Заур Козырев — молодой кардиохирург. Он работает в Москве в Центре имени Бакулева. Желание стать врачом и научиться спасать человеческие сердца он загадал ещё в детстве, когда сам был пациентом Лео Бокерии.
15 лет назад маленький Заур пришёл на праздничную линейку в школу родного города Беслана. Следующие три дня мальчик, как и все его одноклассники, провёл в плену у террористов. Из школы его вынесли едва живым, с огромным осколком в сердце. То, что ребёнок смог выжить после такого ранения, — настоящее чудо. «Твой случай — это не один на миллион, это один на несколько миллиардов», — сказал Бокерия, когда пришёл навестить пациента после операции. Врач показал Зауру тот осколок, что ещё вчера был в сердце мальчика, а сейчас лежал на его ладони. Именно тогда Заур загадал: «Хочу быть таким же».
Сегодня Заур Козырев уже лечит людей и работает вместе со своими спасителями. Эту историю нам рассказал сам молодой доктор: как ему удалось исполнить свою главную мечту и стать хирургом в память о тех, кто не вернулся из школы №1 в Беслане.
2004 год, Беслан
«Это был обычный день»
Это был обычный день. С утра, как обычно, не хотел вставать. Я вообще не любитель с утра вставать, но приходится. Что тогда, что сейчас. Не хочу, но поднимаюсь. Помню, зашла мама, я ей сказал, что не хочу никуда идти. А она: «Нужно». Я, помню, ещё сказал: «Какой смысл, это просто линейка — ни уроков, ничего нет». Но у меня тётя — учитель в другой школе, поэтому меня заставляли идти в школу. Вот так у меня в семье было.
Я переходил на тот момент в третий класс, мне было лет десять. Как обычно, пошёл я один, в костюме — со мной никогда никуда не ходили, не считая первого класса.
Подошёл к школе. Увидел друзей, мы стали беседовать на линейке, вокруг все готовятся. Решили зайти в класс, где у нас бывают уроки, к нашей классной руководительнице. Прошлись — а там все двери закрыты. Мы, если честно, были немного удивлены, потому что они всегда бывают открытыми. Это показалось нам очень необычным. Ладно. Вышли во двор, встретился со своими одноклассниками. Вот линейка открылась, начали что-то говорить в микрофон, разные напутствующие слова.
В небо полетели шарики — и всё началось.
Мигом — стрельба, все побежали, никто не понимал, что происходит. Ощущение знаете какое? Как будто вы находитесь где-то в пространстве. Не понимаете вообще, что происходит. В пространстве, где размытый кадр перед тобой, что делать — неясно. У меня, как у многих других, было ощущение, что нужно бежать за толпой, туда, куда бегут все, — в сторону спортзала. У нас в школе два входа и выхода. Террористы зашли со стороны переезда, одного из выходов, поэтому нужно было искать другой. Передо мной появился террорист, начал стрелять в воздух. Я понимал: дернусь — и он меня просто застрелит. Мне пришлось бежать в сторону спортзала. Там были высокие окна, они уже были сломаны толпой, и я стал к окнам тянуться. Меня толкает кто-то сзади, я залезаю, но бесполезно: террористы начали заходить в школу и через окна спортзала. Буря, вихрь людей вокруг.
Нас начали раскидывать по залу. Террористы меня посадили неподалёку от бомбы — там, где выходишь из спортзала, буквально метрах в пяти от бомбы. Рядом со мной были старшеклассники. Слышу — говорят, что это какой-то прикол, кто-то над нами прикололся, похоже. Это шуточки.
Никто не верил, что это правда. Я слушал и думал: такое только в кино бывает, в боевиках. Я думал, сейчас поиграются ребята и отпустят нас.
Жара 1-го, 2-го и 3-го числа была невыносимой. На второй день пошёл дождь, через сломанные верхние окна он немного попадал в спортзал. В туалет не пускали, меня всего раз за три дня вывели туда.
Пока я там сидел, в заложниках, у меня была одна мысль: слава Богу, я тут один. Слава Богу, что я не пришёл с родителями, с сестрой. Я не хочу, чтобы убили моих родителей, чтобы я видел их смерть. Пускай лучше умру я, чем буду беспокоиться о своих родителях. Я рад тому, что они были дома. Но там у меня была двоюродная сестра. Я увидел её в школе, подсел к ней, мы вместе сидели какое-то время. Я потерял её из виду. Как потом оказалось, она умерла.
«Осколок в сердце»
Очнулся я только в больнице. Ко мне подошёл парень и спросил, помню ли я номер телефона — позвонить родителям. Я продиктовал номер, хотя едва ли был в сознании. Родители обрадовались, пришли с криками, слезами. Оглядел себя: на теле ни царапин, ни ожогов, ни крови, ни ссадин — абсолютно ничего. Только со стороны сердца — просто белоснежная марля. Я подумал: раз крови нет — значит, небольшая ссадина. Это я сейчас понимаю: с таким ранением мало кто выживает.
Врачи не могли понять, какой мне ставить диагноз: на рентгене было видно чёрное пятно. Что странно — у меня не было никаких болей, головокружений, но только тогда, когда лежу. Если начинал ходить, через 20—30 метров у меня начинала сильно кружиться голова — и я падал в обморок.
Я побывал во всех больницах Владикавказа, меня переводили из одной в другую. Где-то 9 сентября к нам приехали профессора из Москвы и сообщили, что мы полетим в Москву. Нас отправили в тот же день. Улетал с мамой — папа в это время помогал людям в Беслане. Я всё время пытался встать, посмотреть на Москву. В больнице врач мне сказал: «Мы не можем вам ничем помочь, не можем вас оперировать». Ближе к девяти часам я оказался в Бакулевской больнице. Уже к десяти часам пришли врачи и повезли меня на операцию. Мама плакала.
На утро я проснулся — на груди огромный шрам.
Я пролежал больше месяца в Бакулевском центре. На второй день после операции ко мне зашёл кардиохирург Лео Бокерия. Хорошо, что в тот вечер, когда была операция, он не полетел на Европейский конгресс кардиохирургов в Лейпциг. В руках у него был осколок, его вытащили из сердца. Я его рассмотрел: огромный, острый, тяжёлый, железный. Он был больше, чем любая пуля. Я был очень сильно удивлён, что сердце выдержало. С такими осколками люди не выживают...
Лео Антонович дословно сказал: «Твой случай — это не один на миллион, это один на несколько миллиардов». Врачи в Германии ничего подобного в своей жизни не видели.
«Я захотел стать таким же»
После операции жизнь поменялась кардинально. Был здоровым ребёнком, спортивным, ходил на футбол, кикбоксинг, баскетбол, борьбу. После теракта перечеркнулось всё. В груди пластина, её задеть — равносильно убийству. Чуть позже я начал играть с друзьями в футбол, но появлялись жуткая одышка, головокружение.
В восьмом классе я захотел идти в медицину. К Лео Антоновичу я ездил чуть ли не каждый год, всегда поздравлял с днём рождения, Днём медика. Это великий человек.
Я думаю, никакая специальность не сравнится со специальностью кардиохирургов. Когда ты идёшь в операционную и видишь, что перед тобой лежит человек, чья жизнь зависит от тебя...
Я захотел стать таким же. Чем больше мы общались, тем больше я понимал, что меня тянет в медицину, в кардиохирургию. Я окончил школу, сдал экзамены и поступил в Северо-Осетинскую государственную медицинскую академию (СОГМА). Все шесть лет я знал, что иду в кардиохирургию. По окончании вуза я подал документы в Национальный медицинский исследовательский центр имени А.Н. Бакулева. И больше никуда.
Благодаря Лео Антоновичу я попал в ординатуру. И сейчас, по прошествии времени я ему ассистирую: он берёт меня на операции, учит меня, показывает всё. По моей части — вести пациентов, назначать им лечение. Сейчас я учусь в ординатуре и работаю. Вроде как личной жизни нет совсем, но я не расстроен — мне это, наоборот, нравится безумно. Часто я остаюсь здесь до полуночи, могу домой не поехать вовсе, несколько дней подряд оставаться. Впереди — аспирантура и жизнь, неразрывно связанная с Бакулевским центром.
