Крунер взрослых хиппи... Три этих слова – два иностранных, одно русское – точно указывают место и время Тейлора в календаре американской поп-музыки.
Именно «крунер» – виртуозный фразировщик и выразитель тонких эмоций тех, кто способен так чувствовать, но не сможет так спеть. Хотя мурлыкать эти песни имеет право каждый.
Джеймс Тейлор – это гибрид Рика Нельсона с Перри Комо, шагнувший на авансцену, когда те, чьим кумиром детства был Нельсон, созрели для солидного певца. Не в смокинге с бабочкой, но вполне буржуазного, для остепенившихся романтиков.
Недаром артисты старшего поколения охотно пели Fire and Rain наряду с хитами Дона Маклина и Bread, и Кэрол Кинг.
Собственно, Маклин и прославился после того, как Перри Комо исполнил его And I Love You So.
Под «взрослыми» подразумевается не возраст, а состояние души, уставшей от карнавала и протестов.
Ну а немного «хиппи» к началу семидесятых был практически каждый, равно как, десятью годами позже, каждый был немного «панком». Мода клеймит поколение без разбора.
Применительно к другому певцу, выше названные свойства могут либо раздражать, либо внушать заочную симпатию. Как в случае с близким по духу герою данного очерка, Полом Маккартни.
Тейлор оставляет равнодушным. Вернее, не взвинчивает и не ввергает в депрессию, требующую новой встряски.
Будучи иконой ненавязчивого американизма, он напоминает официальный журнал «Америка», где всё интересно, объективно и красочно – от будней чернокожего сельского врача до прозы Набокова и Лавкрафта, – но отсутствуют девицы в бикини и реклама элементов сладкой жизни.
Даже репортажи из столицы хиппи – Сан-Франциско – читались в этом журнале так, словно их писали Зинаида Гиппиус или Георгий Иванов, эмигранты первой волны. «Экстатичные прически и психомиражные наряды» – таков был язык одной публикации. А другая заметка, помнится, сообщала, что один из сыновей семьи из сериала, попав в Нью-Йорк, «погряз» в гомосексуализме.
Какою бы экстатичной ни была прическа на голове Джеймса Тейлора, этот потомок коренной американской аристократии смотрится не от мира сего. В чертах и голосе, и уникальной технике гитарной игры, заметна зыбкая отрешенность, диаметрально противоположная, скажем, стилизации «под Запад» в прибалтийских детективах.
История гангстера по кличке «Келли-пулеметчик» в изложении Тейлора звучит, как рассказ о средневековом разбойнике. Жутковатая пьеса Lo and Behold образует мираж волшебного леса посреди бетона, асфальта и стекла.
Парадокс в том, что и во времена Джорджа Вашингтона, этот человек явился бы на собрание масонской ложи в джинсовом костюме, вытертом по канонам эпохи Никсона, Вудстока и эры Водолея.
Еще одна немаловажная странность состоит в том, что любая песня Джеймса Тейлор содержит целый альбом себе подобных. По отдельно взятой композиции можно составить представление, как звучат остальные. С другой стороны, классический диск Mud Slide Slim выглядит, как коллекция вариантов одной песни.
Для сотворения мира достаточно одной фразы. Позаимствовав у Тейлора несколько слов, Джордж Харрисон создал одну из лучших песен прошлого века.
Something могла бы оказаться еще в «Белом альбоме». Но её место заняли легковесные «Свинки».
«Белый альбом» оформлен предельно скромно. Сборник лучших песен Джеймса Тейлора выглядит почти также. Допускаю мысль, что в былые времена виниловой махновщины его пытались всучить под видом Битлз. Чего только не пытались делать в те времена…
Разумеется, в этом издании, коротком и хаотичном, многого не хватает. Но это полезная незавершенность, толкающая адепта на самостоятельный поиск недостающих частей.
1976 – год зенита и апогея в карьере автора-исполнителя, чье место над схваткой с истеблишментом и ВПК. Позади была череда интереснейших работ, начиная с дебюта на лейбле Apple. Впереди – альбом JT – одна из важнейших пластинок десятилетия. Рядом с певцом – Карли Саймон, одна из красивейших икон большого американского стиля семидесятых.
Жаждущие «чего-то большего» традиционно недовольны Джеймсом Тейлором, а почитатели его таланта, как правило, люди сдержанные и обеспеченные. Его свирепо высмеивал остроумный, но деструктивный Лестер Бэнгс – дескать, ни рыба, ни мясо. Селекционеры «корневой музыки» придирались к теплохладной природе его таланта. А между тем, песнями Тейлора не пренебрегали первостепенные исполнители кантри.
Джордж Джонс, неравнодушный к теме алкоголя, записал Bartender Blues.
А «Блюз парового катка», в свою очередь, стал эффектной частью шоу Элвиса Пресли, не прекращавшего концертной деятельности вплоть до мученической смерти.
Затронув мрачную тему, не могу не отметить своеобразную ауру, транслируемую играющим и поющим Джеймсом Тейлором – перед нами человек, который сумел вовремя остановиться, полностью посвятив себя искусству.
Когда-то советскому слушателю приходилось долго объяснять суть аттракциона demolition derby, упоминаемого в Steamroller Blues. Граждане не хотели верить, что где-то веселятся, приводя в негодность такие красивые иномарки. Слово «дерби» вошло в здешний лексикон вместе с картиной «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?" – лошадей было не жалко.
Похоронив безымянного друга в «Пламени и дожде», Джеймс Тейлор сделал You've Got a Friend тихим, но долгоиграющим гимном сочувствия и взаимопонимания незнакомых людей.
Не стесняйтесь сентиментальности, подсказывают нам песни этого «голоса Америки», у которой так много голосов.
Из нелинейных, но важных деталей, мне хотелось бы выделить его интерпретацию двух стандартов начала шестидесятых – How Sweet It Is и Handy Man. Снижая пафос и замедляя темп этих песен, певец продлевает жизнь слушателя. Дает шанс расслабиться и забыться на краю пропасти, видимой только ему одному.
Прислушайтесь. Может быть, это как раз то, чего вам не хватает в данный момент.
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
Telegram I Дзен I «Бесполезные ископаемые» VK