Вопрос, как говорится, интересный. Имя этой женщины слышали очень многие. Слышали про её долголетнюю любовную связь с Петром I. Однако до нас не дошло ни единого прижизненного изображения Анны Маргареты Монс, не известна точная дата её появления на свет – то ли она была ровесницей Петру (родилась 26 января 1672 года), то ли на три года моложе. Разнятся и сведения о профессии её отца. Одни утверждают, что уроженец Вестфалии Иоганн Георг Монс был виноторговцем, другие, что – золотых дел мастером. К числу загадок в биографии обольстительной Анхен относится и местоположение её московского дома…
КОЕ-КТО считает, что этот самый дом и поныне находится на Елоховской (теперь Спартаковской) улице – прямо напротив Богоявленского кафедрального собора. К таким выводам приводит отделка здания: яркая, нарядная, праздничная, совершенно в духе XVII столетия. Кроме того, с именем Монс связывали прежнее название части современной Бауманской улицы – Девкин переулок. Ведь в глазах многих современников Анна (иноземка Анна Монсова, как говорили русские) была царской «девкой».
НА самом деле всё это никакого отношения к нашей героине не имеет. Правая часть дома – двухэтажное каменное строение – означено на плане участка купца 2-й гильдии А. Емельянова в 1816 году и может датироваться ещё более ранним временем. Уже в начале XX века новый хозяин, разбогатевший крестьянин Василий Герасимов строит над старым зданием третий этаж, а с левой стороны вплотную возводит новую постройку. После этого обе части объединяются между собою единым фасадом в модном тогда стиле допетровского зодчества (проект инженера Лаврова). Что же касается Девкина переулка, то ещё в дореволюционное время здешние домовладельцы неоднократно просили Городскую думу дать их неблагозвучному переулку другое имя. Название его производили либо от «девки» Анны Монс, либо от того, что в нём якобы проживало много «девок», работавших на ближайшей фабрике. Впрочем, объяснение сего названия гораздо прозаичнее: как это часто бывало в Первопрестольной, наименован переулок был по фамилии одного из домовладельцев – купца Девкина. Городская дума тогда принципиально решила не менять старомосковские названия и ходатайство не удовлетворила. Лишь в советское время ситуация изменилась. Переулок был присоединён к Немецкой (Бауманской) улице и таким образом исчез с карты города.
Ну, вот мы прояснили, что очаровательная немочка Анна Монс в этом месте Москвы не жила, да и не могла жить. Ещё при царе Алексее Михайловиче всех иностранцев переселили на дальнюю восточную окраину города, на правый берег Яузы, где и возникла в 1652 году особая Немецкая слобода. Сельцо Елох (позднее Елоховская улица) служило северной границей этой слободы.
ВСТРЕЧА Петра I с девицей Монс произошла, по всей видимости, в 1690 году. Вместе с сестрой Модестой (Матрёной) Анна с юных лет посещала пиры в Немецкой слободе. На одном из них гостеприимный хозяин Франц Лефорт и познакомил молодых людей. «В его доме, - рассказывал хорошо знавший государя и его окружение князь Борис Куракин, - первое начало учинилось, что его царское величество начал с дамами иноземскими обходиться, и амур первой начал быть к одной дочери купеческой, названной Анной Ивановной Монсова». Она была изящна, женственна, отличалась от дочерей боярских образованностью, «обхождением с мужчинами», меньшей чопорностью и застенчивостью. Весёлая и бойкая на язык девушка совершенно обворожила Петра, и в самом скором времени стала его фавориткой. Правда, по мнению современных исследователей, Анна до этого состояла в связи с Лефортом.
В народе говорили, что ловкая и расчётливая немка окончательно «рассорила царя с царицей» и с их сыном Алексеем. В 1694 году Пётр подарил Анхен на день рождения собственный миниатюрный портрет в оправе из алмазов, стоимостью 1000 рублей. Находясь в составе Великого посольства в Западной Европе, вёл с ней переписку. И если царские «эпистолы» к Анне утрачены для потомства, то её письма к самодержцу на немецком и голландском языках как раз уцелели. Послания на русском она диктовала секретарю, подписываясь по-немецки Getreue Dinnerin («верная служанка»).
Когда Пётр 25 августа 1698 года вернулся из-за границы в Москву, он поехал не в Преображенское к жене и сыну, а в Немецкую слободу к Анне Монс. Буквально через неделю царь развёлся с законной супругой, царицей Евдокией Фёдоровной, и сослал её в Суздаль, в Покровский монастырь. Тут же вышел государев Указ о строении для фаворитки за казённый счёт каменного дома близ новой лютеранской церкви. Дом этот поражал современников красотой фасадов и богатством внутренней отделки. Архивы Преображенского приказа среди всего прочего зафиксировали неподдельное изумление некоего портного при виде роскошного убранства опочивальни, которая была «красою всего дворца» и в которой часто бывал царь.
- Относил я венгерскую шубу к иноземке, к девице Анне Монсовой, - говорил, между прочим, немец, портной Фланк, аптекарше Якимовой, - и видел в спальне её кровать, а занавески на ней золотые…
- Это не ту кровать ты видел, - прервала аптекарша, - а вот есть другая, в другой спальне, в которой бывает государь; здесь-то он и почивает…
Затем аптекарша пустилась в «неудобь-сказываемые» подробности.
Но где именно находился сей «палаццо»? От главной улицы бывшей слободы – Немецкой – отходят, среди прочих, два переулка: Старокирочный и Новокирочный, которые своими названиями напоминают о стоявших здесь когда-то лютеранских церквях-кирхах. Но тем, кто давал такие названия, было и невдомёк, что назвать переулки следовало как раз наоборот, ибо в Старокирочном располагалась новая кирха, а в Новокирочном – старая, возведённая первой в Немецкой слободе. Нужно отметить, что к лютеранам, в отличие от католиков, в Московии всегда относились гораздо терпимее – поскольку именно из их числа, в основном, набирались и военные, и ремесленники, и врачи.
СТАРОКИРОЧНЫЙ (прежде просто Кирочный) переулок сейчас совсем не тот. По левой его стороне раскинулся огромный пустырь – этот участок занимало до недавнего времени круглое здание Бауманского рынка. Для его сооружения в 1977 году снесли целый квартал старой застройки между Посланниковым и Кирочным переулками. И вот сие ультрамодное здание в один прекрасный момент с треском обрушилось, хорошо хоть это произошло ранним утром, а иначе жертв вообще бы не обрались. Нет, господа, что ни говори, а предки наши строили определённо лучше, качественнее… Теперь на месте пустыря устроили автостоянку, а в перспективе планируют соорудить жилой дом по программе реновации.
Уродливые заводские корпуса на правой стороне скрывают великолепный памятник архитектуры – двухэтажные каменные палаты второй половины XVII столетия. Вот их-то по традиции и называют домом Анны Монс. Однако никаких документальных свидетельств тому нет. Здание поставлено на белокаменный подклет, верхний деревянный этаж относится уже к концу XIX века. Главный фасад сохранил следы декора в стиле так называемого московского барокко: кирпичные наличники окон с полуколонками и навершиями в форме кокошников, трёхчетвертные колонны с фигурными капителями по углам объёма. Подклет и основной этаж соединены двумя внутристенными лестницами, помещения перекрыты сводами. К сеням этажа первоначально примыкали крыльца.
Кто же владел этими палатами в XVII веке? Скорее всего, голландцы Захарий и Якоб ван дер Гульсты - личные лекари царей Алексея Михайловича и Петра I. Кроме того, мы совершенно точно знаем, что в середине XVIII столетия здание принадлежало некоему отставному полковнику Ознобишину, затем – иноземцу Витману, а в начале следующего, XIX, века - придворному камер-фурьеру (смотрителю за дворцовой прислугой) Якову Граве. Таким образом, повторим, про Анну Монс, как здешнюю исконную хозяйку, архивы умалчивают. Возможно, что её настоящий дом находился где-то неподалёку. А сооружение, о котором идёт речь, совершенно уникально тем, что это единственный сохранившийся образец застройки Немецкой слободы Петровской эпохи.
С 1700 ГОДА Пётр Великий стал открыто жить с Анхен в её доме. Любовники всюду появлялись вместе, даже на торжественных дипломатических приёмах. Парадный портрет domicella Monsiana украшал один из залов Лефортовского дворца. Царь продолжал осыпать красавицу немку дорогими подарками, в 1703-м ей была пожалована в качестве вотчины Дудинская волость в Козельском уезде с деревнями (295 дворов). Благодеяния проливались и на всё семейство Монсов – матушка Анны получала ежегодный пенсион в 708 рублей, братья Филимон и Виллим были взяты государем на службу.
В определённый момент Пётр стал решительно смотреть на Анну Ивановну как на будущую законную супругу и венчанную царицу. И будь эта женщина чуть умнее, то, скорее всего, именно она, а не Марта Скавронская, стала бы первой российской императрицей. Однако Анхен, хотя и разделяла ложе с царем, не слишком его любила, и однажды изменила Петру с прусским посланником Георгом Иоганном фон Кайзерлингом.
Как свидетельствует он сам в одном из писем, «Анна по совету князя Меншикова обратилась к его посредничеству с просьбой исходатайствовать у его царского величества разрешения на бракосочетание со мной». Меншиков же воспользовался промашкой Анны, дабы убрать её со сцены, выдвинув свою ставленницу – ту самую Марту Скавронскую, будущую Екатерину I. И это Светлейшему удалось. Петр не терпел посягательств ни на что, связанное с ним самим и близкими ему людьми. «Чтобы любить царя, надобно иметь царя в голове!», - воскликнул по преданию монарх.
В декабре 1703 года Анну Ивановну заодно с сестрой её Матрёной Балк, способствовавшей любовной интриге, посадили под строгий домашний арест с запрещением выходить даже в церковь. «Дело Монцевой» тянулось три года, и только 3 апреля 1706 года опала была снята – царь своим Указом дозволил «Монше и сестре ея Балкше в кирку ездить». Но спокойная жизнь длилась недолго: в 1708 году Анну обвинили в ворожбе с целью вернуть себе государево расположение. На сей раз у женщины отобрали в казну принадлежавший ей каменный дом в Кирочном переулке и практически все царские подарки. Лишь миниатюрный портрет Петра Анна Ивановна категорически оказалась вернуть. До самой своей кончины, последовавшей 15 августа 1714 года, Монс проживала вместе с двумя детьми (от Петра? Кайзерлинга?) и двумя служанками в небольшом деревянном домике близ Яузы, недалеко от Лефортовского дворца.
ИТАК, мы перевернули последнюю страничку той давней истории. Без сомнения, Анна Монс – знаковая фигура Немецкой слободы. И если отбросить всё наносное и излишне субъективное, то образ этой женщины представляется сегодня весьма неоднозначным и в высшей степени трагическим. А что же с домом Анны Ивановны?
Здание на теперешней Спартаковской улице, которое иные упорно называют домом Монс, выглядит очень и очень неплохо. При советской власти оно было отдано под жилые квартиры, а в конце 90-х годов перешло в собственность Московской патриархии; в первом этаже открыты магазины и кафе. Недавно проведён капитальный ремонт главного фасада.
Гораздо сложнее ситуация с палатами в Старокирочном переулке. Получилось так, что после событий 1917-го они оказались в весьма близком соседстве с НИИ точных приборов, институт же этот всегда тяготел к оборонке, а, стало быть, к повышенной секретности. Где-то до 1989 года палаты можно было увидеть за низким дощатым забором, если идти по проходу между Старокирочным и Бригадирским переулками. Но после расширения предприятия палаты были закрыты новым заводским корпусом, и теперь доступа к ним нет. И каков же итог? Вышеупомянутый корпус из-за кризиса 2008 года законсервирован, в комнатах «дома Монс» был свален всякий ненужный хлам с завода.
О масштабной реставрации старинного сооружения речи так и не идёт, хотя градозащитники не раз, и не два поднимали эту тему, а в конце 2016 года палаты перешли, наконец, в ведение Агенства по управлению и использованию памятников истории и культуры при Минкультуры РФ (АУИПИК). Однако состояние фасадов и внутренних помещений по-прежнему крайне аварийное. Существовала надежда на то, что палаты будут включены в состав музея-заповедника «Лефортово», но увы. Повернётся ли фортуна лицом к этому уникальному памятнику архитектуры XVII века?
КАК выглядел дом Анны Монс в пору его расцвета, дает представление картина Александра Бенуа. Живописец исполнил свое произведение, руководствуясь описаниями, что сохранились в архивах Преображенского приказа. А вот уже наш современник – художник Евгений Куманьков – зарисовал акварелью палаты в Старокирочном переулке (по состоянию на 1979 год). Одно и то же это сооружение или разные? Вопрос пока остаётся открытым.