Мне говорят – а потом придут дети. Они умные. Они лучше нас. Они все поправят. Они что-то построят, и что-то перестроят, и что-то отнимут, и к чему-то добавят, и все закрутится. Они бодрые и энергичные. Они современные. Они другие. Они будут бороться за свою жизнь и свое будущее. Им не страшно.
Да пожалуйста. Мне не жалко. Дети – так дети.
Мы тоже были дети. Не трехлетними, конечно – но я из того поколения, которому в 91ом было между 20 и 30.
Наверное, мы были лучше. Лучше тех, кто были до нас. Мы не хотели мириться с глупостью совка, и просиживать жизнь на нудных партсобраниях, и стоять в очередях, и врать, и надеяться, что однажды все-таки выпустят. Мы хотели жить хорошо – но здесь. Мы готовы были за это бороться.
Дети. Дети, которым повезло. Которые выиграли. Нам, в сущности, все и досталось. Вообще все. И деньги, и слава, и все остальное.
Это забавно, когда взрослых - настоящих взрослых – совсем нет.
Взрослых не было. Наверное, они не вымерли как мамонты или там птичка Додо. Может быть, они занимались взрослыми делами и крали по-настоящему, или бегали в поисках денег на молоко, чтобы кормить младенцев, или на дачах картошку выращивали и к войне готовились, или находились в ступоре от сдвигов, молниеносных и судьбоносных, или настолько потерялись, что больше не были взрослыми, а перешли в категорию престарелых младенцев. Где-то они были – но не рядом. Из нашей жизни они просто исчезли.
Все, всюду, вне зависимости от места, были примерно одного возраста и точно одного поколения. В офисах. В банках. В министерствах и ведомствах. В советах директоров. Быть может, где-нибудь в академических кругах еще царили престарелые профессора, но в бодрой, быстрой, безумной Москве 90х были лишь дети.
Нет, было не плохо. Скорее, очень смешно. Дети поехали в Читу на китайский рынок, а потом другие дети, друзья этих детей, пытались продать привезенные баулы с ботинками. Сначала торговля шла бойко, но потом детям оставалось полагаться на свою прыткость, быстроту и скорость реакции – торговцы больше не хотели иметь дело с подрастающим поколением: все роскошные, модные и дешевые китайские ботинки были на левую ногу. Любые размеры – но на левую ногу.
Отличные ботинки – но все на левую ногу. Это, наверное, правильный эпиграф к повести временных лет - или эпитафия к их же надгробию.
У меня, правда, другие есть. Две цитаты, между которыми в моей голове умещаются время, время и его дети. Блудные дети Времени, его законнорождённые отпрыски, бастарды и сироты.
Может быть, я единственный человек, кому (не)посчастливилось их вместе знать. Или нет – Москва город маленький, все друг друга… ну, в приличных кругах это числом рукопожатий измеряют, а в менее приличных кто кого через кого. Дети ведь. Очень активные, как и положено по возрасту.
Первая, если не по времени, то по смыслу, была от Гриши с Сеней. Или автором текста был кто-то еще, но с учетом, что за прошедшие годы у героев выросли свои дети, мне простительны провалы в памяти.
ГИТИСовские дети ставили Золотой Ключик в современной переработке. Мюзикл, скорее. Не помню, видела ли я спектакль, там все так быстро тогда крутилось.
Я запомнила только песенку, или части от нее.
«Мы молоды, злы, деревянны.
С дороги, с дороги, с дороги!»
И еще
«Нам шепчут вдогонку проклятья,
От нас отрекаются боги,
Но есть деревянное счастье
В отчаянном крике «С дороги!»
Вторую часть откровения напевала себе под нос моя подружка, девушка А. У девушки А., кроме героического лысого кота Баси с мозгом, поколения крыс с половиной хвоста, потому что вторая половина была потеряна в битве с допотопным Унердвудом, бешеной политической активности и горы грязной посуды была способность к пророчеству. Разумеется, ее никто не слушал.
Эта песенка была не из любимого. Даже в самый мрачный час тогда, в середине 90х, это казалось слишком грустно, чтобы быть правдой.
«Палач не заплачет, и час назначенный
Поднимет свой меч палач
Отчаяньем черным сполна оплаченный
По счету былых удач
Но – мы были первыми, мы били первыми,
О чем нам теперь жалеть?»
Только сейчас, через четверть века, мне пришла в голову очевидная, совершенно простая мысль. Эти тексты, разные, не имеющие ничего общего, кроме, вероятно, меня как случайного свидетеля, роднятся словом «отчаянье».
Я действительно этого не видела.
Ни тогда, ни после. До сегодняшнего дня. Наверное, для такой селективной слепоты нужно большое желание ее иметь. Наверное, творящие глупости – «чтобы как у больших» - подростки тоже больше всего боятся признаться того, что им страшно. Нет, не быть пойманными за курение за школьным сортиром. Просто страшно. Космически.
Цитаты навсегда остались неполными и оборванными. Я уже была в другом месте. Я чем-то там рулила. Я понятия не имела, что это. Мне, конечно, повезло, что процесс трудоустройства происходил в 2 часа ночи, и второпях на мои недостатки никто не посмотрел. Я ведь мало того, что баба была, так еще и старуха двадцати семи годов. Но – ночь, и доклад нужен к утру, так что вот стул, стол и газета Правда.
Меня там не должно было быть. Не потому, что я глупая, или плохая, или какая-то не такая, но просто нельзя это делать в 27 как максимум, ибо мои коллеги были меня еще и моложе.
Иногда я зло думаю, что все это напоминает конголезских боевиков, раздающих калашниковы 10летним мальчишкам. У детей другое чувство времени и пространства, другое отношение к опасности и страху, ими значительно проще управлять, они наивны, неопытны, им можно вбить в голову любую чушь и они будут в нее верить.
Может быть, это был заговор. Или не был. Не то, чтобы кто-то заставлял нас делать то, что мы в итоге делали – мы просто были предоставлены сам себе и исходили из своих, крайне ограниченных, знаний.
Дети. Нет, не плохие, не злые, не глупые. Даже с идеями. Даже с хорошими. Даже за мир во всем мире. Но эти никакие души прекрасные порывы не заменяют знаний, опыта, что профессионального, что человеческого, того, что можно собрать лишь с годами.
Дети, которым страшно. Очень, очень страшно. Дети, которые никогда не признаются, что им страшно – они ведь еще по сути дети, они еще не научились такие вещи признавать. Дети, которым так страшно, что они хоть на амбразуру с гранатой, хоть на танк с ножом. Говорите, что на Незнайку на Луне похоже и прочие Чиполлино? А откуда дети должны были вдохновение черпать?
И ни одного взрослого. Только слишком молодые, которым море по колено, и слишком старые, которым уже и с печи не слезть. А взрослые, те, кто могли бы быть рядом… Ну, в стороне, наверное, курили, наблюдая за этой щенячьей возней с восторгом и брезгливостью. Или что-то на нас возлагали. Или просто так, с мудростью, дарованной годами, ретировались на заранее подготовленные позиции.
Взрослые, которые нас предали. По одиночке и всех вместе.
Взрослые, которым мы отомстили. О, мы им так отомстили, как даже и думать не смели. «Нам шепчут вдогонку проклятья, от нас отрекаются боги…» Да, боги должны все уйти на Олимп и закрыть дверь на три засова, правда. Мы им такой прекрасный новый мир построили, что теперь через него только через снайперский прицел смотреть, да и то лучше не надо. Накося выкуси. Нравиться? Нет? Все равно жри, через силу, другого не дадут.
Мы не со зла, конечно. Мы просто не знали, что мир может и должен быть другим. Нам никто не сказал. Мы от кубиков и сразу на стройки века. Вы что от нас ожидали? Разума, мудрости? А нам сказали, что нам понадобятся только смелость. Смелость и отчаянье. Нам, между прочим, ничего, как с гуся вода. Мы же единственное поколение, которое выиграло – если не все, то хоть что-то, хоть окупить расходы на посещение этого казино.
Дети? У вас вся надежда на детей?
Мы тоже были дети однажды. Одни дома. Гигантский праздник непослушания.
А так да, дети. Они хорошие дети. Может быть, они действительно лучше нас. Но если мы бросим их одних, как бросили нас, то закончится все ровно также, как и с нами.
Хорошие или плохие, пока это наши дети, это наша ответственность, что с ними дальше будет. Это мы должны о них заботится, а не наоборот.
«Мы были первыми, мы били первыми, о чем нам теперь желать?»
Практически ни о чем. Единственное, о чем лично я сожалею, это что я никогда не буду там, с ними, рядом, для них. Ни в каком особом качестве, а просто чтобы быть. Конечно, я ведь взрослая, у меня своя жизнь, свои дела, и я знаю, чем закончатся их щенячьи игрища - и все-таки кто-то, кто знает, все равно должен с ними быть.
Не я. Так получилось. У всех так получилось. Все по кругу – в который раз.
Даже в самый мрачный час тогда, в середине 90-х, это казалось слишком грустно, чтобы быть правдой ...