Интервью Джона Киркпатрика для журнала «Америкэн Моррис Ньюслеттер», номер 23/1 (весна 2000 года).
__
Перевод с английского выполнен Миладой Леоновой под редакцией Андрея Елагина специально для Happy Kelpie.
«Шропшир Бедламс» (Shropshire Bedlams) и «Марта Роденс Таппенни Диш» (Martha Rhoden's Tuppenny Dish) стартовали в 1975. В 1979 меня попросили написать статью для журнала «Английская народная песня и танец» о том, как мы начинали и откуда все это пошло. Статья называлась «У границ безумия» и позднее была переиздана «Братством морриса» в одной из их брошюр о приграничном моррисе. К моему собственному изумлению, по сей день я полностью разделяю все, о чем тогда писал, а главное — как я тогда это писал. Так что если вы знакомы с исходной статьей, возможно, часть того, о чем я собираюсь рассказать сейчас, не будет вам в новинку.
День сегодня исторический (не уверен, что я когда-нибудь захочу повторить эту лекцию), так что я собираюсь в деталях побеседовать о том, про что когда-то писал в своей статье, и особенно подробно — о нашей музыке и танцах.
Раз уж в основе столь многого у нас, «Бедламов», лежат мои личные взгляды и достижения, в рассказе мне никак не избежать постоянных «я» и «мы». Всем нам хочется порой почувствовать свою значимость, но в таких масштабах я к этому не привык.
Ладно, прелюдии в сторону — приступим!
Я занялся приграничным моррисом, оттого что в 1973 году переехал в Шропшир. Мы с моей тогдашней женой Сью — Сью Харрис — перебрались в деревушку Астон-на-Клане на юго-западе графства. Поскольку мы оба увлекались народной культурой, немедленно заинтересовались и взялись разведывать, что за песни, мелодии и танцы были в ходу на этой земле, и очень скоро наткнулись на доселе неизученную разновидность морриса.
С двенадцати лет я танцевал моррис в составе команды «Хаммерсмит Моррис Мен» (The Hammersmith Morris Men). Признаться, в ту пору я был просто одержим моррисом! Все свободное время я проводил в библиотеке Воана-Уильямса, выискивая любые сведения о котсуолде — том стиле, которым мы занимались наравне со всеми в те дни. Временами доводилось наблюдать, как команда танцует северо-западный моррис, изредка мы могли покуражиться и позволить себе пару танцев в стиле личфилд, но все остальное время это был котсуолд и ничто иное. С приграничным моррисом я был совершенно незнаком. Я слышал, что танцоры из разных команд собираются под рождество и пляшут иные танцы, но сам я отродясь их не видал.
Чтобы быть совсем точным, почти не видал: пару раз мне все же довелось углядеть, как команда из Чингфорда исполняет свою версию танца с палками под названием Upton-on-Severn. Джофф Хьюс адаптировал его для котсуолда, и множество команд позднее переняли его вариант. Исполняли его под ту замечательную мелодию, что Мод Карпелес приложила к своему описанию танца в журнале EFDSS — хотя я до сих пор в толк не возьму, с чего ей взбрело в голову, что к танцу, который испокон веков исполняли под хорнпайп, отлично подойдет шотландская джига из североамериканского Вермонта. Но в любом случае, парни из Чингфорда танцевали этот моррис исключительно по-котсуолдовски, а я всегда с подозрением относился к ним и ко всему, что эти ребята делают, поскольку они не носили шляп.
Вторым примером приграничного морриса на моем опыте был танец Brimfield на мелодию Cock of the North, который Хью Риппон подхватил где-то и преподал нам в ранние годы «Хаммерсмит». Исполняли мы его нечасто и скорее почитали за забаву, нежели за серьезный танец.
За исключением той группы, что танцевала под рождество, насколько мне известно, никто больше всерьез не занимался приграничным моррисом.
Итак, с чего все началось? Чего я не делал категорически — так это не собирал фольклор и не проводил собственных научных изысканий. Сейчас я об этом немного жалею, но в то же время четко сознаю, что подобная деятельность меня бы здорово затормозила. Я не мог позволить себе промедления из-за нехватки информации. Открыто признаю, что я находился в неоплатном долгу перед теми, кто провел необходимую работу до меня, и я не считал себя достойным топтать проложенные ими священные тропы. Поэтому все, что я сделал — это охватил так много источников из библиографического списка к статье Кристофера Коута от 1963 года, как только мог. У меня были заметки Роя Доммета о моррисе (я вооружился ими, хотя и не уверен, что должен был), в частности, работа под названием «Другой моррис», в которую вошли описания нескольких приграничных танцев. И наконец, под рукой у меня оказался «Справочник морриса» за авторством Лайонела Бейкона.
Еще одним важным источником стала для меня музыкальная коллекция Сесила Шарпа. В наших краях он записал несколько отменных мелодий. Особенно хороши те, что Шарп перенял от Джона Лока, цыгана-скрипача, о ком он ранее прослышал в Леоминстере. Мелодии Джона Лока стали отличным подспорьем в развитии стиля, за который мы взялись, о чем я еще отдельно скажу дальше.
Со всеми этими источниками теперь у меня под рукой было достаточно данных, чтобы воссоздать несколько танцев, а сверх того — пачка отсылок к другим, еще неосвоенным, но, судя по описаниям, все они безбожно разнились между собой в фигурах, шагах, размерах и форме сетов. Upton-on-Severn исполнялся на двойных шагах, большая часть прочих - на простых, кроме того, упоминались пробежки, перетаптывания и прыжки. Поэтому первое, чем я решил заняться — это выработать собственный стиль и распространить его на все имеющиеся описания движений и фигур — вместо того, чтобы стараться исполнить каждый танец «правильно» или же создавать что-то синтетическое на базе разных стилей, в которых, согласно оригинальным описаниям, надлежало исполнять разные танцы.
Задолго до того, как я покинул «Хаммерсмит», я решил для себя, что единственно верный путь освоения морриса — всегда придерживаться в танцах одного-единственного стиля. Я считаю, что чем меньше приходится размышлять над тем, что надо делать, тем дальше удастся продвинуться и скорее преуспеть на данном поприще. Следовательно, если придерживаться одного танцевального стиля, не придется постоянно занимать мозг размышлениями, в какой манере следует исполнять тот или этот танец, как надо двигаться или шагать. Сосредоточившись лишь на фигурах танца и их последовательности, путем регулярных тренировок можно быстро добиться успеха. Сегодня эта идея уже не нова, и на самом деле предельно ясно, что исконные народные танцоры вовсе не исполняли свои танцы в тех или иных манерах и стилях. Они просто танцевали — и все.
Что касается приграничного морриса - я горел желанием создать стиль, непохожий на «очередной котсуолд». У меня появилась блестящая возможность совершить революцию в моррисе. Я точно знал, что я люблю, что не люблю, я хотел создать нечто принципиально новое, и удача мне в этом улыбнулась.
Shropshire Bedlams на фестивале в Сидмауте в августе 2017 года.
Да, по большому счету, «Шропшир Бедламс» танцуют так, как нравится лично мне. Но, думаю, это мало что вам говорит, так что я попробую разъяснить все по порядку.
Начать мне стоит с Хью Риппона, человека, который основал «Хаммерсмит» и обучал меня моррису. Не могу представить лучшего способа влиться в моррис, нежели стать учеником Хью. В ту пору ему было за двадцать, он был бодр, горяч и полон сил; блистательный, отменный танцор, Хью мастерски разбирался в своем предмете и умел доходчиво и остроумно его преподать; в меру дерзкий и отчаянный, он не чурался обходить или слегка менять правила в угоду моменту, чтобы добавить красоты, подчеркнуть движение или жест и усилить воздействие на зрителя. Хью был одержим танцами и стремлением довести их исполнение до совершенства. Никто в целом свете не мог обеспечить мне лучшей подготовки.
Вдохновленный его подходом, я привык ставить под сомнение общепринятые нормы и не принимать никакие правила на веру. Поначалу у меня возникли большие проблемы с контрдансами. Отчасти так происходило из-за моих тогдашних сложностей в общении с девушками, но во многом и потому, что меня безумно угнетали танцы на простых прогулочных шагах. Тогда (как, впрочем, и сейчас) они казались мне запредельно, кромешно унылыми, бессмысленными и бестолковыми, и, если честно, просто убивали меня. Я хотел танцевать живо, выразительно, с огнем в крови, и тупое прохождение фигур совершенно точно не имело к этому ни малейшего отношения.
Я стал пытаться танцевать медленнее, чтобы красиво исполнять все движения и шаги, и чем сильнее я выделывался, тем больше мне приходилось замедляться. Это впечатление от контрдансов меня не покинуло, и отчасти теперь я вкладываю его и в моррис. Ты сможешь выполнить движение во всей полноте и красоте, только если уделишь ему должное время. Высокая скорость танца слишком сильно ограничивает. Я хотел танцевать медленно.
Мне всегда нравилось, как исполняют моррис в Чиппинг Кэмпдене. Они всегда пляшут размашисто, забирая так много пространства, как более нигде в котсуолде. Они вытанцовывают неторопливо, на очаровательных шагах вприпрыжку; у них самые большие сеты из всех в котсуолде; и они отлично распоряжаются отведенным танцу временем и пространством. И наконец, они благосклонно терпят запредельный выпендреж одного из своих участников по кличке «Нескорый Харрис» или что-то в этом духе, который двигается вдвое медленнее всех остальных! Мне было по душе все, что связано с этими парнями, а главное — что они были неповторимы и неподражаемы. В самом прямом смысле: танцы их выглядели отменно и, я уверен, были столь же приятны в исполнении, но команда очень ясно давала понять, что эти танцы являются их исключительной собственностью и не предназначены для свободного пользования. И я это всецело одобрял.
Танцоры из Бамптона тоже производили яркое впечатление — не столько благодаря танцам, хотя в составе команды были действительно отменные танцоры, но в силу несколько хулиганского ореола, что их окружал. Среди прочих танцоров морриса больший ажиотаж вызывал тот факт, что бамптоновские никогда не танцуют по книжке. «Никогда не знаешь, что Бамптон нынче учудит!» — говорили о них. Сами бамптонцы насчет слухов не переживали, они вполне свыклись со своей репутацией. В них не было ни манерности, ни пафоса, ни жеманства. Они просто выкрикивали название танца — и немедленно начинали танцевать.
Моррис не нуждается в словах. Я считаю, что чем больше речей предваряют танец, тем слабее будет впечатление от него. В нашей жизни слишком много болтовни. Нам в головы постоянно что-то вбивают, в современном обществе требуется думать над каждым своим словом, а потому я считаю, что если есть возможность показать что-то людям под флером тайны, неизреченного волшебства, нужно приложить к этому все силы. Моррис дает возможность нарушить привычный ход вещей, вытолкнуть людей из их привычного окружения. Это идеальный уличный театр. Вы внезапно сталкиваете зрителей нос к носу с вещами, к которым они не привыкли, которых они, быть может, никогда доселе не встречали. Но чем более подробными разъяснениями вы предваряете свое выступление, тем безнадежней отнимаете у них возможность увидеть его таким, как оно есть. Это все равно что рассказывать историю песни, до того как ее спеть — просто бессмысленно. Классический прием в шоу-бизнесе — «заставь их хотеть большего». Думаю, мы должны вызывать у зрителей эту жажду - узнать, кто мы, что мы делаем, откуда это и зачем - но необходимо добиваться, чтоб они сами задавали вопросы, а не разъяснять им это все просто так. Если есть что-то хорошее в том, что мы делаем, оно должно быть хорошо само по себе, без лишних слов вроде:
«Почтенные дамы и господа, вас приветствует моррис-команда из Западного Малверна, мы исполняем танцы доброй старой Англии! В этот погожий и светлый день мы явились, чтобы осенить вас доброй удачей морриса, отогнать от вас злонравных духов, наполнить ваши пашни и чрева ваших жен, дабы принесли они щедрые плоды. Так что держитесь своих спутниц, друзья, дабы приобщиться к данному им благословению, ибо черные печати наших поцелуев даруют им процветание и изобилие на весь год вперед. Во время танца мы пройдем между вами с нашей счастливой моррис-шляпой в руках, чтобы вы смогли обеспечить себе свою долю чудесной моррисовской удачи. Программу нашего выступления длиною около получаса составят традиционные танцы с валлийской границы - исполненные, разумеется, в нашей уникальной, неподражаемой манере, почтенные дамы и господа! Мы начнем с нашей версии Upton-on-Severn, старинного танца с элементами палочного боя из городка Аптон-апон-Северн в Вустершире, и чтобы показать, что мы идем в ногу со временем, мы исполним его под совершенно не соответствующую танцу мелодию из Соединенных Штатов Америки. Маэстро, музыку! Парни, прошу на позиции, мы начинаем…»
Если сходу перевести это на нормальный язык, получится что-то вроде: «Я старый напыщенный пустобрех с зашкаливающим самомнением, я без ума от собственного голоса, но увы, мне совершенно нечего вам сказать, так что — лишь бы хоть как-то почесать свое раздутое эго — я буду просто расхаживать перед вами взад и вперед часами напролет, пока собираю всякую чушь с потолка».
Просто быть там, просто брать и делать то, что мы делаем — намного более эффектно, нежели пустые, бестолковые самопрезентации подобного толка.
Это наводит меня на мысли о шутах. Должно быть, где-то существуют действительно хорошие шуты, но, как мне кажется, это чрезвычайно тонкая и деликатная работа, и я не припомню, когда в последний раз я видел по-настоящему убедительную шутовскую игру. Так или иначе всегда ощущается какое-то смущение, скованность, которая мешает выполнению задачи. На одном из фестивалей Общества английской народной песни и танца в Альберт-холле как-то выступал коллектив, исполнявший итальянские народные танцы. По сути совершенно простецкие, эти танцы исполнялись в оригинальной манере: каждая пара танцевала одни и те же фигуры по-своему, с собственными украшениями и вариациями, что добавляло выступлению немалую толику разнообразия и случайности, но при этом совершенно точно это был один и тот же танец. Он был полон веселых ужимок и гримас, дружелюбных подколок, подковырок и тычков, постоянного толкания локтями и задницами - ребята, что его исполняли, были безоглядно, бессовестно веселы и производили совершенно очаровательное впечатление. Рон Смидли, продюсер фестиваля, приглашая команду на сцену, предварил их выступление словами, которые я никогда не забуду. Он сказал: «Представить этот коллектив я могу лишь через высочайший комплимент, какой только может прозвучать в адрес ансамбля народного танца - это назвать их сборищем шутов!» Эта команда воплощала собой идеальный ответ на все мои сомнения насчет шутов: все они были шутом. Каждый из них в любой момент времени мог внезапно откаблучить что-то свое, вне общей архитектуры танца, и это было прекрасно. Идеально. Это было именно то, что я хотел внедрить у нас, в «Шропшир Бедламс».
К слову, размышления на эту тему помогли мне выработать основной шаг для наших танцев: два одинарных шага (один такт), затем один двойной (один такт). Другими словами: раз-подскок, два-подскок, раз-два-три-подскок. Это из-за нашего основного шага мы не носим щитки с бубенцами на голяшках. В наших танцах нет движений, как в котсуолде, когда в подскоке свободная нога выбрасывается вперед, чтобы звякнуть этими бубенцами, ну и в конце концов, я изо всех сил старался придумать что-то оригинальное, непохожее на котсуолд, так что вместо плотных щитков у нас одиночная тесьма с бубенцами, которая проходит под коленом и завязывается сзади на простой узел, так чтобы свободные концы свисали — каждый длиной около 20 см, и на каждом — по три бубенца. В подскоках у нас свободная нога не выбрасывается вперед, а наоборот, закидывается назад. Никто в моей команде никогда не занимался моррисом прежде, так что освоить шаги и специфическую манеру исполнения ни для кого не составило проблемы. Сложности были только у меня, поскольку я привык все делать по-другому. Позднее к нам примкнуло еще несколько ребят с опытом в котсуолде, и у них ушло несколько месяцев на то, чтобы переучиться.
Нет никаких указаний на то, что в основе приграничного морриса лежал именно такой шаг — да и вообще где бы то ни было. Я его просто выдумал. Он несложный, не замысловатый, но требует определенного пространства и времени на исполнение, в связке есть мягкие акценты на сильные доли и своя определенная, плавная динамика, но никаких резких скачков вроде тех, что встречаются кое-где в котсуолде.
Я уже говорил, что мне нравится танцевать медленно. Непосредственно перед тем, как мы стартовали, поднялась первая волна интереса к английской деревенской музыке — т.е. традиционным английским мелодиям, которые исполнялись традиционными английскими музыкантами в традиционной английской манере. Первые записи этого материала как раз вышли в свет и указали нам, как играть мощную ритмичную музыку с простыми мелодиями и равномерным темпом. В полевом материале таились отголоски стиля, не похожего ни на что в исполнении известных музыкальных групп под крылом Общества английской народной песни и танца. Взять этот стиль игры, наложить его на мелодии Джона Лока из коллекции Сесила Шарпа — и все, лучшей музыки для танцев нельзя и придумать! Сущее пение ангелов!
Про костюмы. У нас были цилиндры, украшенные длинными перьями. Я всегда хотел танцевать в цилиндре: он сразу придает мужчине значительности, а вдобавок — еще и роста! Благодаря шляпам всем казалось, что мы команда настоящих гигантов, что я почитал за комплимент, но никому не признавался, что на самом деле все совсем не так. Для украшения мы выбрали перья, поскольку в зимнее время цветов не достать, а перья доступны круглый год. По большей части мы придерживались правила использовать перья птиц только местных видов. Крепить на шляпу целые крылья не разрешалось. Помнится, один из первых участников команды как-то настоял на том, чтобы ему разрешили прилепить на шляпу пару гусиных крыльев. Сам он росту был небольшого, а крылья — довольно громоздкие, так что в сумме все выглядело весьма нелепо. На его беду, как-то раз во время танца шляпа слетела с его головы, и пока он сумел до нее добраться, крылья с нее куда-то загадочным образом упорхнули.
Так же мы не носим на шляпах никаких значков и наклеек. Не понимаю, почему столь многие это делают; как по мне, это выглядит дешево и разрушает тайну нашего общего дела и личности. Когда мы не в костюмах, мы так же ничем не выдаем того, кем являемся; у нас нет командных значков, футболок или толстовок. Мне кажется важным поддерживать этот загадочный ореол вокруг нас, и, опять-таки, не делиться с людьми информацией без спроса. Пусть ими правит любопытство.
Мы носим пиджаки, обшитые ленточками — они зрительно увеличивают габариты хозяина и чутко откликаются на каждое его движение. Мы черним лица и шеи до самого воротника, а также тыльные стороны ладоней. Мне кажется, что так образ выглядит более цельным, нежели когда розовые пятна проглядывают там и сям (да, мне нравится выглядеть жутковато). Так же у нас есть строгое правило никогда и нигде не снимать наши шляпы, даже в церкви — не только потому, что это выглядит глупо (особенно если под шляпой прячутся залысины), но, опять-таки, потому что это отвлекает от того, кто мы и как выглядим в моррисе. Это разрушает волшебство.
Мы носим синие джинсы и белые кеды или кроссовки. Все началось с того, что как-то раз, когда мы готовились к нашему первому выступлению на людях, один парень заявился в новеньком пиджаке с лохмотьями и цилиндре, которые он напялил поверх того, во что был одет в тот момент — джинсы и кеды. И оказалось, что все вместе выглядит потрясающе. Традиционный народный верх и современный низ. Я твердо знал, что не хочу, чтоб мы носили бриджи или белые штаны, как принято в котсуолде, но это сочетание элементов костюма попало в десятку: древние таинства, прочно укоренившиеся в современных реалиях. Я удивлен, что среди всего, и хорошего, и плохого, что я слышу в наш адрес, наши джинсы упоминаются нечасто. Я рад и горд, что мы танцуем в джинсах, поскольку, насколько я знаю, больше никто так не делает. Лучший отзыв насчет наших джинсов, что я слыхал, высказали пару лет назад, когда один из наших ребят в одиночестве шел по городу нам навстречу и повстречал парочку молоденьких девчонок. «Эй ты, и не стремно тебе ходить по городу в таком виде?» — осведомились они. Со временем учишься пропускать подобные подколки мимо ушей — особенно когда бродишь один; и, надо сказать, повстречать нашего брата в одиночестве разгуливающим по улице при полном параде — случай редкостный, поэтому парень не стушевался и мужественно ответил: «Нет, нисколько не стремно!» — «Что? В таких-то клешах?»
Мы никогда не появляемся на публике полуодетыми или полураздетыми - например, когда перемещаемся с места на место. Мы внезапно возникаем из ниоткуда в полном боевом облачении, проносимся набегом и также внезапно исчезаем. Пусть они гадают.
Shropshire Bedlams
Наш наряд располагает к определенной манере танца. Мы носим бубенцы не только на ногах, но и на руках — с внешней стороны руки по двадцать штук на каждой — и чтобы заставить их заливаться звоном, мы произвольно размахиваем руками, трясем, вращаем ими, если возможно - все для того, чтобы ленты, пришитые к пиджакам, развевались без конца. В паузах мы прокручиваемся на месте, а иногда и на бегу — не только для того, чтобы украсить танец, но и чтобы привнести в него столько шума и действа, сколько возможно. «Бедламы» много орут и вопят — отчасти от восторга (что совершенно нормально и естественно), а отчасти чтобы подзадорить друг друга и впасть в неистовство. Я не люблю полумер, мне нравится быть на пределе — это невозможно изобразить или подстроить, можно только испытать! У нас большие, тяжелые палки, и мы лупим ими со всей дури. Нет у нас этого деликатного котсуолдовского перестукивания — мы натурально дубасим друг друга! По умолчанию палки мы тоже держим не так, как в котсуолде — вертикально вверх — а кладем на плечо. А в последнее время мы еще стали добавлять разных финтов и фишечек в обращении с палками, что мне ужасно нравится! Все вместе это создает иллюзию хаоса, в котором, когда повезет, проскальзывают моменты потрясающей четкости и слаженности. Я по-настоящему наслаждаюсь тем, как одни из наших танцев впечатляют стройностью и логичностью построения, которую порой можно самым приятным образом предвидеть заранее благодаря неспешному и размеренному шагу… тогда как в других некоторые элементы и фигуры совершенно внезапно возникают из ниоткуда, а затем больше никогда не повторяются.
Самое время теперь перейти к рассказу о, собственно, наших танцах, но прежде чем я сделаю это, я должен сказать пару слов о взаимоотношениях между двумя нашими командами — «Шропшир Бедламс» и «Марта Роденс Таппенни Диш». Началось все с того, что после выступления моррис-команды «Глостершир Олд Спот» (Gloucestershire Old Spot Morris Dancers) на местном майском фестивале меня попросили обучить моррису нескольких шестиклассников. Насмотревшись на взрослых танцоров, школьники решили, что моррис — это круто, и они хотят его попробовать. Недолго думая, мы собрались на первую тренировку, и тут обнаружилось, что среди парней затесалась одна девчонка. Моя Сью была там — в основном, чтобы поиграть для танцоров — но внезапно в голову нам обоим одновременно пришла мысль, что мы можем основать женскую команду наравне с мужской. Не прошло и двух занятий, как количество девушек и юношей в группе сравнялось, и тогда Сью забрала с собой девочек, чтобы заниматься с ними отдельно. За исключением пары мероприятий в первые год или два, пока мы определялись с форматом и структурой коллективов, две наших команды всегда выступали бок о бок. Музыканты в составе каждой всегда играли для обеих, и хотя в основном занимались мы порознь, мы так же проводили регулярные совместные тренировки, чтобы музыканты могли сыгрываться, разучивать мелодии для танцев другой команды, а сами мы могли обсудить организационные вопросы.
В те дни, когда мы начинали, подобное тесное сотрудничество между командами было делом неслыханным. Женщины в ту пору еще только начинали приобщаться к моррису, и было крайне приятно основать подобную объединенную команду. Парни смотрелись невероятно мужественно в своих танцах, а Сью для ее воспитанниц удалось создать изумительно женственный стиль, который я по сей день считаю лучшим и наиболее приемлемым для женщин способом исполнять моррис. Они не пытались копировать парней, но и не выглядели так, будто сейчас грохнутся в обморок от избытка чувств, как некоторые более хрупкие участницы иных дамских моррис-команд — они просто выглядели женственно. Помимо положительной атмосферы смешанной социальной группы, нежели та, что порой формируется в иных исключительно мужских или женских коллективах, содружество двух команд порождало также здоровое соперничество. Как мне кажется, «Бедламы» с самого начала были ярче и оригинальнее, однако Сью со своей командой проделала огромную работу не только в продвижении приграничного морриса, но и женского морриса в целом.
Оба мы изначально отталкивались от одних и тех же источников, и поскольку Сью и я были женаты, мы очень дружно работали над тем, что каждая из наших команд будет делать. Мы решили, что мужчины будут работать только с палками, но не с платками, а женщины — наоборот. В нашем репертуаре есть один-два танца из числа самых первых, которые по сути являются параллельными адаптациями одного и того же материала. Начинали мы с нескольких общих танцев, и самым первым был созданный мной танец-процессия. Она очень проста — пары продвигаются вперед и периодически откручиваются наружу из сета, наподобие того, как любят делать в некоторых танцах с рапирами. Кажется, я называл эту фигуру «моноцикл». Довольно безрассудно я положил танец на мелодию из «Редженси Брайтон» под названием The Prince of Wales at Brighton. Это была одна из моих любимых мелодий для контрдансов, по размеру она вроде бы подходила, а сократив название до звучного и лаконичного The Prince of Wales, я получил отличное солидное название для морриса. Обе команды исполняли мой танец на одних и тех же шагах, только парни — с палками, а девушки — с платками. С тех пор как мы ввели его в репертуар, он открыл большое пространство для импровизации, и некоторые участники обеих команд по праву считают его самым живым и жизнерадостным их всех наших танцев.
В основу одного из наших первых сетовых танцев лег традиционный моррис-рил из деревушки Стипл Клейдон, по описанию из брошюры Роя Домметта «Другой моррис». Этот танец был прост, как палка: он состоял из хея на шестерых и припева с хлопками, повторявшегося до бесконечности. Мелодию Old Mother Oxford, прилагавшуюся к танцу, мы переименовали в Old Molly Oxford, и так наш танец обрел название. Это единственный танец, который мы танцуем одновременно двумя командами, выстроившись в столько линий по шесть человек, сколько наберется. Обычно мы завершаем им крупные и продолжительные выступления.
Я упомянул, что вскоре две команды стали создавать различные танцы (хотя некоторые из них были похожи и различались только за счет использования разного инвентаря). Мы поняли, что можно взять один и тот же танец, но добавить в него припев с палками для мужчин и на каких-нибудь интересных шагах для женщин — и получить два разных танца. Одним из первых, который мы так адаптировали, был Brimfield, который я некогда разучил еще в составе «Хаммерсмит» на мелодию Cock of the North. Парни учили его в том виде, в котором его знал я — на простых шагах, с перестукиванием на палках в припеве. Девушки танцевали на шагах двух типов в припеве, но фигуры исполняли те же, что и парни. Один из шагов, что они использовали — это был шаг с носка на пятку, который я позаимствовал из контрданса под названием Auretti's Dutch Skipper, другой придумала Сью — с киками и поворотом на четверть круга — так, чтобы за 4 шага вернуться на исходную позицию. Этот шаг она позднее внедрила и в другие женские танцы под музыку на 6/8. Я подредактировал мелодию, чтобы наша версия отличалась от обычной, и коль скоро танец немного напоминал другой из деревушки Бромсберроу Хит под названием Three Handed Reel, мы решили позаимствовать это название — просто чтобы внести немного сумбура.
Еще один танец из первых — который исполняли обе наши команды — под названием Three Jolly Black Sheepskins, был создан на основе танцевальной игры «бараний хей», которая повсеместно встречается в приграничных графствах. Вы наверняка видели эту фигуру в контрдансе Picking Up Sticks. Мы взяли ее за припев, а фигуры позаимствовали из другого танца, несколько видоизменив. Мы использовали идею хея на троих вокруг троих танцоров, хотя в народе этот хей частенько танцуют вокруг стульев, шляп, овечьих шкур и чего угодно еще. Подходящая мелодия нашлась у Джона Лока, и поскольку в ее названии встречалась «овечья шкура», она явно предназначалась именно для этой игры. Наши команды исполняли танец почти одинаково, только парни помедленнее, проходя полный хей за 24 такта, а девушки побыстрее, всего за 16. Это единственный танец с палками в репертуаре «Бедламов», где мы не дубасим друг друга.
В наш репертуар вошла версия White Ladies Aston на мелодию Джона Лока Blue Eyed Stranger (именно под этим названием она и стала потом известна), а также вариация леоминстерского танца на популярную мелодию Not For Joe. Мы пели шуточный куплет: «Был наш нигер очень мал, так большим он и не стал…», но позднее мы его переделали, чтобы не оскорблять афроамериканцев. Сомневаюсь, что черные лица в моррисе могут как-то задеть негров, но скабрезные песенки про нигеров — дело другое. Признаюсь, в наших краях темнокожих не так много, больше мы встречали во время гастролей, но они либо понимали, зачем мы красим лица в черный цвет, либо просто не проводили никаких параллелей. Помню, накануне нашего самого первого выступления мы вымазались от души, так что даже не могли признать друг друга, и в полном облачении направлялись в паб, а тем временем у входа выгрузился целый вагон африканцев в длинных летящих одеяниях. Один из наших парней заметил их издалека, но нам не сказал, и при виде этих чернокожих мы чуть не наложили в штаны. Но в итоге наши пляски им очень понравились.
Со временем танец из Бромсберроу стал казаться мне скучным, так что я надумал создать гипертрофированный вариант танца Brimfield. В припеве моего танца мужчины широко расставляют ноги, сильно отклоняются назад и держат палки на уровне промежности, в этакой «фаллической» позиции, пока их партнеры наносят удары по их палкам. Я стремился привнести в танец столько примитивного и первобытного, сколько возможно, в ту пору мне это казалось крутой идеей. Таким экстравагантным припевом мы перемежали простые фигуры — пока часть парней оставалась на исходных позициях, другие бегали вокруг. Один из ребят окрестил мой танец «Молитвой девственницы», и под этим названием он и вошел в наш репертуар. Это один из самых коротких наших танцев, но вместе с тем и самый изматывающий. Нет смысла танцевать его вполсилы, нужно вкладываться по-максимуму, да и стойка сама по себе довольно напряженная. Признаться, мне этот танец больше не по силам — колени, увы, уже не те.
Shropshire Bedlams с палками наголо!
На мой взгляд, причина, по которой моррису часто приписывают стародавнее происхождение — не столько в исторических свидетельствах, сколько потому что он взывает к самым примитивным, первобытным сторонам нашей натуры, настолько глубинным, что многие люди в наше время отказываются признавать самое их существование. Эта дикая, необузданная часть нашего естества редко находит себе выход в наши дни, но я думаю, старинные народные традиции и обычаи так неистребимы именно потому, что остаются одним из немногих социально допустимых способов ее проявить. Возможно, сам ты и не горишь желанием выпустить своих демонов на волю, но очень здорово, что твоя моррис-команда всегда рядом и готова это сделать за тебя и для тебя. Поэтому приняв этакую вызывающую стойку с палкой наголо, мы в некотором смысле оказываем обществу ценную услугу, и я думаю, большинство людей понимает это.
Конечно, не все исходило только от меня. Более того, должен сказать, что каждый, кто проходил через команду, так или иначе приложил руку к нашим танцам. Команда всегда была готова попробовать что-то новенькое и дружно поработать над воплощением идеи, если видно, что она может выстрелить. Двое парней из наших создали свои танцы: один, со смешным названием «Бей дуб», как-то не зашел, так что мы от него отказались, а второй, в кругу на десятерых, под названием «Но об этом нет сомнений», успешно пополнил наш репертуар. Кстати, танцуем мы его под музыку, написанную одной из наших девушек.
Жаль, что Сью забросила команду и не танцует моррис вот уже больше двух лет, однако ее ученицы делают большие успехи. Две дамы недавно выдали еще парочку новых танцев, и один из них тоже положили на авторскую музыку.
Я просто еще раз хочу напомнить, что мы всегда были сами по себе. Когда мы начинали, подобным не занимался никто. Никто не развивал приграничный моррис. «The Ironmen» по-прежнему оставались одной из худших команд в котсуолде (впервые вымазали лица черным они только в 1980 году). «Silurians» тоже все еще танцевали котсуолд. Жаль, что Дейв Джонс покинул нас. Хотел бы я услышать его мнение о наших танцах — уверен, он категорически не одобрял все, что мы делаем.
Положение у нас было тяжелое со всех сторон, но все же постепенно нам удалось выработать свой стиль, и сегодня мы видим, как элементы этого стиля заимствуются другими командами и принимаются за канон в приграничном моррисе. Поначалу это огорчало меня до невозможности. Но теперь я думаю, что можно почесть сей факт за комплимент. Этот процесс стремителен и необратим, и вообще-то довольно лестно сознавать, что мы заварили такую кашу.
То, что происходит сегодня, очень естественно. Это нормально, что все меняется и развивается. Пару месяцев назад на тренировку пришло всего шесть опытных танцоров, так что они принялись экспромтом сочинять какой-то новый танец в форме буквы «Т». Мы все еще ломаем над ним голову, но, думаю, в конечном итоге что-то да выйдет.
Я все еще кайфую от того, чем мы занимаемся. Двое моих старших сыновей состоят в команде, и меня распирает от гордости, что они танцуют со мной наравне. У меня в рукаве все еще припрятана пара тузов насчет новых танцев, но я не спешу претворять их в жизнь, поскольку сегодня мы и без того накопили немалый репертуар. Думаю, мне очень повезло с моей командой, благодаря которой я сумел реализовать столь многое, что бережно вынашивал в глубине души. Признаться, я просто счастлив.
Если вас заинтересовал этот материал, также советуем ознакомиться с биографией Джона Киркпатрика и прочитать его статью «У границ безумия».