Когда умерла его Варвара Илларионовна целый год он ничего не рисовал – не мог. А потом изобразил кота с человеческим взглядом, полным невыразимой тоски.
Есть у него редкие картины крестьянских обрядов. Есть портреты, натюрморты, есть сюжеты известных кинофильмов. Всё, что ощущал и о чём мыслил Иван Егорович, о чём болела, душа его изливал он на холстах. С 40-ка лет и до последних дней своей жизни его согревала радость творчества. Всего им создано более 400 работ.
Искусствоведы называют Селиванова мастером наивного искусства. Это новое направление стало набирать силу как раз с середины 20 века. Началась урбанизация, индустриализация и прочая механизация. Люди в большинстве своём переселились в города, но осталась тоска по земле, по природе, по живой жизни во всём многообразии её.
Работы свои Селиванов не продавал. Это действительно редкий случай, но Ивану Егоровичу важен был исключительно сам факт творчества. Картины его выставлялись на международных выставках. Получили три Гран-при в Париже. Он же желал все свои картины собрать в одном месте. Так и случилось. Большая часть работ находится в Москве, и небольшая часть в краеведческом музее Прокопьевска.
Всю жизнь прожил Иван Селиванов в своём маленьком домике в Голубёвке, на пригорке, прозванным Марсом. Кормил кур, копался в огороде, питался в основном плодами родной земелюшки. Жил у него ручной петух. С этим то старым петухом изобразил его скульптор.
Похоронив жену, Иван Егорович жил какое-то время в одиночестве. Но годы брали своё. И настал такой день, когда старому художнику пришлось согласиться на дом престарелых в райцентре. Где он и умер 1 марта в 1988 году на 82-ом году жизни в одиночестве. Через 5 дней после смерти телевидение демонстрировало документальный фильм о его жизни. А в 1990 издательство «Молодая гвардия» выпустила большую книгу с репродукциями и дневниками. Книга называется просто «И была жизнь...»
Спасибо за внимание, уважаемый читатель!