Для колли у него была тяжеловата морда. Но всё компенсировала шерсть – пышная, с богатым подшёрстком, местами белая, местами огненно-рыжая.
Мы взяли щенка у подруги жены. Бесплатно. В щенячьем помёте он был самый большой. «Первенец», похвасталась подруга. Дайте мне за него рубль, чтобы соблюсти приличия. Мы дали ей рубль и забрали щенка домой.
Я сразу решил, что должен кормить его правильно. Я резал ему нежнейшее розовое мясо, купленное на рынке, приправлял сырым яйцом и давал. Он проглатывал это за какие –то секунды и смотрел на меня после этого влюблёнными глазами.
Вскоре я сделал ему все прививки. Во-первых, я много слышал про то, как быстро умирают собаки в городе, если им не сделать вовремя прививки. А во –вторых, я видел однажды, как человек выгуливал собаку, у которой задние ноги волочились по земле. Эта собака была не привита и заболела чумкой. Хозяин кое как её вылечил. Он был хорошим человеком и очень ухаживал за ней, но собака всё равно скоро сдохла.
Май был очень деликатным псом. Он никогда не настаивал на своих желаниях, хотя из –за жены у него часто болел живот. Она почему –то решила, что лучшей пищей для собаки является овсянка. И варила ему её в огромной алюминиевой кастрюле, где эта самая овсянка бурлила и чавкала, как жижа в грязевом вулкане Туорогай.
Когда жена накладывала ему эту гадость, он смотрел по сторонам грустными глазами. А когда, положив еду ему в миску, она отходила, он в два -три приёма слизывал эту кашу. Май был крупным псом и ему всегда хотелось есть.
Я мечтал вырастить из Моя боевого пса. Первой команде, которой я его обучил, был «Голос!». Май исправно его подавал. Особенно он любил лаять в лифте. И мне пришлось потом долго его от этого отучать.
Но вот со всеми остальными командами получалось не очень. Особенно Май тупил, когда надо было что –то охранять. Он не мог взять в толк, почему ему надо оставаться возле сумки, если хозяин уходит. Собаке ведь надо быть всегда рядом с хозяином, разве нет?
Но хуже всего обстояла дело с лестницей. Май был трусоват и взбираться на крутую лестницу, установленную на собачьей площадке, он решительно не хотел. Как мы не старались его заставить это сделать, он упирался. Проблема была ещё в том, что я выступал за щадящие способы дрессировки, а жена была сторонницей жёстких методов. Я не позволял ей даже кричать на Мая, считая, что это может его травмировать. А жена на это только усмехалась. Мне не приходило в голову, что в моё отсутствие, она могла обращаться с ним, как хотела. Теперь я припоминаю, что когда я давал команды, Май разворачивал ко мне уши, а когда их давала жена, он их прижимал и начинал опасливо на неё коситься. Подозреваю, что она его лупила. Следующий случай это подтвердил.
Однажды, когда мы в очередной раз пришли на собачью площадку, что попробовать заставить Мая забраться на лестницу, я как обычно начал ласково уговаривать собаку пойти наверх. В какой –то момент, Май даже сделал несколько шагов вверх по ступеням, но потом ноги его задрожали и он с многочисленными шарканьями с трудом развернувшись на узкой лестнице, кое –как спустился вниз. Язык у него при этом верёвкой свешивался изо рта, уши разлеглись в разные стороны. Весь его вид говорил: «ну, не могу я этого сделать, хозяева, хоть убейте – не могу!».
Я отошёл покурить, немного злясь на пса. Жена в это время опять развернула его к лестнице, пытаясь его поуговаривать также, как делал я. Она даже поставила две передние его лапы на третью ступеньку лестницы, дабы дать понять собаке, чего именно от неё ждут. Но пёс не хотел двигаться с места, несмотря на все уговоры. Вдруг я слышал: «Да иди ж наконец, ..твою ..ть, я кому сказала!». Повернувшись, я увидел, что жена, потеряв терпение, даёт собаке один за другим пинки коленями. Я побежал к ним обоим, чтобы остановить жену. И в этот момент –о, чудо! – Май пошёл наверх. Он довольно резво забрался по лестнице на верхнюю площадку и несколько раз оттуда победно и гордо пролаял. Лестница была взята! Я посмотрел на жену, которая смеялась, не зная, ругать её или хвалить. «Ты ему зачем наподдала?», спросил я. «А ты что хотел?», нагрубила она.
Однажды произошёл случай, который изрядно меня напугал. Обычно мы гуляли с Маем в лесу. Здесь можно было не брать собаку на поводок, поскольку собачники встречались тут не часто. Да по правде говоря Май и собакой то был на редкость миролюбивой. Не было ещё случая, чтобы он на кого -то зарычал, а тем более бросился. Единственная вещь, в которую он мог вцепиться зубами, был апорт. И за ним он мог бегать бесконечно.
Стоял март. Уже начало припекать. Края заснеженной тропинки, по которой мы шли, давно почернели. Вдруг мы увидели ещё одного собачника. Он шёл нам навстречу. Это был парень, короткостриженый, небрежно одетый, с таким лицом, про которое говорят, что оно бывает либо у людей недалёких, либо у хулиганов. С первого взгляда он мне не понравился. Но ещё больше я насторожился, когда из кустов вдруг выбежал его пёс. Это был стаффордширский терьер. Без поводка и намордника он остановился и уставился на Мая, приняв боевую стойку.
Я посмотрел на парня, ожидая, что тот возьмёт собаку на поводок. Но парень и не думал этого делать. «Твоя колли?», весело глянув на Мая, спросил он. Я кивнул, догадавшись, что он, скорее всего даже понятия не имеет, какую злую собаку выгуливает. Возможно, это была вообще не его собака, а просто он с ней по чьей -то просьбе вышел погулять.
Собаки тем временем молча стояли друг против друга. И по стойке терьера нельзя было точно сказать о его намерениях. Я уже хотел было тихо сказать парню: возьми лучше своего пса на поводок от греха, но было поздно, терьер бросился и вцепился Маю в шею.
В первый момент я подумал, может, он всё -таки играет, подержит и отпустит. Но терьер продолжал планомерно сжимать челюсти. Я видел, что Май начал задыхаться и глаза, которые начали затягиваться поволокой, это доказывали. Если бы не его пышная шерсть на загривке, бойцовский терьер уже отправил бы его на тот свет.
Обращённые ко мне глаза моего пса кричали: помоги, хозяин, не видишь, я умираю! А я не знал, что делать. Я никогда раньше не видел такого, и в первый момент меня будто парализовало, у меня был шок!
Что удивительно парень, выгуливавший стаффордшира, спокойно стоял и смотрел на это. Кажется, он вообще не понимал, что происходит. И тут, понимая, что ещё секунда и конец, я закричал ему: да оттащи ты собаку! Не видишь, он его убивает! Лишь тут парень будто очнулся.
Подбежав к стаффордширу, он взял его за задние лапы и со всей силы несколько раз ударил собаку ногой в пах. От таких ударов, собака разжала челюсти. Май, шатаясь, будто пьяный с тихим визгом отвалился и подбежал ко мне. Я ощупал ему шею. Слава богу, она была не сильно повреждена.
Пара царапин от клыков, да вырванный клок шерсти на земле, вот и всё. Взяв собаку на поводок, я повёл её домой.
Прошли годы. Мы с женой развелись. Уходя, она забрала с собой Мая. Дом родителей жены был рядом и иногда, когда жена выгуливала собаку, мы с псом встречались.
Услышав иного, что я его зову, Май опрометью бросался ко мне, подбегал, ластился головой. Он не понимал, почему мы не можем быть вместе. Иногда, подбежав ко мне, он смотрел то на хозяйку, то на меня. А потом, будто уразумев для себя что –то, какой –то разбитой походкой возвращался к жене. В его глазах в этот момент была пустота.
Однажды, возвращаясь с работы, я увидел свою бывшую жену, которая стояла на той лужайке, где обычно гуляла с Маем, но на поводке у неё вместо Мая гулял щенок восточно-европейской овчарки. Я подошёл к ним и спросил: «а где Май»? Она сказала: пришлось усыпить. У него ноги стали болеть, мучилась собака. «И что, ничего нельзя было сделать?», спросил я. Она не ответила. Мы ведь были чужие теперь. Потом она ушла.
А я стоял, прислушиваясь к тому, что происходит в моей душе и не понимал, откуда это возникшее чувство вины, будто я нарочно сделал какому –то безобидному существу больно.
Очень много времени прошло с тех пор, как умер Май умер. Но иногда, когда я встречаю колли на улице, я вдруг снова ощущаю это боль.
Прости, товарищ!