«О, я самый больной в мире человек... Что ты стоишь, ты же обещался мне быть родной матерью», — примерно с такими словами я пришла на осмотр в обычную городскую поликлинику спустя несколько лет.
Стою в очереди в регистратуру. Все как всегда: три окна, три женщины и цветок. Говорю: «Мне на осмотр к врачу-терапевту». Дама дает номерок. «А время какое на приём? Здесь не указано», — уточняю я.
«Девушка. Правильно, что не указано. А вы просочитесь».
У меня лоб сполз на нос, а левый глаза мигнул ровно четыре раза: «Так там боевой дивизион женщин сидит перед дверью, — что значит «просочитесь»? Не пропустят же», — утверждаю я.
Регистратор посмотрела на меня взглядом тысячи крылатых воробьев, почесала щеку длинными дьявольски накрашенными ногтями и ушла. Ушла к коллеге. Тоже женщине и тоже немного странной. На голове седовласой административной царицы красовался пушистый большой желтый на липучке подсолнух. Соседнее окошко открылось и эксцентричная дама принялась за работу. Звенящий голос почти что раздавался эхом по этажу.
Тащусь в подвал — там гардероб для пациентов. Слабое освещение, одно круглое малюсенькое зеркало. Ряды скамеек. И два пожилых мужчины-гардеробщика с энтузиазмом и профессиональной самоотдачей забирают и возвращают куртки, пуховики и зимние ботинки под музыку Стаса Михайлова и Софии Ротару.
232 кабинет находился на втором этаже. «Здравствуйте. Кто в 232?» — спрашиваю. Приятная девушка, явно заслуживающая большего, чем надетый синтетический леопард, разбивающий ее фигуру на четыре части, ответила, что народу немного, все успеют.
Пока сидела, книгу почитала, огляделась. Около лаборатории стоял аккуратно одетый бодрый старичок в коричневом костюме, купленном задолго до перестроечных времен. Он часто оглядывался, останавливал медиков и тыкал своей бумажкой. Недовольный навязчивыми вопросами лаборант спросил: «Вам что надо?». «Анализы сдать. И не могу найти выход отсюда» — пробормотал дедушка. «Вот же выход. Вы прямо стоите в проходе!»
«Вы уж, извините, ради Бога. 91-ый годик мне пошёл», — извиняющимся тоном прокартавил дед. «Ох, кошмар какой!», — язвительно ответил врач и ушёл.
Особенно грустно сейчас понимать, что в таком возрасте выкинутые из социальной жизни старики становятся ненужным грузом для врачебной работы. Почти что мертвые души, случайно попавшие во врачебный кондуит.
Через двадцать минут подошел ко мне другой старичок со своей медицинской картой. «Вы сейчас идёте?» — спросил он. «Да», — кивнула. «Отдайте врачу мою карточку, пожалуйста». Беру. На карточке значится: «Корневский Лев... (74 года)».
Наконец, очередь подошла. Вошла. В кресле сидела Она. В скромном кабинете бюджетного учреждения дама вид имела такой, как будто сполна вкусила земной славы и теперь жила исключительно новостями о самой себе и своих коллегах. И тут посыпалось бесконечное пустословие. Причем, вот, я сидела рядом с ней и все это слушала. «Не могу больше. Оля, ты видела Аню после того, как она уволилась?».
Оля, медсестра, одетая в розоватую, цвета больничного лейкопластыря медицинскую форму уверенно сказала: «Видела».
«Я Ане говорю. — продолжила тетенька. — Ты молодец, что ушла из медицины. Сразу похорошела. Не жалей, что ушла. Я всегда говорила, что лучше будь врачом для себя и своей семьи, чем для других. Я тоже хочу уйти из медицины. И перейти в платную. Эта гре-ба-ная медицина. Работать уже невозможно. Ещё и квартирные обходы добавили. Пусть сами ходят. Такую нагрузку дают».
Тут у врача верхняя губа дрогнула, как у кошки, следящей за воробьями, и она заметила меня. Подробно впечатав мой анамнез в компьютер, скомандовала: «Раздевайтесь до пояса. Будем вас слушать». И здесь тон ее смягчился: «Так, моя хорошая, дыши. Теперь с открытым ртом. Теперь покашляй. Все, можно одеваться, моя хорошая». Усевшись за стол, опять началось: «Как же хорошо, что Аня ушла. Я за неё рада. Молодец. Надо бросать медицину!» Подробно разъяснив все назначения и вручив мне как награду список анализов, врач продолжила дальше разбирать свою макулатуру.
Я с облечением вышла из кабинета. Седьмой круг ада пройден.
Внутрикабинетные врачебные рефлексии заставили меня вспомнить вот о чем. Говорят, когда нарком медицины просил Сталина повысить зарплаты врачам, вождь ответил: «Хорошего прокормят пациенты, а плохие врачи нам не нужны». Теперь я думаю, что Аня, наверное, была плохим врачом. Не прокормили.
Дальше анализы сдавала. Скучно ждать. Ещё и села я прямо напротив стола для лабораторных склянок. Как это выглядит? Приходит бабуля, разворачивает мешок, вытаскивает заветную банку с волшебным содержимым и уходит. Дальше — другая выцарапывает из безмерной полотняной авоськи порцию мочи. Так происходит бесконечно. Вот она, — в прямом смысле, навозная куча тёплых врачебно-лаборантских дней.
Год назад в городской стоматологической поликлинике я была свидетелем того, как зав. отделением удаляла «пятерку» пациенту с хрустом кости. Можно сказать, я побывала в «горячей точке». Впрочем, это уже другая история.
Как гласит народное творчество»: «Костлявая рука медицины сжало горло бесплатной поликлинике». И до меня ей, видимо, тоже недалеко.