Поэт Михаил Львов родился 4 января 1917 года в татарском ауле Насибаш Уфимской губернии (ныне Салаватский район Республики Башкортостан), в семье учителей. Мать окончила с золотой медалью гимназию в Златоусте. Отец ещё до революции получил образование в учительской семинарии, был участником гражданской войны на Урале и в Сибири, преследовался колчаковцами и едва не погиб. Работал учителем, директором школы. Писал стихи на русском языке. Первым в Башкирии получил звание заслуженного учителя республики, орден Ленина.
В годовалом возрасте Михаил остался без матери и вместе с братом рос в деревне у чужих людей. С шести лет уже выполнял самую тяжёлую работу по дому и поле. В татарском селе Лакла окончил начальную школу и уехал к бабушке в Златоуст. «Я татарин стопроцентный с русской речью на устах», – писал он о своей национальности. И, казалось бы, мальчишке из российской глубинки никогда не подняться на самую верхнюю ступеньку русской поэзии, встать в один ряд с самыми известными мастерами художественного слова. Но Россия великая и мудрая стала второй матерью, наградившая поэта русской речью.
Ещё не бравший в руки
даже книги,
Я с детских лет был
в город увезён —
В другой язык,
как в океан великий,
Безбрежный, титанический,
как он.
После семилетки в Златоусте поступил в Миасский педагогический техникум. Здесь в 1932 году вступил в комсомол. «Миасс мне, — писал Львов в одной из автобиографий, — как бы «задал в жизни высоту». Там были — мой техникум, мои друзья, мои учителя, незабвенный Баян Владимирович (преподаватель русского языка и литературы, научивший Львова по-настоящему любить и понимать мировую литературную классику). Первое напечатанное в многотиражке «Шахтерский натиск» стихотворение. Первое выступление по радио. Мечты и планы. Уезжая учиться в Уфу, решил в Миасс не возвращаться до тех пор, пока не выпущу первую книгу».
Львов рассказывал: «Во время учёбы на меня обратил внимание преподаватель русского языка и литературы Баян Владимирович Соловьев, высокообразованный выходец из среды старой русской интеллигенции, каких в Миассе в то время было немало. Он пригласил меня к себе домой, прямо сказал: «Ты будешь поэтом» и предложил заниматься со мной отдельно. Составил для меня большой список на целую тетрадь главных произведений мировой классики от Гомера до наших дней и посоветовал: после прочтения каждого из классиков обязательно попытаться написать несколько страниц в его стиле. Он считал, что этот план я смогу выполнить за три года.
Каждый вечер я уходил из дома Соловьевых взбудораженный, нагруженный новыми книгами. Я был тогда невыразимо счастливым человеком, для меня открывались века, страны, народы, цивилизации, гении. Я очень многое запоминал с первого чтения, особенно стихи. Знал на память почти всего «Евгения Онегина». Целые главы из «Войны и мира», «Демона» читал наизусть друзьям в общежитии ровно тридцать одну минуту, положив на стол часы. Писал гекзаметром целые страницы «под Илиаду», писал рассказы и стихи «под Бунина», «под Маяковского», «под Тихонова» и других поэтов, написал повесть — сто двадцать страниц на машинке — о своей юности… Это было что-то в духе «Гимназистов» Гарина-Михайловского. Так я «прошелся с пером» по векам — от античности до наших дней».
Это была первая литературная школа будущего поэта. В 1934 году техникум был окончен, и началась полная трудов и учебы жизнь. Учился в Уфимском педагогическом институте (там он выполнил свой трехлетний план чтения), вернулся в Златоуст и при первой же возможности устроился в редакцию Златоустовской газеты «Пролетарская мысль» (ныне «Златоустовский рабочий»). Занимался в литературном объединении «Мартен», вместе с Б.А. Ручьёвым и единственным тогда в городе членом Союза советских писателей поэтом В.Ф. Губаревым.
В «Пролетарской мысли» печатались стихи Львова и той поры и более позднего времени, когда уже шла война, а он был фронтовым собкором газеты «Челябинский рабочий». Исследователи поэзии Львова считают, что это был богатый в творческом плане период жизни и становления его таланта.
После Златоуста работал в Челябинске: тракторостроителем, директором курсов мастеров соцтруда на заводе имени Орджоникидзе, журналистом, учителем русского языка и литературы в ШРМ, сотрудником многотиражной газеты ЧТЗ, готовил литературные передачи на областном радио. И все эти поиски себя можно считать периодом первоначального накопления жизненного опыта, пробы сил, перед тем как заявить о своем поэтическом творческом потенциале. Здесь, в литературном объединении ЧТЗ, где он занимался, и которое ныне носит его имя, и были по-настоящему оценены первые литературные опыты начинающего поэта.
В своих воспоминаниях в юбилейном сборнике «ЧТЗ — моя биография» Михаил Львов писал:
«Тридцатые годы... И я рванулся юношей на ЧТЗ. Хотелось самому участвовать в стройке, потом работать в цехе, изнутри узнать чувства и думы рабочего человека, постараться выразить их в меру своих сил... и, может быть (если получится), стать поэтом». Мы жили работой и стихами. Ходили в протертых до дыр штанах… Мы были бедны, полуголодны, зато какими щедрыми были наши души! Никогда не забуду — на Северном полюсе побывали наши пилоты Папанин и Чкалов, и мы отправили им телеграмму в стихах… В таких условиях, …живя в бараках, мы строили Великую Индустрию, которая потом спасла Мир. Да, нас не пугали никакие трудности. Мы через все перелетали на крыльях своего духа. Мы писали и о времени, и о стройке, и друг о друге: мы учились жить, дружить, любить — и по классическим образцам (как лицеисты), и по жизни тогдашней».
В 1940 году в Челябинске поэт издал свою первую книгу лирических стихов «Время», на которой уже стояло имя, которое теперь знает весь мир – Михаил Львов.
Книга стала своеобразным «пропуском» в Литинститут. Поступил вначале на заочное отделение, а потом перешел на очное и учился в Москве.
Литературный институт! Золотой островок идеализма, лирики, романтики. Сокурсники-поэты: Луконин, Наровчатов, Симонов, Слуцкий, Яшин. Учителями были Леонид Леонов, Александр Фадеев, Константин Федин.
Окончание здесь
Project: Moloko Author: Рабченок Леонтий