Сразу при приходе к власти Ленин даёт измученной стране надежду на мир. Он объявил Декрет о мире:
«Рабочее и Крестьянское Правительство, созданное революцией 24—25 октября и опирающееся на Советы Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов, предлагает всем воюющим народам и их правительствам начать немедленно переговоры о справедливом, демократическом мире.
Справедливым или демократическим миром, которого жаждет подавляющее большинство истощенных, измученных и истерзанных войной рабочих и трудящихся классов всех воюющих стран, миром, которого самым определенным и настойчивым образом требовали русские рабочие и крестьяне после свержения царской монархии, — таким миром правительство считает немедленный мир без аннексий (т. е. без захвата чужих земель, без насильственного присоединения чужих народностей) и без контрибуций».
В принципе ничего страшного в предложении «Миру – мир» нет.
Декрет о мире, а потом и Брестский мир констатировал, что армия была разрушена и воевать не могла. При царе с фронта дезертировали 195 130 солдат. При Временном правительстве только с февраля по август 1917 года фронт похудел еще на 170 007 человек.
В хаос страна уже была погружена при царе и февралистах.
Ленину приписывают злодейский заговор, будто бы заключение Брестского мира вычеркивало Российскую Империю из списка победителей, Ленину давало возможность расправиться с врагами большевиков внутри страны и т. п.
На самом деле все было не так.
Во-первых, коммунистическая диктатура не укреплялась очень долго и Брестский мир, наоборот, отталкивал от Ленина часть населения. Подняли мятеж даже тогдашние союзники большевиков левые эсеры.
Причем если как можно быстрее заключили этот мир, тогда и территориальные уступки были бы меньше. Но мир заключили только после ужесточения условий и получилось как получилось.
Во-вторых, воевать было нечем и некому. Антивоенная агитация разложила и армию и тыл. Ленин признавал, что армии-то не было:
«Товарищи, что касается военной деятельности, то в феврале и марте 1918 г. - год тому назад - мы не имели никакой армии. Мы имели, может быть, 10 миллионов вооруженных рабочих и крестьян, составлявших старую армию, совершенно разложившуюся, проникнутую абсолютнейшей готовностью и решимостью уйти, убежать и все бросить во что бы то ни стало»
(Успехи и трудности советской власти//ПСС., 5-е изд., Т. 38. С. 48).
В-третьих, Российская Империя претендовала на Проливы и влияние на Балканах, кто бы ленинской России такие территории бы отвалил ни с того, ни с сего.
В-четвертых, Ленину предлагали признание в качестве победителя в первой мировой войне, но для этого нужно было бы признавать царские долги и уже потом получать свои репарации. На это Ленин не пошел. Наоборот он предъявил список награбленного войсками Антанты на территории России, "союзнички" были посрамлены.
Стандартным обвинением стало, что Ленину нужны были жертвы России во имя мировой революции.
«Советская власть поставила всемирную диктатуру пролетариата и всемирную революцию выше всяких национальных жертв, как бы тяжелы они ни были»
(VIII Съезд РКП(б) Отчет Центрального Комитета 18 марта 1919 г.//ПСС., 5-е изд., Т. 38, с. 133).
С этим можно в принципе согласиться, но если не понимать прогрессирующую роль социалистической революции в мировой истории. Когда на Западе у простых тружеников выросли зарплаты, появились пенсии, пособия, жизнь стала ощутимо легче и комфортнее.
При обличении большевиков всегда вспоминают, что по условиям Брестского мира под руку Германии отходили громадные территории с плодородными землями и промышленными районами.
Не вспоминают, что немцы сами нарушили условия Брестского мира, так что с ним или без него немецкие дивизии шли бы настолько далеко насколько это было возможно.
Но не вспоминают, что Брестский мир был отброшен большевиками меньше чем через год в ноябре 1918 г. Так что Ленин уже не отдавал, а не успев отдать уже забирал плодороднейшие земли и промышленные районы в новую уже Советскую Империю.
Конечно, перед Лениным стояла задача устоять перед ударом основных мировых капиталистических держав.
Ленин в декабре 1920 г. говорил:
«Брест знаменателен тем, что в первый раз в масштабе гигантски-большом, среди трудностей необъятных мы сумели использовать противоречия между империалистами так, что выиграл в конечном счете социализм.
Во время Бреста были две гигантски-сильных группы империалистских хищников: германо-австрийская и англо-американо-французская. Они были в бешеной борьбе, которая должна была разрешить на ближайшее время судьбы мира. Если мы продержались, будучи нулем в смысле военном, не имея ничего и идя сплошь по нисходящей линии в глубину развала в отношении экономическом, если мы продержались, то это чудо случилось только потому, что мы правильно использовали рознь германского и американского империализма. Мы сделали громаднейшую уступку германскому империализму и, сделавши уступку одному империализму, мы заградили себя разом от преследования обоих империализмов. Германия не могла заняться душением Советской России ни экономически, ни политически, ей не до того было. Мы ей отдавали Украину, откуда, сколько хочешь, можно было взять хлеба и угля, конечно, если уметь взять, если обладать жизненной силой, чтобы взять. Англо-франко-американский империализм не мог наступать на нас, ибо мы сначала предложили ему мир. Сейчас в Америке выходит толстая книжка Робинса, который рассказывает, что с Лениным и с Троцким мы имели переговоры, и имели согласие на заключение мира. Хотя они помогали чехословакам и втягивали их в интервенцию, но, занятые своей войной, не могли вмешаться.
Получилось, могло показаться, что-то вроде блока первой социалистической республики с немецким империализмом против империализма другого. Но никакого блока с ними мы не заключили, нигде грани, подрывающей или порочащей социалистическую власть, мы не перешли, а мы использовали рознь между двумя империализмами так, что, в конце концов, оба проиграли. Германия ничего не взяла от Брестского мира, кроме нескольких миллионов пудов хлеба, а принесла в Германию большевистское разложение. Мы же выиграли время, в течение которого начала складываться Красная Армия. Даже гигантские бедствия на Украине оказались исцелимыми, хотя трудной и тяжелой ценой. Того, на что рассчитывали наши противники, быстрого краха Советской власти в России, не последовало.
…Пример Брестского мира научил нас многому. В настоящее время мы находимся между двумя врагами. Если их обоих нельзя победить, надо уметь поставить свои силы так, чтобы они передрались между собой, так, как всегда, когда два вора дерутся, честный человек от этого выигрывает, но, как только мы будем сильны настолько, чтобы сразить весь капитализм, мы незамедлительно схватим его за шиворот. Наши силы возрастают, и притом очень быстро»
(Собрание актива Московской организации РКП(б) 6 декабря 1920 г. //Ленин В.И. ПСС. Т. 42. с. 56 - 59).
В итоге можно заключить, что такой "похабный", унизительный Брестский мир стал вынужденным решением, но он позволил выиграть время, а потом отбросить его, когда Германия потерпела поражение.
Он не был успехом, но и предавать страну большевики не собирались, потом наоборот легендарные герои гражданской войны с шашками в руках отвоюют потом почти все территории бывшей Российской империи.