Пошла сегодня за картошкой, на кассе, как обычно:
- Пакет нужен?
Я машинально отвечаю:
- Спасибо, не нужно, у меня с собой.
Блин, конечно, с собой! Даже три! Один «магнитовский» и два собственных. Под глазами!
Спасибо, Мотя!
Сволочь он. Шерстяная сволочь… Вторую ночь! Вторую!
Позавчера ночью у меня случилось крайне неприятное пробуждение: мощный удар по почкам ещё никому приятным не казался. Я не исключение. Естественно, первое, что я сделала – матюкнулась. Но тихо, скорее от неожиданности. Получилось даже немножечко интеллигентно. Потом я испугалась, потому что – а кто это у нас в квартире так дерётся?! А потом я услышала:
- Мр-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-ры!
И лёгкий посвист ветра. И топот.
Поэтому следующим шагом было злобное:
- Мм-м-м-м-м-мотя! А ну!...
В ответ я получила еще одно «Мр-р-р-р-р-р-р-р-ры!» Это Мотя так звучит. Ни орать, ни мурлыкать, как нормальный кот, Мотя не умеет. Большую часть времени Мотя просто молчит, а свои желания, как талантливый мим, выдаёт жестами и взмахами ушей в нужную сторону. Поэтому когда
«Мр-р-р-р-р-р-р-р-р-ры» - сразу понятно: Мотя возбуждён и настроен по-боевому.
Обычно за «Мр-р-р-р-р-р-ры!» следуют звуки борьбы, пыхтение и отчаянный вой Зёмы. Это означает, что Моте скучно, он докопался до недомерка и теперь наслаждается. Я в таких случаях моментально ору:
- Мотя! Оставь его в покое!
И швыряю в направлении борьбы чем-нибудь громким. Вой прекращается, пыхтение тоже, следует гулкий топот, а потом из-за угла появляется зевающий Мотя с недоумённым взором, мол:
- Ты меня звала?!
Но я-то всё-о-о-о-о знаю!
Однако на сей раз «Мр-р-р-р-р-р-р-р-ры!» не закончилось битьём Зёмы. Более того, оно вообще не закончилось! Просвистев всей массой по моим почкам в одну сторону, Мотя явно был готов к новым подвигам: «Мр-р-р-р-р-р-р-р-ры!» раздавались одно за другим с пугающей настойчивостью. Судя по звукам, Мотя был полон энергии и топтался где-то у подоконника, явно ожидая, что я сейчас лягу и примерно усну. «Можем повторить», как говорится.
Я говорю «судя по звукам», потому что я и днём-то без очков дальше своего носа не вижу, а уж ночью вообще ориентируюсь только по ощущениям. Зато природа злорадно компенсировала мне один физический недостаток другими, ещё более замечательными: чутким сном и собачьим слухом. Потому я редко ошибаюсь в интерпретации звуков. Тем более, что Мотя и не скрывался.
- М-м-м-м-мотя! – прошипела я в темноту. – Иди спи, скотина такая!
Нетерпеливый топот в углу усилился, «Мр-р-р-р-р-р-р-р-ры!» стали ещё более возбуждёнными. Что-что, а спать Мотя не собирался. Я поняла, что он разгоняется, и меня ждёт новый удар по почкам или куда придётся. Я вас уверяю, «тыгыдыки» Стёпы-подростка и рядом с Мотькиными «Мр-р-р-р-р-р-р-р-ры!» не стояли!
У кровати я держу запас метательных предметов. А именно: несколько небольших диванных подушек. Дивана у меня нет, но подушки летают просто замечательно! Я схватила одну подушку и метнула её в сторону топотания. В углу бумкнуло, из чего я сделала вывод, что Мотя, конечно, видит гораздо лучше меня: он где-то там сгруппировался и отпрыгнул, давая подушке впечататься в шифоньер.
-«Мр-р-р-р-р-р-р-р-ры!» - торжествующе раздалось из темноты.
Мотя обрадовался: этой ночью ему больше не будет скучно! Ведь беленький недовесок где-то коварно сховался! Да и фиг с ним, тут вон – целая хозяйка проснулась и явно готова поразвлечься.
Пока я тянулась за второй подушкой, Мотька радостно подпрыгнул и промчался по мне в другую сторону. «Мр-р-р-р-р-р-р-р-ры!» раздалось из другой комнаты, «Мр-р-р-р-р-р-р-р-ры!»
Это Мотя приглашал меня присоединиться. Я вспомнила эпизод из «Карлсона», где он «курощал домомучительницу». Я даже специально нашла этот кусочек из книги для вас:
— Гей, гей! — кричал Карлсон.
Он вылетел в переднюю, а оттуда в большую комнату, а потом из неё в комнату Малыша, и снова началась погоня по всей квартире: в кухню и из кухни, в спальню и из спальни…
— Гей, гей! — кричал Карлсон.
— Ты у меня сейчас получишь «гей, гей»! — погрозила фрекен Бок, задыхаясь от быстрого бега.
Позапрошлой ночью я, наконец, вполне поняла милую Фрекен Бок. Но вставать и веселиться с Мотей я категорически отказалась. Призывно поорав в другой комнате минут десять, Мотя понял, что я не приду.
- Тогда мы идем к вам! – радостно решил Мотя и рванул проторенной дорожкой.
Но я-то тоже не девочка с Чукотки! Я ж знаю! Я всё-о-о-о-о знаю! Поэтому когда Мотька влетел в спальню с любимым воплем, я уже ждала его с подушкой наперевес. Мотя пролетел по тому месту, где, как он помнил, должны были быть мои почки, но их там не было. Я забилась в угол и метилась подушкой. Вслепую, да, признаЮ, но что делать? Швыряла опять на слух. Кажется, подушка сбила Мотю на самом пике.
- «Мр-р-р-р-р-р-р-р-ры!» - раздался радостный рёв.
Мотя был абсолютно и бескомпромиссно счастлив: прощай, тоска, привет, веселье. Он развернулся на сто восемьдесят и снова улетел в комнату. Я прямо слышала в его рёве «Гей! Гей!».
Страшно хотелось спать. Мне, а не Моте. Я приготовила ещё пару подушек и упала. Для большей безопасности легла у самой стенки: почки мне и самой дОроги, как память, и вообще очень нужная вещь. Но было понятно, что одной подушкой Мотька не удовольствуется, а ночь только началась.
До утра я периодически кидалась подушками сквозь сон, в полубеспамятстве слушала «Мр-р-р-р-р-р-р-р-ры!» и ждала, когда же эта скотина, наконец, утомится. Утомился, а как же! За час до будильника.
День я проходила в состоянии зомби. А вечером Мотька игриво подмигнул мне, мол, у нас была ТАКАЯ ночь? Повторим?
И он таки повторил! Скотина… Сегодня я его в ванне закрою, наверное. А днем знаете, что он делает? А вот!