Не переживайте, комрады. Завтра я удалюсь в офис, а потом примусь за огородные работы, так что этот поток скоро иссякнет.
Но текст (см. первый коммент) настолько любопытный и по делу во многих дискуссиях, что я просто не могу им не поделиться.
Те, кто хотят и могут – это длинный оригинал из NYT – идут по ссылке, она того стоят. Те, кто предпочитают русский, читают мое очень вольное сочинение на тему. Про нацизм, «феномен Бабченко», теорию малых дел и иные «хищные вещи века».
Сегодня 75 лет со дня освобождения Аушвица. Это не день, когда все должны нарядиться в униформу и бегать по улицам с воплями «Можем повторить», но день, когда хорошо подумать, почему Зло, вот такое, с заглавной буквы, стало возможно – и как сделать так, чтобы больше оно никогда не нашло дверь в этот мир.
Есть несколько классических, всем знакомых цитат, которые всплывают в памяти всяких раз, когда мы говорим о Зле – не просто нацистской идеологии, но идеологии, вошедшей в наши дома и закончившейся в печах концлагерей и Бабьем яру.
“The road to Auschwitz was built by hate but paved with indifference.” (Дорога в Аушвиц строилась ненавистью, но мостилась безразличием, Иан Кершоу) или вообще классическое, сказанное Бурке “The only thing necessary for the triumph of evil is that good men do nothing.” (Единственное, что нужно злу для победы, это хорошие люди, которые ничего не делают).
Это говорят и пишут про нацистскую Германию.
Это же говорят и о современной России. Самым большим апологетом теории безразличия является тов. Бабченко – но есть и прочие. Не обязательно разделяющие прочим бабченковские идеи, но тоже большие борцы с «безразличием миллионов».
Все эти люди уверены, что если бы простые люди не сидели по домам, а вышли на площадь и пожертвовали свою жизнь ради прекрасных идеалов, то всем бы стало хорошо – и уж точно это бы обрадовало ровно также сидящих дома, еще и желательно с тысячах миль от места происшествия, адептов «все должны быть героями».
Наверное, если бы все были героями, лишенными чувства самосохранения и готовыми отдать свое жизнь за народное счастье, мир бы был приятным местом.
Тут, правда, всегда вопросы возникают. От самых важных, философских – почему жизнь одного человека значит меньше, чем жизнь другого (или даже нескольких, потому что насколько уместен в данном контексте бухгалтерский баланс мы тоже не знаем) до самых простых, в духе «если я погибну за народное счастье, кто будет кормить моего кота?»
Нет, никто не спорит. Героизм – прекрасно. О, смелый Сокол, в бою с врагами истек ты кровью и т.д. Без всякой иронии, кстати, если убрать Сокола – коллективно и индивидуально мы зачастую обязаны многим и иногда всем людям, которые взяли на себя смертельный риск для того, чтобы нам помочь.
Но героизму нельзя научить в школе. Те акты реального героизма, о которых мы знаем, всегда были решением, принятым за секунду, без всякого размышления о прошлом, настоящем и будущем, а исключительно под влиянием момента. Человек, идущий по мосту и бросающийся в воду заметив тонущего ребенка – герой, но решение бросится спасть – не то, к которому идут всю жизнь по итогам зрелых размышлений. Просто здесь и сейчас вот так – и только так – правильно. За это правильно убивают? Все, поздно, уже сделано. Теперь убьют? Жаль, я бы еще хотел пожить.
А вот так, чтобы ходить по улицам и выяснять у случайных людей, не нужен ли им герой, так это только если вас зовут Бетмен.
Героизм, активное сопротивление, не важно, насколько мы восторгаемся и уважаем смельчаков, никогда – нигде, никогда – не может быть уделом миллионов.
Более того, призывы к этим миллионам пойти и геройски подставить себя под пули как максимум идеализм (если исходят от тех, кто уже бежит в сторону амбразуры) и как максимум подлость. Обычно это просто опасная глупость. Ординарные люди – а мы все ординарны, пока не доказали обратного – не злодеи и не герои. Ставить на одну доску палача и того, кто просто имел несчастье в одно время с палачом жить не приводит ни к какому позитивному эффекту. В реальной жизни это заканчивается тем, что если меня все равно обвинят в преступлениях, то лучше я их совершу. Поставьте себя на место Марьи Иванны, учительницы биологии (разведена, двое детей, больная мама, кот). Вы правда считаете ее виновной во всех бедствиях? Вы хотите, чтобы она ради ваших принципов собой кинулась дот затыкать? Пытаясь призвать к совести собравшихся, адепты массового героизма толкают в прямо противоположенную сторону, в объятия к врагу. Если вы ее уже ненавидите и во всех грехах обвинили, так может и лучше и действительно согрешить?
Героизму нельзя научить. Его нельзя требовать. Его не следует ожидать. Героев всегда мало и на всех не хватит.
Это не значит, что обычные люди не могут противостоять злу.
Они могут. Только они и могут.
И здесь мы возвращаемся как раз к трагедии Холокоста и к урокам Истории, всеми благополучно прогулянным.
Если уйти от штампов и подумать, как ни тяжела и неприятна эта мысль, то как это все по-вашему выглядело? Вот пришли фашисты в город, плохо, но данность. Откуда они знают, где евреи, кто евреи, где их искать?
Этот вопрос большинство обходит стороной. Первым кадром вошли, а вторым уже погнали – на вокзал ли, чтобы в концлагерь отправить, или просто к ближайшему оврагу, расстрелять.
Так вот, там всегда был пропущенный кадр.
Те, кто помогали. Не просто смотрели (а что они могли еще сделать?), а те, кто активно помогали. Те, кто стучали. Те, кто составляли списки. Те, кто делали это из личной вражды, или идеи, или собираясь просто поживиться имуществом соседа. И да, количество выживших евреев зависит не от того, насколько усердствовали гитлеровцы, а от того, насколько местные жители-не евреи были антисемитами. Там, где было много антисемитовв, от Польши до Франции, не выжил почти никто. Там, их было мало, от Болгарии до Италии, наци, потратившие такие же ресурсы, преуспели сильно меньше.
Расстреливали, сжигали, морили голодом и травили газом нацисты. Но их жертвы не возникали в лагерях смерти сами по себе, злым волшебством – их туда сознательно приводили соседи.
Иногда из лучших соображений.
Вот был такой персонаж, Bernhard Lösener. Довольно известный, заметим. Он считается отцом ужасного нюрнбергского «расового закона», который и дал Холокосту «законодательную базу».
Несколько менее известен факт того, что этот товарищ не то, чтобы был большим сторонником Гитлера или чистоты крови. Он в некотором смысле боролся против. В изначальной редакции расовый закон признавал евреем (т.е. недочеловеком, годящимся лишь для печей крематория и злодейских медицинских экспериментов) каждого, в котором есть хоть капля еврейской крови. Стараниями герра Бернарда закон был смягчен и в нем появились пресловутые три поколения. Либерал он был, герр наш Бернард.
Есть основания считать, что Lösener просто хотел сделать закон более «законным», упорядоченным, «разумным». Может быть, он и не был плохим человеком. Но История свидетельствует: если вы участвуете в преступлении с целью сделать его чуть менее жестоким, то в конце концов вы просто участвуете в преступлении – и оно оказывается не менее жестоким.
И эта трагическая во всех смыслах история, произошедшая с Bernhard Lösener (не знаю, как он по-русски, про него на русском даже статьи в Wiki нет)… Чтобы найти верных продолжателей его дела, не надо копаться в архивах.
Потому что дети. Потому что больные. Потому что коты. Потому что люди, может быть, и не плохие, сознательно участвуют в преступлении, чтобы облегчить жизнь – нет, не себе, но кому-то, кому плохо, кто страдает. И вот на одного ребенка, которого спасли смсками, уже пять, которых не спасли, потому что здравоохранение развалили до основания. Это цена? Пять нормально, семь – много? Вы готовы эту цену платить? До какого предела? Сколько поколений еврейских бабушек у вас должно быть, чтобы вас можно было сжечь в печи крематория на легальных основаниях?
Есть и другая цена. Уже заплаченная. Цена, которую мы, коллективно и, полагаю, некоторые из читателей лично, заплатили за уроки Холокоста, просто не позволяет нам их не выучить - или прочитать, сдать и забыть.
Зло будет всегда. Оно будет приходить в разных формах и рядиться в разные одежды, но оно будет всегда. Но от нас – и только от нас – зависит впустим ли мы его в свой дом. Зло – оно как вампир, которые не переступает порог без приглашения, и от нас зависит, будем ли мы его принимать.
Борьба со злом не требует героизма. Мы не имеем право требовать самопожертвования ни от кого. Мы будет благодарны каждому, кто примет такое решение для себя, но от требования «а теперь каждый приличный человек пойдет и бросится под танк» выигрывает лишь зло.
Единственное, что борьба со злом требует – никогда, ни при каких обстоятельствах, ни из каких соображений, как бы ни хорошо они смотрелись на бумаге, с ним не сотрудничать. Никогда злу не помогать. Нет никакой высшей цели. Нет никого, кого так можно спасти. Нет никаких оправданий.
Next time the murderers come, it’s understandable if it’s too much to ask for us to risk our lives, our children, or even our jobs, to save others. Just don’t welcome the murderers, don’t help them organize the oppression or make it “less terrible” (that won’t work anyway), and don’t turn people in. That will usually be enough.
«В следующий раз, когда убийцы придут, это будет простительно, если вы решите не рисковать своей жизнью, жизнью своих детей и даже своей работой, чтобы спасти других. Но никогда не встречайте их с распростертыми объятиями, никогда не помогайте им в преступлении, даже если вы надеетесь, что оно станет от этого менее ужасным (нет, не станет) и никого им не сдавайте. Этого обычно будет достаточно».
Мне кажется, это и есть курс. Не то, чтобы простой, но между Сциллой морального превосходства и Харибдой морального коллаборационизма пройти можно только так.
Это говорят и пишут про нацистскую Германию. Это же говорят и о современной России. Самым большим апологетом теории ...