Одна тысяча девятьсот сорок первый год. Николаев.
Двухэтажные дома с прилепившимися железными лестницами сбоку. В одном из из этих домов живу я. Мне три года . Вспоминается один из солнечных дней. Я с матерью и старшей сестрой в зоомагазине. Там много птиц в клетках, около одной я задержалась надолго. Красивый попугай разговаривал.
Застыв от удивления, я силилась понять, что он хотел сказать мне, и наконец устав от напряжения, выпалила :"Попка дурак!". "Сам дурак!" - ответил попугай, важно расшагивая по клетке и взъерошивая свою пеструю грудку и хвост."Попка дурак!, дурак!" - неистово кричала я, и не знаю, сколько бы это это продолжалось, но мать строгим голосом сказала: "Хватит!", дёрнула меня за руку, и мы вышли на улицу.
Вечерело, по обе стороны стояли каменные дома. Многие из них были разрушены при бомбежках, и в этих развалинах прятались бандеровцы. Они подкарауливали, нападали и убивали людей, особенно коммунистов. Пройдя почти две трети пути, мать вдруг закричала: "Бежим!" - и побежала, за ней побежала сестра. Ей было десять, я смотрела на них. Они быстро удалялись, а потом неуклюже, семеня своими кривыми маленькими ногами, побежала и я. Отстав , я остановилась, тяжело дыша, и ничего не понимая. Двое мужчин промчались мимо меня. Они что-то кричали и из их крика мне только доносилось: "Убьём!". Я поплелась вперёд. Навстречу мне шли мать и патруль. Мы вернулись домой и наступила одна из многих бессонных ночей. Ломятся, в дверь, грозно кричат: "Откройте!". Отец ,военный корреспондент, берёт подшивки газет, кладёт их на железный лист посреди комнаты и поджигает. Яркий свет пламени освещает комнату, окно и нас, мечущихся по углам ."Плачьте! Ревите!" - громко приказывает отец и мы, напуганные, истошно вопим. "Мать, подай пистолет!" - командует отец, хотя пистолета не было и в помине. Он одевает сапоги, громко топает по полу, подходит к двери и грозно кричит: "Стрелять буду!". Стуки в дверь прекратились.
Стало тихо. Начинался Рассвет. Можно было поспать.