Прежде, чем взяться за эту рецензию, я прокрутила страничку книги на LiveLib – с отзывами других читателей. Их было 321. Разумеется, я не осилила все, только небольшую их часть. Но этого мне хватило, чтобы начать сомневаться в своей затее.
Нет, дело не в том, что 321 отзыв наверняка охватывает все аспекты книги, о которых только можно сказать. Чушь! Литературоведение работает не так. Тем более, здесь мы имеем дело не с литературоведением, а, скорее, с импульсивным высказыванием собственного мнения. Что не хуже и не лучше, просто иначе.
Скорее, я смутилась, подумав, что не хочу ввести читателя в заблуждение. Дело в том, что во всех представленных отзывах внимание акцентировалось на болезни, жестокости и мрачной атмосфере книги в целом. Я же «почувствовала» этот роман иначе. Значит ли это, что я собираюсь предложить читателю одно, зная, что он может получить нечто совершенно другое?
Возможно. Но разве не так мы делаем каждый раз, когда советуем приятелю какую-либо книжку или фильм, или кафе, или туристический маршрут?
Роман «Апрельская ведьма» Майгулль Аклессон – это действительно очень прямая книга. Или, наоборот, витиеватая в том смысле, в котором бывает всякая наша мысль – внезапно начинается и далеко уходит. Так или иначе, тон повествования показался мне очень доверительным. Вот, что сама Майгулль пишет во вступлении:
Эта история — целиком вымышленная. Разумеется, есть в Вадстене и Центральная поликлиника, и приют, как есть в Кируне Институт космической физики, но упомянутые учреждения — вовсе не те, о которых идет речь в этой книге. Все люди и события тоже появились из моей головы, хотя и не без некоторого содействия Рэя Брэдбери, уже несколько десятков лет назад заставившего меня задуматься об апрельском колдовстве и апрельских ведьмах.
Как по мне, по своей стилистике эта книга ближе не к Брэдбери, а к классикам магического реализма: тому же Габриэлю Гарсиа Маркесу. Есть в ней и какая-то Прустовская тягучесть. Однако, нет здесь ни пряного колорита, свойственного Маркесу, ни переливчатых потоков сознания на несколько страниц кряду, которые позволяет себе Пруст. За счет этого, как мне кажется, и формируется тот доверительный тон, на котором я акцентировала внимание.
Доверительным я называю его не только из-за доверия автора к читателю, но в большей степени потому, что это тон, которому хочется доверять. Вот этот самый автор пишет, что история – совершенно вымышленная, и ты ему, конечно, веришь. (Вера – это акт безусловного признания факта, истинность которого ты не можешь доказать).
А потом начинаешь читать книгу и совершенно забываешь о том, во что только, вроде бы, поверил. Потому что ткань книги такая живая, такая теплая, она говорит с тобою зачастую твоими же внутренними голосами – и ты уже доверяешь ей, а не поспешной оговорке в предисловии.
В центре повествования оказывается комок нервов, боли и сомнений – Дезире, «желанная», брошенная, избранная – тяжело больная женщина, которая за всю свою жизнь не видела практически ничего, кроме своей болезни, и, одновременно, видела многое – глазами своих сводных сестер, которые даже не догадываются о её существовании. Как же так? Апрельская магия.
— Ты кто? — спросит сестра. Она восприимчивей остальных, — она одна и ощущает иногда мое присутствие. Сейчас она похожа на птицу — стоит и, вытянув шею, вглядывается в сад. Поверх ночной рубашки накинут лишь серенький халатик, будто утренний заморозок ей нипочем. Халат распахнут, пояс сполз назад длинной петлей и лежит на ступеньке, словно контур прозрачного хвостового пера.
Резко повернув голову, она вслушивается в сад — ждет ответа. Не дождавшись, повторяет, уже иначе, испуганно и резко:
— Ты — кто?
Дезире ищет ответ на один простой вопрос – кто из её сводных сестер отнял жизнь, которая предназначалась ей? Жизнь с матерью, которая отказалась от неё, испугавшись диагноза врачей, но, мучимая совестью, взяла на воспитание трех совершенно разных девочек-сирот. Дезире отправляет свой взгляд в их жизни, выхватывая кадры, пытается найти в них себя, и себя – в них, хочет нащупать суть, некое ядро, семя, из которого вырастает жизнь. И если найдет, то успокоится, несмотря на все пережитые мучения и боль.
В первую очередь хочу встать на общее место и громко сказать о том, что писать о болезни сложно. Писать о болезни вне человека – невозможно. Потому что болезнь – это всегда вторая личность, это твой спутник и твой соперник. И в момент соприкосновения личности с болезнью начинается алхимия, которую до конца не разгадали ни врачи, ни писатели. Алхимия страшная, которая на выходе часто даёт совсем не золото.
Когда ты не можешь, но делаешь; не переживешь, но переживаешь – ты не можешь и умираешь. Ты не можешь до того, как сделаешь это, не можешь в процессе, не можешь и потом. Ты умираешь от мысли об этом, от этого поступка, и – после него. Это простая истина, о которой забывают люди, которым никогда не приходилось переступать через себя и через свои физически возможности.
Я слышу, вижу и чувствую, хотя нити, целостные и нерасторжимые у других человеческих существ, во мне перетерлись и лопнули. Лишь несколько тоненьких волоконцев покуда соединяют мое истинное «я» с тем, что представляет собой мое тело. В моем голосе осталось три звука: вздох — когда мне удобно, стон — когда неудобно, и животный вой — когда больно.
Дезире заканчивает институт. И медсестры для воодушевления вешают перед ней в палате её же фото с дипломом. И своего единственного по-настоящему близкого человека она находит именно благодаря этой фотографии – он заходит в палату и велит убрать её с глаз долой.
Майгулль Аклессон поступает очень храбро. Она позволяет себе встать на место больного человека и говорить его голосом. Таким образом, она может показать самые темные закоулки души Дезире так, чтобы не вызывать осуждения – мол, хулит тяжелобольного. Нет, она не пытается отделить Дезире от её боли – боль прямолинейна, боль часто грязна, боль калечит человека, боль заставляет причинять боль другим. Потому что иногда в этом кроется единственный шанс на понимание.
…вот Карин из приюта для инвалидов, бойкая Рут, мечтавшая удочерить ребенка (но только не вот этого!), немка Труди из неврологии и сменившие ее Берит, Анна и Вероника. Все они говорили одинаково жизнерадостными птичьими голосами, но по сути это были продажные девки — они улыбались, щебетали и ласкали за плату. Ибо руки у них были ледяные, а цену они заламывали непомерную — признание собственной святости.
В пансионе меня окружали довольно равнодушные тетки, но руки у них были теплые, а голоса ничего особенного не обещали; несколько лет спустя у меня появилась собственная квартира и даже собственные помощники. Это была пестрая публика — молодые парни и пожилые женщины, застигнутые безработицей замотанные матери с малолетними детьми, но без образования, и средних лет художники, чья мечта о великих свершениях потихоньку зачахла. Они кормили, мыли и одевали меня, вовсе не рассчитывая на мою благодарственную любовь.
В своем отношении к медсёстрам и волонтерам – в разнице в этом отношении – особенно ярко проявляется понимание Дезире и, как мне кажется, самого автора, сущности жизни. Поведение волонтеров, их честные и прямолинейные прикосновения – это ростки, которые даёт семя жизни, они полны понимания и уважения. «Ты жива, – говорят они, – и тебе нужна помощь. Мы живы – и мы можем тебе помочь. Вот и всё, не нужно спрашивать, зачем и почему».
Вообще мне кажется, что Майгулль «поёт» о самоценности жизни в каждой из сестёр. Именно благодаря тому, что мы видим их на контрасте с человеком, прикованном к кровати, лишенном даже дара речи, чью голову то и дело бросают в случайном направлении неконтролируемые судороги, нам приходится взглянуть иначе даже на самые непритязательные их моменты. В самом деле, ведь одна Кристина «порядочно» устроилась в жизни, Маргарета – только «второсортный», как она сама говорит, учёный с непостоянным любовником в качестве приданного, а Биргитта – наркоманка и алкоголичка, жизнь которой и жизнью сложно назвать.
Основным отличием между Дезире и её сестрами в сущности становится память. Память желанная — та, которая помогает ощущать себя собой, та, которая даёт надежду и в которую порой хочется вернуться. Даже у Биргитты, которая просыпается в чужой квартире в луже собственной рвоты есть память о своей былой легкости и красоте. Да, эта память жгучая, болезненная, но она принадлежит ей, и она правдива вне зависимости от нынешнего её состояния. А у Дезире памяти ничтожно мало — почти вся она поглощена болезнью.
Биргитта, закрыв глаза и затаив дыхание, снова ищет в памяти хор и скрипки, и могучие руки Дога, и молочно-белую Мэрилин Монро из Муталы. Но фильм кончился, только бобина безутешно крутится, шелестит оборванная пленка, а кадров больше нет.
Пожалуй, память для автора является таким же центральным понятием, как и жизнь, потому как наша жизнь наполовину состоит из памяти. Здесь нельзя не вспомнить серию романов Марселя Пруста «о потерянном времени» — обретение «потерянного» в них происходит как раз через дистилляцию памяти.
В своём эссе «Против Сент-Бёва» Пруст большой отрывок уделяет рассуждениям о том, как работает наша память. Он настаивает на том, что память хранится в предметах, причем никогда не в тех, которые мы сами выбираем её сосудами. Нет, стоит только попытаться привязать момент, который должен стать памятью, к предмету или даже слову, как мы превращаем его в безжизненную картинку, и тем дальше в будущем уводим себя от возможности его воскрешения.
Похожая ситуация происходит и у одной из сестер в романе — у Маргареты, когда она возвращается к тому месту, где произошёл главный поворот в её жизни, где она выбрала свой путь. Здесь она пытается вновь испытать то чувство, которое овладело ей много лет назад... И ничего не выходит.
А теперь от этого ничего не осталось. Даже памяти. Сегодня она изорвала паутину в клочья. Теперь ей уже никогда больше не вспомнить, как юная женщина опускается на колени в вереск, устремив взгляд на параболоиды, ибо в эту картину тут же вторгнется женщина средних лет, выходящая из припаркованной на обочине машины. Ее полузакрытые веки трепещут, она словно хочет продлить сладкое предвкушение, как можно дольше отводя взгляд; нет, она не станет смотреть на эти три белых бокала, пока не займет загодя обдуманную позицию — у правой дверцы. И вот наконец она открывает глаза — настежь, ясные, готовые впитывать, наполняться...
Но их ничто не наполнило. Маргарета, сморгнув, поняла, что ни пустошь, ни вереск, ни параболоиды ничуть не изменились — ибо для них двадцать пять лет все равно что один вздох, — но сама она стала другой. И десятки тысяч обрывков обретенных знаний в голове теперешней Маргареты развеяли всякое благоговение прочь. Она глядела на белые бокалы, тщетно пытаясь оживить в памяти соборы и капища, кораблекрушения и белые паруса, — бесполезно.
Бывало ли у вас такое, что вам снился город, и вы ходили по его улицам с полной уверенностью в том, что ждёт вас за поворотом? А потом просыпались и понимали, что никогда не были в этом городе, да и такого города, скорее всего, не существует? И всё же, во сне он казался вам знакомым. Можно ли из этого сделать вывод о том, что нам присуща не только память, но и «чувство памяти»? Для нас естественно — помнить, наш разум заранее готов к этому. Возможно, именно поэтому разум Дезире так упорно стремится дотронуться до разума её сестер, через них она обретает память, которой лишена из-за своей болезни.
Но вернёмся к «белым бокалам» — это параболические антенны для приема спутниковых трансляций. Почему именно они? На это место когда-то молодая Маргарета вышла, проведя ночь со своим институтским профессором. Для неё эта была не обычная интрижка, не повод потешить своё молодое самолюбие, но и не порыв большой любви — она ждала, что в этом акте для неё откроется нечто новое, ей будет дарован некий осколок истины, который поведёт её по жизни, укажет своим узором путь к другим таким же осколкам, которые однажды сложатся в единое целое. Но ничего подобного с ней так и не произошло.
Но завести его — это только путь, а не цель пути. Маргарета подозревала, что ей вполне хватило бы одного сознания, удовлетворенного тщеславия — что она сумела вызвать у Флеминга ответное вожделение, но ей было уже все равно. В ней зияла некая пустота, жаждавшая заполнения, — и она заполнится, Маргарета была уверена в этом, когда оба упадут в вереск, окутанные летней ночью. Тогда Флеминг что-то такое скажет или сделает — этого она уже не знала, — и это что-то навсегда заполнит все пустоты ее тела. После чего она сможет наконец жить спокойно — наполненная навсегда.
Этот момент кажется мне, как, смею предположить, и автору, который возвращается к нему несколько раз, ключевым, потому что он очень точно иллюстрирует то, что всякая встреча с другим человеком на самом деле происходит с некоторым опозданием — потому что происходит она всегда внутри нас, а не снаружи.
И если говорить о встрече с собой, то эта встреча, которая длится всю жизнь. Часто мы обретаем себя, не замечая этого, часто люди называют этот процесс «опытом». Но бывают и такие моменты, когда мы буквально сталкиваемся с собой — например, в строчке книги.
Хорошо, книгу пишет другой, но всё же человек, и вероятность того, что наши чувства могут совпасть весьма велика. Бывают задачи посложнее — когда находишь некую вещь, или место, в котором ты видишь своё отражение. И думаешь «я — вот эта потрескавшаяся голубая дверь», «я — вот этот лист, падающий с дерева», «я — течение этой реки». У ещё одной из сестер, Кристины, такая встреча с собой происходит через встречу с домом.
Но как только появилась возможность купить этот старый дом в Вадстене, Кристину как подменили. Если бы ей пришлось выбирать между домом и Эриком, она бы выбрала дом. И Эрик, видимо, это понял. Увидев, как она взвешивает в руке кованый ключ от дома, он прекратил все разговоры насчет квартиры в центре Линчёпинга. Молча признав свое поражение.
Этот момент в книге ярко напомнил мне произведение ещё одного классика магического реализма, Мигеля Анхеля Астуриаса – «Юный владетель сокровищ». С первых глав книги писатель выводит на первый план «юного владетеля» – мальчика, живущего в заброшенном доме, который на самом деле оказывается населен множеством живых существ: насекомыми, змеями, здесь оживают вода и солнце, и сахарный тростник, и капающий с него сахар. Картина, которую рисует перед нами Астуриас похожа на причудливый персидский ковер, в котором ты узнаешь образы зверей и птиц, но они тут же сливаются в единый пышный орнамент, оказываются неразрывно связаны, как те нити, из которых ткался этот ковер.
Почему же я вспомнила Астуриаса, читая Майгулль Аксельссон? Потому что у меня возникло то же чувство единства мира, связи всех вещей в нём. Оно заметно и в мелочах, в «частных моментах»: встрече Кристины с домом, и Маргареты – с «белыми бокалами» параболоидов; и в «большом» – в переплетении их судеб, в связи с Дезире, о которой они не догадываются. Всем этим Майгулль показывает, что мир, и в самых прекрасных своих проявлениях, и в самых низменных – это единый живой организм, и всё, что появляется в нём, появляется неслучайно.
Мы часто забываем, что так называемые законы природы — это лишь наши собственные воззрения на действительность, чересчур сложную, чтобы ее постигнуть. Взять хоть то, что живем мы в облаке частиц, не имеющих массы, — фотонов и нейтрино. Или то, что всякая материя, даже человеческое тело, большей частью состоит из пустоты: относительное расстояние между атомными частицами столь же огромно, как расстояние от звезды до ее планет. Поверхность и твердость создают не сами частицы, а собирающее их воедино электромагнитное поле. К тому же квантовая физика учит нас, что мельчайшие элементы материи — не только частицы. А еще и волны. Причем и то и другое — в одно и то же время. К тому же некоторые из них обладают способностью находиться в нескольких местах одновременно. В течение микросекунды электрон оказывается во всех возможных для него положениях, и все эти возможности для него в равной степени реальны.
Словом, все течет. Что, впрочем, давно известно.
И эта мысль снова приводит нас к идее «самоценности» жизни, о которой я говорила раньше. Шведы, да и скандинавы в принципе, имеют свойство в своих произведениях, будь то литература или кинематограф, показывать жизнь как она есть, без обиняков. И их герои, даже «главные», зачастую кажутся читателю и зрителю, привыкшему к разделению на чёрное и белое, какими-то грязно-серыми – слишком много в них перемешено и высокого, и низкого. Возьмите «Впусти меня» Юна Айвиде Линдквиста, «Наивно.Супер» и «Мулей» Эрленда Лу, даже нашумевшую «Девушку с татуировкой дракона» (оригинальное название «Мужчины, которые ненавидят женщин») Стига Ларссона, посмотрите популярный фильм «Вторя жизнь Уве» или малоизвестные «Стокгольмские истории»… Так вот, книга Майгулля Аксельссона – это удивительно сочетание магического реализма и реализма скандинавского. Герои здесь зачастую сами видят все свои трещины и сколы, задаются вопросом «кто я?», бывают откровенно жестоки, здесь показано много грязи – той самой, что у нас под ногами, а также в голове и сердце, но всё это приправлено щепоткой апрельской магии, которая обязательно укажет им верный путь. Или нет?
Уже в машине она зажигает свет и принимается разглядывать свое лицо в зеркале заднего обзора. Когда они прощались, глаза у Эрика блестели, Оса всхлипывала, а Туве плакала не таясь; сама же она просто стояла, не чувствуя ровным счетом ничего.
— Что же я за человек? — спрашивает она вслух у собственного отражения и тут же повторяет громче, словно беседуя с тугим на ухо пациентом: — Что же я, собственно, такое?
Жизнь их ценна, потому что и больная Дезире, и зависимая Биргитта, могут быть Дезире и Биргиттой только здесь, в этом несовершенном мире, что будет дальше – никто не знает наверняка. И скандинавы ставят свободу личности выше, чем туманную перспективу вечной жизни. Жизнь их также ценна, потому что находится в связи – большей или меньшей – с каждой другой живой душой в этом мире, а ещё – с неодушевленным миром, миром предметов, и со всей бесконечностью космоса.
Выяснит ли Дезире, которая из сестер отняла её жизнь? Найдет ли то самое семя жизни? Победят ли в ней боль и обида, или человеческое начало? Будет ли брошенный ребенок найден? И как на самом деле работает «апрельская магия»? Чтобы узнать ответы на эти вопросы, читайте роман Майгулль Аксельссон «Апрельская ведьма».
Дарья Кислова
Поддержите статью лайком! Еще больше интересных материалов читайте в нашей группе!
