Если честно, в тройке знаменитый ведущих популярной в перестроечное программы "ВЗГЛЯД" он для меня был самым неинтересным. Мне очень нравился Александр Любимов, я восхищался Дмитрием Захаровым, но Листьев –мне казалось, ему не хватало солидности. Так я думал. Я ведь не знал тогда, что именно именно эта несерьёзность, такая его нарочитая ребячливость, прямо- таки лезущая в глаза в отдельных передачах, она и делала его очень популярным человеком в стране.
Помню, что когда мы с моей коллегой из газеты «Московский комсомолец» Элиной Николаевой пришли в Останкино, чтобы брать интервью у легендарной троицы, у меня даже в мыслях не было спрашивать о чём –то Листьева, это я хотел предоставить как раз Элине, тоже очень смешливой по натуре, но вышло так, что после одного эпизода, в котором я показал себя не с самой лучшей стороны, единственный вопрос, который я задал, был задан мной именно Листьеву.
Вот как было дело.
Естественно, я понимал, какой уникальный шанс мне представился, и поэтому готовился к этой поездке всю неделю. Стоя дома перед перед зеркалом, я репетировал вопросы, которые хочу задать: "кто ваши родители?", "какое у вас образование?", "где вы учились?". Серьёзные вопросы. Были и несерьёзные: «кто вы по гороскопу?», "ваш любимый комик" и т. д.
Если честно, меня всего трясло от мысли, что я увижу легендарную тройку живьём. Наверно в душе я всё -таки был провинциалом. Я никак не мог побороть природную робость. Ещё бы! Это были едва ли не самые известные люди в стране на тот период! Как было с ними общаться? Какой тон выбрать, чтобы он оказался верным? Что говорить? Однако не только в этом было дело. Я ведь ещё очень хотел, чтобы меня заметили. И не просто, а так отличиться, чтобы меня после этого заметили и пригласили работать!
Наконец, когда запланированный день для встречи наступил, мы с Элиной поехали в Останкино. Всю дорогу я думал о том, как сделать так, чтобы меня запомнили. Какой -то чёртик во мне без конца повторял: "надо, чтобы тебя запомнили, надо, чтобы тебя запомнили..."!
С этой мыслью я и подошёл ко входу в Телецентр.
Пройдя с Элиной контроль на входе в Останкинский телецентр, мы направились в кафе, где была назначена встреча с командой «Взгляда».
Кафе, в котором нам назначили встречу, находилось в подвале телецентра. Спускаясь туда надо было по крутой лестнице с металлическими ступенями. Помню, я так сильно торопился, что чуть не пересчитал все их, поскользнувшись на верхней Хорошо, что Элина успела подхватить меня за руку и затем вела меня вниз под руку, как немощного старика, без конца надо мной хихикая. Я очень благодарен за это, поскольку она, кажется, не меньше моего тогда нервничала.
В кафе мы заняли единственный большой столик. Теперь уже точно было ясно, что моя нервная горячка точно передалась и ей, поскольку достав из сумочки шариковую ручку, она тут же её сломала. Глядя на две половинки ручки, мы с ней зашлись беззвучным смехом, не зная, что теперь делать. Я впопыхах вообще забыл взял ручку из дома.
- Чего ты лыбишься? – Ласково, как придурка спросила она меня. – Писать -то чем теперь будем?
Диктофоны для журналистов в то время были непозволительной роскошью. Я пожал плечами. Как -нибудь выкрутимся!
Внезапно появились взлядовцы. То, как они шли, было похоже на проливной дождь, революционные будни и суровые годы войны в месте взятые. От них хотелось укрыться, но в то же время радостно их приветствовать. Впереди шёл Дмитрий Захаров, за ним Владислав Листьев, замыкал шествие Александр Любимов. Все трое высокие, они нам казались титанами.
Сев за наш стол, все трое заявили, что хотят выпить кофе, так впереди у них почти трёхчасовой эфир. Мы попросили ручку, Любимов великодушно протянул нам фломастер, захваченный из студии.
Забыв начисто, что были журналистами, мы во все глаза уставились на на них. Ещё бы, и я, и Элина впервые видели легендарную троицу не на экране, а живьём. Не знаю, как для неё, для меня они выглядели, как четыре танкиста, семеро смелых и три ста спартанцев вместе взятых. У меня разбегались глаза. Первую минуту и я, и Элина не могли набраться смелости, чтобы раскрыть рта. Возникла неловкая пауза.
- Так что, мы будем пить кофе или нет? – Спросил Захаров, чтобы разрядить обстановку.
- Можно мы вас угостим? - Поднял я руку.
- О, тогда можете брать у нас интервью хоть каждый день! - Не остался в долгу Любимов.
Все засмеялись. А Элина ещё и посмотрела на меня тем особым образом, когда ты безошибочно чувствуешь, как тебе благодарны. Начало общения было положено, и я оправился за кофе. Знать бы тогда, что кофе в Останкино подавали в гранёных (!) стаканах, может, мой телевизионный путь и не был бы столь тернистым.
Захаров заказал: "мне только половину стакана", Листьев сказал: "и мне тоже половину". А Любимов крикнул: "а мне полный стакан и два пирожных!". Я обернулся и весело показал большой палец: нет, мол, проблем, сейчас принесу! Мне, в прошлом знакомому с общепитом, это было раз плюнуть!
В экстазе я даже не заметил стоящих невдалеке кипу подносов, приняв их за деталь интерьера. Две половинки кофе я отнёс нормально. Целый стакан кофе так жёг руку, что я едва мог терпеть. Буфетчица настолько обрадовалась, увидев знаменитых «взглядовцев», что не пожалела кипятка. Конечно, не неси я в другой руке тарелку с пирожными, может всё и обошлось.
Я терпел из всех сил и непременно бы дошёл до стола, где сидели взглядовцы, если бы Любимов внезапно не обернулся, и не спросил громко перед самым моим носом: "ну, где там мой кофе?!". От неожиданности я вздрогнул, кофе, плеснувшись, обжёг мне пальцы, стакан вырвался из рук, полетел вниз и разбился вдребезги, испачкав чёрными брызгами белоснежные штаны Любимова.
Воцарилась мёртвая тишина. Элина смотрела на меня, как Юлий Цезарь на Брута, стоящего перед ним с окровавленным ножом в руке – с болью в глазах. Любимов сидел с отвисшей челюстью, как Ахилл, у которого на одном уровне с пяткой чернела кофейная стрела. Выручил Листьев, который весело закричал: "на счастье!". После этого все, кто был за столом, натянуто засмеялись.
Сходив ещё раз за кофе, я, увидев на этот раз поднос, взял его, донёс полный стакан кофе без приключений, а затем рухнул на стул, замерев на нём, как убитый в спину предательским выстрелом. Суетилась уборщица, подтирая тряпкой разлитый кофе. Стреляной гильзой валялся на полу осколок гранёного стакана. Кто мог подумать, что желание угодить, воспитанная во мне советским временем, подведёт меня в таком месте!
Но то, что случилось - случилось, и надо было продолжать работу. Хотя сделать это было крайне тяжело. Я чувствовал себя жертвой заговора во дворце султана. Мне мерещились вооружённые кривыми ятаганами нукеры, ревнивые восточные женщины и кровожадные визири, только и мечтающие о том, чтобы подсыпать мне яд в стакан при всех, кто сидел за столиками. Конечно, они сговорились против меня, иначе, как это все объяснить?
Элина тем временем задала все нужные вопросы моим любимым ведущим –Захарову и Любимову. Листьева она оставила на сладкое. Краем уха я слышал, как она задала ему всего один вопрос:
- В прошлом, я знаю, вы были кандидатом в мастера спорта по лёгкой атлетике, бегали на тысячу метров и даже были чемпионом на этой дистанции, правильно говорю? Почему сменили спорт на журналистику?
- А кто сказал, что в журналистике нет ничего от спорта? – С улыбкой откликнулся Влад.
- Да уж, здесь побегаешь, - кивнул Захаров.
- И попрыгаешь, -подтвердил Любимов.
- Кстати, то, что я занимался спортом, мне здесь очень помогает. –Проложил Листьев. - Я тренированный человек, закалённый в различных соревнованиях. А на телевидении как нигде требуются и выдержка и терпение. Вот сейчас мы пойдём на эфир, который будет длиться три часа! Вспотеешь, как говорится. После этого мы ещё не разойдёмся, а пойдём каждый заниматься своими делами. Приходится сидеть на ночных монтажах и так далее. Но мне нравится такая жизнь, порой кажется, что я бы и не смог уже по –другому.
После того, как Листьев ответил, Элина толкнула меня локтём мол, давай, твоя очередь. Я совершенно не был готов к тому, чтобы о чём -то его спрашивать. Допустим, Любимова бы я спросил, почему он не пошёл по стопам отца и не стал разведчиком. У Захарова я бы поинтересовался, откуда у него такие энциклопедические знания. Но Листьева…
И тут я вспомнил, как перед самым отъездом ко мне подошла руководительница отдела «Комсомольской жизни» Наталья Ефимова и попросила:
- Пожалуйста, спроси Листьева, помнит ли он своё первое комсомольское поручение? Нам для воскресного выпуска пригодится.
Не имея другого вопроса, я задал этот единственный, имеющийся у меня в запасе.
Неожиданно он вызвал за столом целую бурю эмоций. Захаров едва не поперхнулся кофе, Любимов, забыв, кажется, о злосчастном инциденте, захохотал так, что в кафе стали на нас оборачиваться. Листьев, наклонив голову, начал смущённо улыбаться, вспоминая что -то.
- Спорю, он тискал комсомолок. - Предположил Любимов, - и делал это без поручения.
- Да, и причём с удовольствием! - Пробулькал, улыбаясь, Захаров.
- На самом деле, я очень хорошо помню своё первое комсомольское поручение, - улыбнувшись в усы, сказал Листьев. Дело было осенью. Нас только что приняли в комсомол и поручили собрать макулатуру. Мы ходили по домам, стоял октябрь, и уже было холодно. Люди неохотно давали газеты, журналы, старые книги, потому что за двадцать килограммов макулатуры в любом пункте вторичного сырья можно было поучить талон на приличное издание Стендаля, Жорж Санд, Жюля Верна или Гюго. Короче, для плана нам не хватало макулатуры. Тогда одна девочка предложила зайти к ней домой. Мол, там у неё полно всякого бумажного хлама. Мы зашли. Посидели, выпили чаю, наелись всяких вкусных бутербродов, забрали кипу старых журналов, газет и пошли с этим в школу. План то по сбору мы, кажется, выполнили, но самое интересное было впереди. Вечером звонит мне эта девочка и кричит в трубку: Влад! Ужас! Надо срочно отыскать ту кипу журналов, которую мы отнесли в макулатуру. "В чём дело?" спрашиваю. Да понимаешь, говорит, там в одном журнале папа от мамы деньги спрятал. "Много?", спрашиваю. "Двадцать пять рублей". Вы же представляете, что такое в советское время эти деньги? Четверть месячной зарплаты! Прибежали в школу - а там вся лестничная клетка с чёрного хода завалена макулатурой! Гора бумаги. Искали часа полтора, не меньше. Всё перерыли. Пылюка страшная! Кашляли, ругались не по -детски, чихали...
- Нашли? - Спросила Элина.
- Ага. Я по шпагатам верёвочным узнал ту пачку...С девочкой потом мы, кстати, очень хорошо дружили, причём довольно долго. Так что я очень хорошо помню своё первое комсомольское задание. Спасибо за вопрос!
Влад, улыбнувшись, посмотрел на Элину. А та улыбнулась ему. И все, переглянувшись, начали улыбаться. Даже Любимов и тот заулыбался во весь рот. Я один сидел с грустным видом. Мне было не до смеха. Из –за разбитого стакана с кофе.
Однако дело было сделано. Меня запомнили. Хотя и не самым лучшим образом. Из –за этого, помню, я тогда не смог попроситься в их команду. (В отличии от меня, между прочим, Элине Любимов предложил в тот день сотрудничество).
Но зато эта встреча помогла мне устроиться на работу в информационную службу Третьего телевизионного канала. Я использовал наш с Элиной декадный пропуск на телевидение с максимальной пользой. Так я стал работать на Московском канале, где за короткое время был признан лучшим репортером.
Примерно год спустя, проходя по Телецентру, я столкнулся на лестничной клетке в Листьевым и Любимовым. Они стояли и разговаривали. Я поздоровался. Влад узнал меня, Любимов сделал вид, что меня не помнит. И тут Влад неожиданно предложил у них работать. У них оказывается не было корреспондента, чтобы отправить его в Латвию, где в то время происходили серьёзные события. Я немедленно согласился.
Так началась моя работа во «Взгляде», которая продолжалась шесть лет до смерти Листьева в 1995 -ом.
1 -го марта 95 -го года, вскоре после того, как Листьев был назначен генеральным директором РТР, его убили нанятые кем -то киллеры в подъезде его собственного дома.
Прошло двадцать пять лет, но фамилия заказчика убийства до сих не названа.