(Из материалов военных лет)
ПОКАЗАНИЯ НЕМЕЦКОГО ЕФРЕЙТОРА ВИЛЬГЕЛЬМА КЛАЙН
Наконец-то он вошел в Севастополь — бравый ефрейтор 10 роты 3 батальона 266 пехотного полка 72 пехотной дивизии Вильгельм Клайн. В ушах еще немного шумело, он весь был в пыли, он смертельно устал. Что ж, ведь он — у цели. Он может написать родным, что над его головой горячее севастопольское небо, что перед его глазами лазурная синева севастопольской бухты.
Но почему ж молчит об этом знаменательном событии колченогий Геббельс? Почему не слышно победных фанфар из Берлина?
Не победителем, а побежденным вошел Вильгельм Клайн в Севастополь. Не наглая геббельсовская брехня, а вынужденные мрачные признания звучат на его допросе:
«Солдатам война надоела. Наступление на Севастополь нам не понравилось, тратится очень много крови. Очень трудно воевать с русскими... Надежды захватить город у всех исчезли. Я сам уже не верю, что Севастополь можно взять теперь, если он не капитулировал во время невиданно сильного штурма наших частей в первые дни. Сил у нас, конечно, уже не хватит, чтобы повторить этот штурм. Севастополь остается, как это мы видим теперь, неприступной крепостью...»
Вшивые фрицы боятся крови. Им уже не нравится наступление. Гитлеровские молодчики хладнокровно жгут и вешают, пытают и расстреливают русских, украинцев, белорусов, татар на временно оккупированных ими территориях. Но гитлеровским палачам становится дурно при виде немецкой крови. Им было по душе наступление во Франции, когда лавали и пэтены с холуйской готовностью открыли им ворота Парижа. Им не нравится наступление под Севастополем, ибо оно разбивается вдребезги о железную стойкость защитников города-крепости.
Солдат 10 роты 3 батальона 436 пехотного полка 132 пехотной дивизии Фердинанд Ильгер уныло показывает:
«В начале наступления нам говорили, что Севастополь падет через 4 дня. После того, как все сроки прошли, нам объявили, что мы не будем стремиться к захвату территорий в возможно короткий срок, а что нашей задачей является уничтожение живой силы и техники противника. Настроение солдат после первых тяжелых дней резво ухудшилось. Неофициально был отдан приказ экономить боезапас...»
Жулики и прохвосты из ставки верховного главноотступающего Гитлера могут сколько угодно врать о своем наступлении под Севастополем. Горы немецких и румынских трупов не помешают всему миру увидеть ослиные уши германских стратегов. Фрицы задыхаются на подступах к Севастополю, а в Берлине кричат о «победах». На Унтер ден Линден не слышен предсмертный хрип немецких солдат под Севастополем...
Непоколебима, неприступна крепость Черноморья. Близок локоть, да не укусишь! Смятение царит в ставке «фюрера». У Гитлера очередной припадок истерики. Июньская жара? Нет, Севастополь! Очередная неудача на фронте? Да, Севастополь!
Я. Ган (1942)