Деревня Прохоровка не представляла собой ничего особенного. Обычная российская глубинка с покосившимися домами и дружелюбными собаками. Невзрачные избы похожие друг на друга, некрашеные заборы и колодцы почти у каждого дома. Сейчас, в июле 1943 года здесь было непривычно пустынно. Улицы были безлюдными и тихими. Даже псины, словно что – то подозревая не высовывались на улицу.
Танковая рота капитана Алексея Игнатьева находилась тут уже третий день. За это время командир лишь раз видел старушку с ведром, которая неспешно плелась вдоль соседских заборов.
Куда она идет, зачем? – подумал Алексей.
Его танкисты видели уже десятки подобных деревень. От Харькова до Сталинграда, а теперь и до Курска они многое повидали. Бывало всякое, о чем и вспоминать не хотелось. Такого насмотрелись, жуть! А здесь вполне себе симпатичная деревенька, ухоженная. Благоприятное впечатление портило лишь отсутствие живых людей. Вернее они были, но прятались по домам.
Капитан считал, что не стоит тревожить этих испуганных войной людей и приказал ночевать одному из экипажа в танке, а остальным рядом. Благо погода стояла жаркая, по ночам бойцов накрывала духота летней ночи.
Игнатьев знал, что грядет наступление и спокойные мирные дни скоро закончатся. Противник стянул большое количество бронетехники и назревало нечто страшное. Все готовились к худшему, благо не привыкать.
В небе пролетела немецкая «рама» – разведчик. Она неспешно планировала над деревней и этот вид завораживал. Все, кто был на улице подняли головы и наблюдали за этим зрелищем. Никакой прямой угрозы самолет немцев не представлял. Все это знали и поэтому не боялись. Таких разведчиков они уже видели не мало и действовало негласное правило – видишь «раму» – быть беде. Никто уже не пытался достать немца с земли из стрелкового оружия, так как за более, чем 2 года никому в роте это сделать так и не удалось. Говорили, что в соседней дивизии сержант – связист якобы выстрелом из карабина сбил гитлеровца. Но в это мало кто верил.
Смеркалось. Танкисты расположились у своих боевых машин и занимались кто чем. Костры жечь было запрещено, хотя Алексей не видел необходимости в этом запрете. Немец и так прекрасно знал об их роте, но выбить из деревни не пытался. Предстояло сражение намного важней.
Игнатьев залез на свой Т – 34 и сел на башню, закурил папиросу. Что ждет их дальше? В войне наступил коренной перелом – это стало понятно после Сталинграда. В городе на Волге капитану так и не удалось толком повоевать. Летом 42-го он получил тяжелое ранение в ногу и пробыл в госпитале до весны 43-го. Самое обидное, что танкист был ранен не в танке, а на привале, когда их рота попала под артобстрел. Игнатьева этот факт очень печалил – он предпочитал быть раненым в танке во время боя, а не так глупо и бесполезно.
Алексей выбросил окурок, и полез в танк – сегодня он решил спать в машине. Теплый летний вечер уже поглотил деревню, скрыв собой грозные силуэты боевых машин. Закат был непривычным ярко бардовым, тревожным и неспешным. Ночь опустилась на Прохоровку.