Вдохновленный поэмой Вольфрама фон Эшенбаха «Парсифаль», Рихард Вагнер создал полностью свое, уникальное с мистической точки музыкальное произведение, вернее даже – мистерию, переработав и пропустив через себя средневековый эпос. Возможно поэтому Вагнер не хотел, чтобы его оперу исполняли ради светской потехи.
Впрочем, времена сейчас другие. Несмотря на завещание автора ставить «Парсифаля» исключительно в Байройте, каждый из нас, независимо от своего места проживания, может прикоснуться к этому удивительному творению и пройти вместе с героями и композитором через уникальный опыт.
Рихарду Вагнеру удалось не только передать как никому другому духовный опыт в либретто, но и перевести его на язык музыки, где порой совсем не нужны слова – остается одна звучащая тишина. Эта глубина делает данное произведение величайшим творением.
У Амфортаса - незаживающая рана от копья, которую он по сути дела причинил себе сам, - не пройдя до конца духовный Путь очищения сердца, необходимый, чтобы воистину стать королем Грааля.
С таким копьём, Амфортас слишком смелый,
ты был злодею страшен, -
он весь в твоей был власти!..
Вблизи дворца - царь вдруг исчез из глаз:
к красотке жгучей в сеть попал герой,
в её объятьях он забылся…
Копьё из рук упало…
Смертельный крик!.. Бегу скорей:
смеясь, стоял волшебник там,
схватил копьё и с ним пропал. -
Отбив царя, ему прикрыл я бегство,
но - здесь, под сердцем, был он тяжко ранен, -
и раны кровь унять унять нельзя!..
Подобный опыт можно встретить и у христианских мистиков. Например, Терезе Авильской Господь даровал мистический опыт, которому нет аналога. Трансверберация - херувим проколол ее сердце огненным копьем.
Это [копье] он погрузил в мое сердце несколько раз, так что оно поразило мои внутренности. Когда он вынул копье, я почувствовала, что вместе с копьем он забрал все мои внутренности и оставил меня всецело захваченной великой любовью к Богу. (Тереза Авильская)
Чую я удар нежданный,
и души во мне не стало!
Чем я честь сию стяжала?
Что свершил сей подвиг странный?
Что за смертная услада -
чуять в сердце рану эту!
Боль, которой равных нету;
смерть - и жизнь, что ей награда!
- писала она позже.
От удара копья Амфортас принял на себя боль всего мира, подобно Иисусу. Здесь сюжет оперы перекликается и с Евангелием.
На другой день видит Иоанн идущего к нему Иисуса и говорит: вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира. (Ин.1:29)
Но хоть и Амфортас был хранителем священного Грааля и копья, он не справился с выбранной ношей ("к красотке жгучей в сеть попал герой"), не пройдя до конца испытание, совершив своего рода грех, и был вынужден страдать. При этом с каждым разом его страдание становились все невыносимее и невыносимее.
Амфортас
(запрещая мальчикам открыть ковчег)
Нет! - Нет, не в силах я!
О, страданье!
Кто измерит бездну мук,
что мне приносит вид, отрадный вам?
Что значит рана, что её огонь
против тоски и пытки злой -
пред алтарём мой долг вершить!
Тяжко наследье, что мне досталось!
Я, только я один греховен,
и мой удел - служить святыне,
безгрешных питать великой благодатью!
Спаситель, мною оскорблённый,
меня карает страшной карой! -
К Нему, в его утехе кроткой
в тоске душа стремится:
из мрачной тьмы, где сердце стонет,
Его достичь я должен! -
Вот час настал, -
И луч нисходит на святыню
святынь…
Боль, исходящая от раны, помогала на время выжить отцу Амфортаса Титурелю. Но нужен был тот, кто сможет принять на себя не только боль Амфортаса, но и стать своего рода новым спасителем…
Ведь в опере речь идет не о простой боли. Боль здесь приобретает очень глубокий философский и мистический смысл, становится символом своего рода очищения – через страдания. И усиливалась она именно в те моменты, когда снимали покрывало с Грааля, когда открывалась Завеса Нового завета.
Итак, братия, имея дерзновение входить во святилище посредством Крови Иисуса Христа, путем новым и живым, который Он вновь открыл нам через завесу, то есть плоть Свою (Евр. 10).
Об это пишет и Руми в своей поэме «О скрытом смысле».
Боль старое лекарство делает новым,
боль выпалывает каждый росток скуки.
Философский камень — это то, что обновляет боль:
откуда будет скука там, где возникла боль?
Смотри же, не вздыхай тяжко от скуки,
ищи боли, ищи боли, боли, боли.
Все есть Возлюбленный, а влюбленный — [всего лишь] завеса.
Жив Возлюбленный, а влюбленный — [бездыханный] мертвец.
Философский камень символизирует священный Грааль, покрывало - завесу, отделяющую нас от Бога.
...То, что называют [святым] святых... завеса отделяет его. [Но что такое] чертог брачный, если не образ [чертога брачного], который выше [нечистоты]? Его завеса разрывается сверху донизу. Ибо следовало, чтобы некоторые поднялись снизу вверх... Но чертог брачный скрыт. Это - святое в святом. Завеса утаивала сначала, как Бог правит творением. Но когда завеса разорвется и то, что внутри, откроется, - будет покинут тогда сей дом пустынный! Более того, он будет сокрушен. (Евангелие от Филиппа)
Парсифалю, главному герою, не удалось сразу пройти обряд посвящения. В первый приход его с позором изгонят после неудавшейся церемонии. Хотя герой осознавал страдания, которые испытывал царь, эти страдания оставались лишь страданиями Амфортаса... Так почему же Парсифаль – простой, чистый сердцем, смелый и благородный юноша – не смог избавить царя от боли? Возможно потому, что еще не принял до конца духовную смерть своего "я". А ведь это непросто – умереть при жизни…
И снова возвращаемся к Руми, к его поэме «О скрытом смысле»:
Эй, жизнь влюбленных — в умирании,
сердца ты не обретешь, кроме как в сердца лишении.
Любовь – это пламя; когда оно разгорается,
То сжигает все, кроме Возлюбленной.
Влюбленный заносит меч Ничто,
Дабы изгнать все, кроме Бога.
Что же остается после Ничто?
Ничего, кроме Бога;
Все остальное исчезает.
Хвала тебе, всесильная Любовь,
Разрушительница всех «божеств».
После изгнания Парсифаль встречается с Кундри. Кундри - это не только образ соблазняющей женщины-искусительницы; Вагнер вложил здесь нечто большее. Она, как суфийский образ Возлюбленного, испытывающего главного героя, пробуждает в нем те чувства, которые заставляют его отказаться от самого себя, тем самым принять духовную смерть я, освобождая его для Любви, которая затем и воскрешает...
Кундри
(в порыве бурной страсти)
Жестокий!
Когда к страданьям чужим ты чуток, -
имей и ко мне сожаленье!
Ты искупитель, -
Зачем же злобно
меня отрады ты лишаешь?
Тебя веками я ожидала…
Спаситель, ах! - Ты был…
однажды мной осмеян!..
О, если бы ты знал,
как я с тех пор терзаюсь
во тьме и свете,
в жизни и смерти,
для новых мук рождаясь вновь
в вечном бытии моём!
При встрече с Женщиной сострадание приобретает новый смысл – герою приходится спуститься со своей духовной высоты.
Кундри
Ты ещё не страдал, -
чужда и сладость утешения тебе.
Теперь, познав тоску, -
забвенье горя и мук
в любви ты найдёшь!
Однако Парсифаль не сразу готов к этому, и здесь он предается сомнениям, мучимый идеями двойственности добра и зла, праведности и порока:
Парсифаль
Навеки
нас с тобой осудит Бог,
когда на час лишь
забуду моё призванье
в твоих объятьях знойных! -
Но будешь спасена и ты,
если осилишь страсть свою.
Отрады и конца страданью
не даст тебе родник страстей,
блаженства ты снискать не можешь,
пока ты пьёшь источник злой! -
Другой родник, - другую страсть
и жажду счастья видел я…
Вот братья там, смиряя тело,
себя терзают, умерщвляют…
Но кто же знает, - где течёт
единой правды чистый ключ?..
О, гибель всех надежд людских!
О, тьма тщеты всемирной!
Все ищут страстно счастья путь, -
и все греховной страсти жаждут!
Поцелуй Кундри ведет героя к прозрению, ему открывается смысл страдания человека и Бога, роль которого играет Амфортас.
(Она совершенно наклонила свою голову к голове Парсифаля и теперь запечатлевает на его устах долгий поцелуй. Парсифаль внезапно вскакивает с жестами величайшего ужаса. Вся фигура его выражает страшную душевную перемену. Он с силою прижимает руки к сердцу, словно унимая нестерпимую боль. Наконец он вскрикивает).
Парсифаль
Амфортас!
Он ранен! - Я понял! -
Меня жжёт эта рана!
О, слёзы, слёзы!
Жалобным воплем
из глуби сердца рвутся они! -
О! - О!
Страдалец! Царь несчастный!
Я видел эту рану…
Вот ранен я и сам!
Здесь… Здесь!
(Кундри глядит на него с изумлением и страхом, а он продолжает в совершенном экстазе.)
Нет, нет! Я не в тело ранен!
Алым потоком кровь не бежит!
Здесь! Здесь - в сердце огонь!
Поцелуй Кундри – как поцелуй евангельского Иуды, высшая точка духовного пути Христа, встретившегося с Другом, уходящим во Тьму.
Кундри
(в диком экстазе)
Так мой поцелуй
тебя всевидящим сделал?
Упав в мои объятья,
ты власти Божьей достигнешь!
Твоё призванье - спасти весь мир:
со мной ты богом станешь, -
а я в вечный мрак уйду потом:
пусть вечно я страдаю!
Парсифаль
Спасенье, грешница, я дам и тебе!
Кундри
(исступлённо)
Дай мне упиться любовью!
Спасенье мне даст любовь твоя!
Парсифаль
Любовь и спасенье ты познаешь,
если путь
в царство Грааля укажешь мне!
Кундри
(в порыве ярости)
Нет, его не найдёшь ты!
Обречённый пускай погибнет!
Презренный он раб
похоти!
Над ним смеюсь я!
Жалкий! Жалкий!
Ха-ха!
Своим же копьём он сражён!
Клеши (омрачения) - испытания и мучения человека на земном пути. Когда приходит клеша, она ощущается как удар копьем (sakti), энергетический импульс. С другой стороны, мужчина беспомощен без женщины, он становится силен лишь когда обретает Ее силу - копье-шакти. Воткнуть копье в какую-то духовную субстанцию означает прийти к ее пониманию.
Я та, которая осушает море, которая пронзает Раава, я - строгая мать, я - ангел, который спасает тайну Иакова. (Иосиф Каро)
Именно женщина-Шехина пронзает змея-Христа копьем на кресте, борется с ним в Гефсимани, приходит к богоборцу Иакову…
Острием и лезвием
Бьется воительная девица
Между лат и лат
К утоленью и выходу от гнева.
Метит в грудь, метит в бок,
Вьется слева и вьется справа,
И терзается, угрызается,
Что уметить легко, а ударить нелегко…
О несчастная,
Если бы ты уведала,
Что разится тобою тот Руджьер,
Для которого ткется твоя жизнь, -
Знаю,
Ты скорее вонзила бы удар
В собственную грудь,
Ибо милый тебе себя дороже.
(Ариосто. Неистовый Роланд)
Парсифаль
Кто рану нанёс ему оружьем святым?
Кундри
Он… он,
меня проклявший за смех,
но ад - ха! - даёт мне мощь!
Против тебя направлю копьё,
если ты грешника будешь жалеть!
Ха!.. Безумье! -
(умоляюще)
Сжалься! Молю тебя!
Один лишь час мне дай,
один лишь час возьми, -
и желанный путь
я укажу тебе!
Такова суровая логика высшего пути Тантры. Пройдя долгие странствия и новые испытания, спустя время Парсифаль снова встречает Кундри, и та смиренно и усердно омывает его ноги.
И вот, женщина того города, которая была грешница, узнав, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастровый сосуд с миром и, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром. (Лк 7; согласно евангелию Матфея, это событие происходит в доме прокаженного)
Парсифаль
(безутешно)
Родная! Родная! Как я не вспомнил?
Ах, да я обо всём позабыл!
Но что запомнить мог-бы я?
В тупом безумстве дни текли!..
(Он ещё ниже опускает голову.)
Сознанье
вину с тебя снимает,
познанье
безумья тьму разгоняет…
Любви познай усладу,
как Гамурет познал, -
когда жену он нежно
и страстно целовал!
Любовь сильнее жизни и смерти, -
любовью ты на свет рождён…
Прими же привет твоей родимой,
дар прощальный, -
и первый дар - любви!..
Эта Любовь Парсифаля спасает и саму Кундри, возрождая ее к новой жизни.
Уже в новом образе Парсифаль возвращается в замок. Теперь ему уже ничто не помешает завершить обряд до конца…
