Рядом со мной на скамейку присели мама и ее дочка. Мама сама еще как ребенок: молоденькая-молоденькая. И лицо по-детски миловидное – доброе. А девочке между тем, наверное, годика четыре. Они шли по улице и решили отдохнуть рядом со мной, потому что все другие скамейки завалены снегом.
Оказываются, они случайно увидели где-то во дворе котеночка. У него шерстка рыженькая, но есть и белые пятнышки. Очень симпатичный. Мама с дочкой не смогли мимо пройти, подошли посмотреть. Они не знали, видимо, закона: если остановиться около брошенного животного и постоять рядом с ним, то уже не уйдешь просто так, если у тебя сердце есть. А котенок плакал и жаловался: такой несчастный.
Из разговора я понял, что решено было его подобрать. А еще я понял, что они живут с решительной и принципиальной бабушкой, которая вряд ли обрадуется находке.
Сидят - совещаются, и личико у маленькой девочки серьезное-пресерьезное. Посовещались и решили обратиться за советом к папе. Не за советом, а за помощью, чтобы он помог бабушку уговорить. А я рядом – болезненно внимание напрягаю, чтобы слышать их разговор, и давно уже на их стороне, и хочется, чтобы суровая бабушка согласилась принять котенка. А тот спит себе на шарфике, который молодая мама сняла с себя.
У меня волнение достигло крайней степени, когда они начали «папе звонить». Казалось бы, что я посторонний взрослый человек, что мне за дело? По-моему, даже давление подскочило. Женщина уговорила все-таки «папу». Но проблема в том, что он работает до 18 часов и на Уралмаше появится не ранее 18-30. А на дворе только 12. Милые заговорщицы решили оставить найденыша у соседки, чтобы вечером «выйти папу встречать с работы». Ну а потом – и к бабушке – все вместе. И с котенком.
Поднялись и пошли. И я домой пошел. На душе было так хорошо, так хорошо, будто я совершил нечто необыкновенно доброе и прекрасное. А я ведь ничего и не совершал! Только слушал и переживал вместе с ними.