Вчера я вот рассказывала вдруг про ящериц и прочих варанов и по инерции вспомнила: у меня же есть знакомый Биолог! О котором многие из моих читателей уже прекрасно знают (это тут, тут, и вот тут ещё)
Не у всех это знакомство вызывает судороги восторга, признаю. Тараканы-архимандриты с «любопытными глазками» (цитата!), очаровательные шипастые палочники, тля, богомолы и «мокрички-апельсинки» (цитата!) не во всех дУшах встретили благодарный отклик. (Это вы, кстати, зря, но, в целом, я вас понимаю).
Однако было бы наивным думать, что суровое сердце Биолога принадлежит исключительно насекомым. У неё весьма и весьма обширное хозяйство, а любви хватает на всех. (На людей меньше, но вот тут я с ней как раз полностью согласна)
Есть, допустим, Пушок Генадьевич. Прочитав это имя на клетке, я прямо умилилась: как будто сама придумывала! Но нет, авторство принадлежит, к сожалению, не мне, а детям, которые приходят заниматься в эту лабораторию.
Есть у неё и выводок дегу, и улитки размером с мою голову, активно поглощающие овощи. Вот, кстати, никогда раньше не видела, чтобы банальная улитка (не хищник ни разу), махом отхватывала кусок тыквы! Аж дрожь берёт, ей-богу.
А есть и, собственно, ящерицы. Да. В террариуме, как положено. Ящерицы меня поразили отдельно. (Отдельно от тараканов, я имею в виду).
Первым меня поразила игуана. Точнее, как пояснила Биолог, это был, как бы это правильнее сказать… игуан. Самец. Я, когда подошла к террариуму, ничего «такого» не подумала. Ну самец, с кем не бывает, правда? Но когда игуан вышел мне навстречу, я поняла:
«Да, ёлки-палки! Самец!».
Даже, бы сказала, САМЕЦ! Не просто, понимаете, ящерица-мальчик, а нормальный такой самец! Он просто одним взглядом мне показал, кто тут мужик. Сами посмотрите!
«Боже ж мой, - подумала я. – Как хорошо, что я уже замужем!»
Увидев нас с фотоаппаратами, Игуан (я не ошиблась, написав с большой буквы, поверьте, он был Игуан) двинулся нам навстречу. Не знаю, что там учёные говорят, что рептилии ни хрена не соображают, по-моему, они либо врут, либо просто не встречались с Игуаном. Он прекрасно понимал, что мы тут делаем (разумеется, любуемся им!) и для чего тычем в его сторону этими штуками (запечатлеваем его неземную красоту!).
По пути Игуану попалась какая-то там черепаха.
- Среднеазиатская, - машинально прокомментировала Биолог.
Черепаха меня не сильно заинтересовала: я их в своей жизни сотнями считала, ничего интересного.
Немного лирического отступления (я ж без этого не могу!). У меня на родине практически каждый ребёнок клянчил у родителей черепаху в качестве домашнего животного. И, как правило, получал, ибо почему нет? На маёвку все родители поголовно выбирались в пустыню, черепах там было немерено, выбирали помельче да посимпатичнее и привозили отпрыску. Про карантин и инфекции никто не заморачивался. Обычно истории были одинаковыми: черепашка смирно сидела в коробке от обуви, исправно трескала капусту, морковь и клевер, всё лето не проявляла никаких эмоций и осенью вырубалась напрочь. Очень занимательно, да. К весне ребёнок окончательно терял к ней интерес, и черепаха благополучно отправлялась к родному месту обитания с очередной маёвкой.
Но для меня это было бы слишком просто. Я ж не была совсем уж нормальным ребёнком…
Дальше – грустная история, слабонервным не читать! Я серьёзно предупреждаю, не жалуйтесь потом, что я плохая!
В общем, у меня тоже была черепаха. Правда, довольно крупная, с тарелку. Видимо, меня папа очень любил и от широты души привёз на свой вкус. Зачем мне, четырёхлетней, черепаха, никто не понял, даже я. Я не просила, честно. Более того, примерно в то же время у меня был ёжик-вонючка. Такой себе домашний зоопарк. Я хотела кошечку! Собачку! Любое животное, которое можно потискать. А мне – черепаху. Ну… я её, наверное, любила своеобразной любовью, всё же живое существо. Посадила её в коробку, но даже своим четырёхлетним мозгом понимала, что Маше (черепаху звали Маша, хотя ей было фиолетово) слегка тесновато. В общем, Маша стала жить на полу балкона и путешествовать от стены до стены, периодически пожёвывая капусту и клевер. Хорошо, что, пардон, какала она изящными катышками, которые можно было просто сметать веником (не таков был ёжик-вонючка!).
А однажды Маша пропала. Нету и нету. Клевер нетронутый, капуста нежёваная, катышков, чтоб сметать – не обнаружено. Машу вяло поискали, но не заморачивались.
- Спит где-то, - махнула рукой маман.
Всё ж черепаха не кошка, правда что: может и неделю проспать. А через неделю про Машу и вовсе позабыли. Не знаю, как так вышло. У четырёхлетних девочек память не очень длинная.
Мда… Маша нашлась через полгода примерно, во время то ли уборки, то ли перестановки. Точнее… то, что от Маши осталось. Оказалось, что черепаха заползла под отцовский верстак и там застряла. Орать она, разумеется, не стала, а мы в заваленном стружками углу не особо искали.
А из Машиного панциря отец сделал очень красивую подставку под карандаши. Ни у кого такой не было.
Конец лирического отступления.
- Пфе, - сказал Игуан и отодвинул черепаху лапой, чтобы не загораживала его персону.
- О-о-о-о! – восхищённо протянули мы с сестрой.
Игуан такую реакцию одобрил и повернулся другим ракурсом, небрежно опёршись на локоть.
- Детка, - сказал он мне взглядом, - детка, я великолепен, ты не находишь?!
Я очень даже находила. Игуан замер, чтобы я сфотографировала его покачественней, и игриво мигнул мне одним глазом:
- А с этой стороны я смотрюсь ещё лучше!
И не говорите мне, что ящерицы ничего не соображают!