Отрочество и юность длятся примерно столько же, сколько жизнь домашнего животного, и за этот период человек встречает определенное количество персонажей, которым суждено сохраниться только в его воспоминаниях.
При всей заурядности в каждом из этих случайных попутчиков можно отыскать нечто уникальное и важное для реконструкции эпохи, когда стремление к оригинальности лишь усугубляло единомыслие и униформизм.
Мой приятель Паша Костиков представлял собою полнейшее "соборище сует" своего поколения. Наша разница в возрасте составляла не более шести лет, но временами он казался мне пожилым человеком - ровесником Жванецкого, которого он так не артистично и не к месту цитировал.
Голос у него был пронзительный, высокий, а рост ниже среднего. Такие люди идут напролом, возбуждаемые собственной дерзостью.
"Наглость приходит с годами" - хорохорился Павлик, намекая на богатый опыт борьбы за существование. Вторым, после Жванецкого, источником афоризмов, ему служило собрание сочинений Ильфа и Петрова. В его исполнении это выглядело совсем старомодно - Паниковский из драмкружка.
Он рано начал лысеть и носил дымчатые очки с толстыми стеклами.
Что это за Го Можо к тебе ходить повадилось? - спрашивала у меня бабушка.
И действительно - гомофобы принимали его за "голубого", антисемиты - за еврея, само собой, ошибочно. Джинсовый костюм сидел на нем как-то заурядно - как в американском кино, а не под рестораном "Интурист".
Зато в шляпе это был советский дяденька из НИИ. Да он и не был "западником", тем более - диссидентом, будучи твердо уверен, что "с волками жить - по-волчьи выть" надежнее. Увлекался йогой и карате, как-то бесшумно родил ребенка. Его заранее упрощенная жизнь была спланирована на много лет вперед.
Совместных либо отдельных фото с этим человеком у меня не сохранилось, но читатель легко представит его облик по обложке диска с песней Short People. Да и пашин плейлист, в отличие от Сермяги с Азизяном, не блещет своеобразием. Но - в данном случае ослепительна именно банальность того, чем наслаждался этот поверхностный, но очень натуральный гражданин Советского Союза.
Да, пожалуй, в джинсовой куртке и самопальных очках ray ban (их присылали с Карпат в коробках от паяльника) он напоминал Ренди Ньюмена, а в плаще - какую-то помесь сыщика Вебера всё с тем же Жванецким. Паша явно тяготился своей затянувшейся молодостью. Но иногда он был трогательно наивен в пристрастиях и суждениях, пока простодушие не перерастало в хронический кретинизм советского конформиста.
Подобно многим любителям "по-волчьи выть", Паша считал, что "чем проще - тем надежнее".
В школе он учил немецкий, но с английского, рожая перлы, переводил быстро и дерзко. Читал в основном передачу "Вокруг смеха".
Его музыкальные пристрастия отвечали запросам западного пятиклассника, и он, как и многие, гордился своим инфантилизмом, выбирая самое примитивное, на уровне собачьей команды или детской считалки, искренне полагая, что именно такая песня "строить и жить помогает".
О пашиных вкусах я узнал не сразу, и понял, что спорить о них бесполезно - себе дороже. Как деловой партнер он был безупречен - не пьющий, не посягающий на вещи, нужные мне лично. Собачий век молодости прививает собачьи рефлексы - пусть пёсик резвится.
Однажды он, безбожно фальшивя, чтобы позлить, напел мне позывные передачи "Музыкальный календарь" - вальсочек из музыкальной шкатулки. Таких много в итальянских фильмах ужасов, где ребенок режет маму с любовником.
Нравился ему и, сильно порезанный в нашем прокате, танец Хого-Фого в маске "негра". Любимой из подсунутых мною книг стала "Поберегись, детка!" - пародийная повесть Карло Мандзони.
Однажды, под часами-термометром на фасаде универмага "Украина", он, изумленный моим интересом к тому, что было "нафталином" даже для людей его возраста, признался, что у "Кларков" ему нравится On Broadway. Еще одна закольцованная песня-вертушка, погружающая в примитивный транс.
Тома Джонса, подозреваю, ненавидел - за голос, естественно.
Вспоминая студенческие оргии в арендованной у пастора-баптиста времянке под Таганрогом, напевал "застольную" из Mungo Jerry, с непременной строкой по-русски - "кто-то украл наш кир". Путая "жену" с "вином". Я уже говорил, что он был сторонником поверхностных суждений и быстрых расшифровок.
В общем - типичный человек толпы, выдернутый для изучения местечковым доктором Моро с ограниченными возможностями.
Почему-то представляется тренировка актеров-"ильичей", синхронно репетирующих жестикуляцию и мимику вождя.
Честное слово, сию минуту, мне кажется, что я просто выдумываю, на ходу и задним числом, новый персонаж из отвергнутых ранее деталей. Может быть и так, если бы не пачка жалких фотографий Битлз, с покупки которых началось наше общение. Они сорок пять лет лежат в верхнем ящике моего допотопного стола, и сорок лет, как стол стоит на прежнем месте.
Услышав в ящике, как Ротару поет "Я, ты, он, она", он - трезвенник, тут же переделал её на застольный лад - "все сегодня пьем до дна, водку пьем - не пьем вина..." и т.д. Не задумываясь, сколько таких же, как он, молодых инженеров, так же, слово в слово, и с ним в унисон, адаптируют эту жуть для банкетов и вылазок.
У группы Слейд Паше больше всего нравился My Friend Stan.
У АББЫ - Nina Pretty Balerina.
У Бэй Сити Роллерс - Saturday Night. Это в двадцать три-то года.
У Boney M, естественно, "Глория".
Словом - любые песни, где собаки хором отвечают на команду хозяина, как зрительский зал реагирует дружным смехом на реплику сатирика.
Иногда я ему завидую.
P.S.
Да - чуть не забыл! Склероз... В связи с "Белфастом" Паша пинал добрым словом старый хит Baby Come Back, потому что на "Белфаст" похоже. Название группы - The Equals он переводил как слышал, то есть, как "орлы".
ДАЛЕЕ:
*Этюд о скальпах
*Тулупэ! Шулупэ!
* Хурда, Лулу и Осташвили
* Плейлист для басиста, зарытого в Адлере
* Реквием для ровесника