Среди полей, городов и вышек, в толпе красоток и автоботов,
Ганеша едет верхом на мыши, а мышь пищит, обливаясь потом.
Махнув три раза вокруг Вселенной, пятнадцать раз обогнув экватор,
божок индийский белее пены зовёт печальную мать-Парвати.
Он толстый, грузный и неуклюжий, он — бивень, дерево и лиана,
но мышь потянет, осилит, сдюжит — такая вера, такая мана.
Обитель Шивы, Кайлас Тибета знакомы с детства, точней, с пелёнок.
Поют ситары, поют про лето.
Трясёт большой головой слонёнок.
Кому-то — зверем, кому — десницей, кому-то — ласковой доброй сказкой.
Цветы, написанные на лицах, скрывают лица под слоем краски.
Ганеша — сутра, начало, слово. Он пахнет карри и базиликом,
а мир, священнее, чем корова, а брат высокий и шестиликий,
но это вряд ли кого колышет, все обсуждают зловредный вирус.
Ганеша едет верхом на мыши, и сам себе ставит в карму минус.
Когда луна заползает в щели, и ночь за горло берет клещами,
Ганеша молит в слезах прощенья, и мышь кивает, и мышь прощает.