Борис ПОПОВ
После двух лет послевоенной армейской службы в уральско-волжской зоне СССР я попал в солнечную Армению, в древний город Эчмиадзин. Там стоял танковый батальон, входивший в воинскую часть Героя Советского Союза гвардии полковника Буштрука. Я вошел в состав одного из экипажей батареи самоходных установок СУ-100.
С солдатами сдружился быстро. Особенную симпатию у меня вызывал один из «старожилов» батареи, коренастый мордвин Миша Музоваткин. Он, видимо, проникся ответной симпатией и пригласил меня в клуб, где участвовал в танцевальном кружке. Почему не пойти?
Наш батальон стоял за городом, на самом краю Араратской долины. Клуб был в центре города, в одном здании со штабом полка. Была возможность прогуляться в город. В клубе Миша представил меня тамошним «ветеранам». Один из них обратил на себя мое внимание цветом волос. Если бы Роберт Рождественский творил в те годы, то именно о нем написал бы: «Был он рыжий... словно апельсины на снегу». Представился: «Женя». И пошел общий разговор о том, что я могу делать на сцене. А я еще ничего не мог, но хотел быть конферансье. Выдал несколько реприз, все посмеялись и дали «добро».
В разговоре я заметил в речи Жени знакомый акцент. Спросил: «Ты откуда?» И обрадовался – из Уфы, зовут Закиром Исмагиловым. Земляк! Уже потом я узнал, что отец его, Саид Исмагилов, – башкирский народный певец, сэсэн. А сам Закир мог играть на любом музыкальном инструменте: ему были подвластны балалайка и гитара, домра и мандолина, баян и аккордеон. Однажды на скрипке он даже сыграл «Гавот» Люли!
Я помню этот концерт. Он проходил в лагере возле столовой. Сценой служил грузовик с открытыми бортами. Когда я составлял программу, ко мне подошел Закир и сказал: «Запиши – “Гавот” Люлли». Я иронично спросил: «А на чем будешь играть? На балалайке?» – «Зачем? На скрипке», – спокойно ответил Закир. И он играл, а я не уставал удивляться его таланту. Было ему немногим больше двадцати – мой ровесник…
Руководителем хора у нас был сержант Володя Синюк. Музыкально одаренный, он маленький наш хор разложил на четыре голоса, и как красиво и слаженно он зазвучал! Его детище – вокальный квартет. Но без Закира такого ансамбля у нас не было бы. Как неподражаемо звучали песни в его исполнении! Это вам не нынешние «барды, исщипавшие струну». Закир был хорош и в исполнении шуточных песен – в нем жил комедийный актер. Он был мастером разговорного жанра: как-то со сцены читал монолог татарина из села, побывавшего в городе. Это было весьма органично и поэтому смешно.
А эстрадные «охотничьи рассказы»! В один из первомайских дней 1949 года наша самодеятельность выехала в отдельную роту, стоявшую на границе, с концертом. Украшением программы были партерная группа и кавалерийская пляска с клинками. Но оказалось, что нормальной сцены нет, – под клуб приспособлен обычный финский домик. Номер с партерной группой «слетает» из программы. Еще беда – забыли в клубе сабли, танец с клинками срывается. Что делать? Закир спрашивает: «Борис, у тебя какие-нибудь охотничьи байки есть? У меня тоже...» Решили рассказывать их поочередно.
Финский домик набит до отказа, яблоку негде упасть. Хор спел свои песни, а уйти хористам некуда. Кулис нет. Они и сели по периметру сцены. Пришла наша очередь. Начал я – солдаты хохочут. Меня тоже на смех пробивает. Сдерживаюсь, но с трудом. Вступает Закир. Он изобразил такую пьяную рожу и заговорил таким невероятно пьяным голосом, что я захохотал. Солдаты захлебываются смехом, гогочут. Наконец и Закира прорвало: стоим на сцене, смотрим друг на друга и смеемся, не в силах слова вымолвить. Концерт мы все же довели до конца, все остались довольны…
Но конек Закира – танцы. Он их и ставил, и сам танцевал. Интересно было наблюдать, как он репетирует. Тут при нем все его притопы и прихлопы. Мелодию танца напевает, в ладоши хлопает, прикрикивает: «Улыбочку... Улыбочку!»
1949 год. Все готовятся к 70-летию Сталина. Обязательно разучивают «Кантату о Сталине» Вано Мурадели. Проходят олимпиады. На армейскую олимпиаду наша самодеятельность выносит вокальный квартет с тремя песнями и два танцевальных номера – «Кавалерийский танец с клинками» и татарский танец «Апипа». И вот мы в Ереване. Все концерты проходят в Доме офицеров. Дают программу, и... тихий ужас! Когда я составлял ее, то учитывал, что у нас одни и те же ребята и танцуют, и поют. Составители из Дома офицеров таких тонкостей не знал и «налепили» сперва пляски, а за ними – вокальный квартет. Нонсенс! Эти программы были переданы в жюри, и вот нашим танцорам пора выходить. Уже объявили «Кавалерийский танец с клинками». Ах, как плясали ребята! Как летели из-под клинков снопы искр! Тяжело дыша, вышли они со сцены, а им нужно еще и петь. Закир говорит: «Борис, выручай!»
А я со своим номером в программу не включен, только пою в общем хоре. «Давай-давай, – говорит Закир, – читай своего “Укротителя”. Иначе мы погибнем». Рассказ Виктора Ардова «Укротитель» я еще только-только начал разучивать. Говорю: «Я плохо его знаю». Закир: «Вон тебе Толя Ульянов будет суфлировать из-за занавеса». Понимаю – надо ребят выручать. И я пошел на авансцену. В итоге меня с танцорами и вокалистами взяли в Тбилиси.
Чудный город Тбилиси. Проспект Руставели. Гора Давида Бурная Кура. Не устаешь любоваться домами старой грузинской архитектуры. Заключительные концерты олимпиады проходили в Доме офицеров Советской армии и в госцирке. На первый прошли вокальный квартет и кавалерийская пляска. А на второй – «Апипа». Для этого танца специально сшили татарские шаровары, белые рубашки и красные тюбетейки и кушаки.
Государственный цирк. Идут номера солдатской самодеятельности. И вот она – «Апипа». На арену положен деревянный настил. Свет погашен, лишь лучи двух софитов направлены на настил. Раздается веселый гам, и на настил выбегают танцоры в красно-белых одеждах. В темпе встают в исходную позицию. Весь цирк заливает свет. Зазвучала татарская мелодия, и танец пошел. Как это было здорово! С тех пор прошло более шестидесяти лет, а у меня все это словно перед глазами...
Танцы, как и сам их постановщик, привлекли внимание представителя Государственного ансамбля песни и пляски Советской армии им. А. Александрова. Уже тогда прошли переговоры «высоких сторон», и Закир уехал в Москву.
В 1950 году я покинул Армению и вернулся на родину. В те годы Уфа была городом встреч, и одна из улиц снова свела нас с Закиром. Он уже был женат на Сание и до конца ее учебы не оставлял армию и ансамбль. И вот сержант Исмагилов демобилизовался. Стал танцевать в ансамбле народного танца БАССР у Файзи Гаскарова.
50-е годы. Хрущевская «оттепель». Впервые коммунистический лидер страны выезжает за рубеж. Совершают визит в Индию первый секретарь ЦК КПСС Н. Хрущев и председатель Совета Министров СССР Н. Булганин. Их принимает Джавахарлал Неру.
Примерно в это же время Закир пришел ко мне домой, на Пушкина, 82. «Борис, у тебя есть фотоаппарат?.. Можешь одолжить мне его на несколько дней?» У меня был отцовский «Зоркий». «На что тебе мой аппарат?» – «Да ансамбль наш едет в Индию...» Я ахнул: «Конечно, бери! Какой может быть разговор?..» И мой «Зоркий» вместе с Закиром покатил в Индию.
Ансамбль побывал не только в Индии, но еще и в Бирме. Гастроли в обеих странах прошли с невероятным успехом. Закир много снимал – своих артистов на фоне сказочкой гробницы Тадж-Махал, слонов и бирманские пагоды. Возвращая аппарат, показал мне уникальные по тому времени снимки. Ведь это был первый выезд ансамбля за пределы СССР!
Конец 50-х. В Москве проходит Декада башкирского искусства. По радио я слушаю передачу из Москвы. Идет заключительный концерт. Объявлен танец «Три брата». Его поставил мой друг Исмагилов, он же старший брат. Я живо представляю танец и отличную игру Женьки. Но вот танец исполнен. Зрители ликуют: «Бис! Бис!..» Танец повторили. После Декады Закир Исмагилов стал заслуженным артистом БАССР и кавалером ордена «Знак Почета»…
Вскоре пути наши разошлись. Встречались мы редко, в основном на демонстрациях (как-никак, в одном министерстве подвизались). Краем уха услышал, что друг устроился постановщиком танцевальных номеров на телевидении. Потом узнал, что Закир ставит танцы в БашГУ. Как-то прохожу мимо театра Башкирской драмы и слышу: «Попов! Борис!» Смотрю – из театра вышла группа артистов, и с ними Закир. Узнаю, что он – режиссер танцев в башкирских спектаклях.
И опять наши жизненные пути разошлись. Периодически я передавал приветы однополчанину и коллеге по солдатской эстраде через мою соседку по дому, бывшую танцовщицу ансамбля Земфиру. Через нее же ко мне шли ответные приветы. А время катится, и «апельсинов на снегу» уже нет. «Серебром его покрылась удалая голова...»
Однажды ко мне подошла Земфира: «Борис Леонидович! Вы знаете, что Закир Саидович умер?»
Нет, я этого не знал и... тихо заплакал.
