Федор Достоевский стал отцом в 47 лет. Дочка Сонечка родилась 5 марта (22 февраля) 1868 года в Женеве и с того момента каждое утро писателя начиналось с вопросов жене, хорошо ли спала Сонечка, здорова ли она, как покушала. Он часами просиживал рядом с дочкой, пел ей песни и разговаривал. Такой любви и нежности к ребенку не ожидала даже его жена:
«К моему большому счастию, Федор Михайлович оказался нежнейшим отцом: он непременно присутствовал при купании девочки и помогал мне, сам завертывал ее в пикейное одеяльце и зашпиливал его английскими булавками, носил и укачивал ее на руках и, бросая свои занятия, спешил к ней, чуть только заслышит ее голосок»
— из воспоминаний Анны Достоевской, жены писателя.
16 мая дочку крестили в русской церкви, но через неделю она умерла. Достоевский очень тяжело переживал утрату:
«Соня моя умерла, три дня тому назад похоронили. Я за два часа до смерти не знал, что она умрет. Доктор за три часа до смерти сказал, что ей лучше и что будет жить. Болела она всего неделю; умерла воспалением в легких. Ох, Аполлон Николаевич, пусть, пусть смешна была моя любовь к моему первому дитяти, пусть я смешно выражался об ней во многих письмах моих многим поздравлявшим меня. Смешон для них был только один я, но Вам, Вам я не боюсь писать. Это маленькое, трехмесячное создание, такое бедное, такое крошечное - для меня было уже лицо и характер. Она начинала меня знать, любить и улыбалась, когда я подходил. Когда я своим смешным голосом пел ей песни, она любила их слушать. Она не плакала и не морщилась, когда я ее целовал; она останавливалась плакать, когда я подходил. И вот теперь мне говорят в утешение, что у меня еще будут дети. А Соня где? Где эта маленькая личность, за которую я, смело говорю, крестную муку приму, только чтоб она была жива? Но, впрочем, оставим это, жена плачет. Послезавтра мы наконец расстанемся с нашей могилкой и уедем куда-нибудь»
— писал он Аполлону Майкову, крестному отцу девочки.
Позднее у Достоевских родилось трое детей. После рождения дочки Любы он написал своей племяннице спустя несколько месяцев:
«Не могу вам выразить, как я её люблю. <…> Девочка здоровая, весёлая, развитая не по летам (то есть не по месяцам), всё поёт со мной, когда я запою, и всё смеётся; довольно тихий некапризный ребёнок. На меня похожа до смешного, до малейших черт»
— из письма С. А. Ивановой 14 (26) декабря 1869 года.
Все же Федор Михайлович так и не смог оправиться после смерти первенца — страх внезапной гибели детей преследовал его всю жизнь:
«С субботы на воскресение, между кошмарами, видел сон, что Федя взобрался на подоконник и упал из 4-го этажа. Как только он полетел, перевертываясь, вниз, я закрыл руками глаза и закричал г. отчаянии: прощай Федя! и тут проснулся. Напиши мне как можно скорее о Феде, не случилось ли с ним чего с субботы на воскресение. Я во второе зрение верю, тем более что это факт, и не успокоюсь до письма твоего. Сплю я, просыпаясь ночью раз до 10 каждый час и меньше, часто потея. Сегодня, с воскресения на понедельник, видел во сне, что Лиля [дочь Люба] сиротка и попала к какой-то мучительнице, и та ее засекла розгами, большими, солдатскими, так что я уже застал ее на последнем издыхании, и она все говорила: Мамочка, мамочка! От этого сна я сегодня чуть с ума не сойду»
— писал он из Петербурга жене в Старую Руссу в 1873 году.
В воспитании своих детей Федор Достоевский был мягок. Он много думал о том, как надо их воспитывать, при этом он считал верными методы своего деспотичного отца, но не применял их. Сходство у них было, наверное, в одном — он тоже читал детям книги: Пушкина, Лермонтова и других своих любимых писателей.
«В один осенний вечер в Старой Руссе, когда дождь лил потоками и желтые листья устилали землю, отец объявил нам, что прочитает нам вслух «Разбойников» Шиллера. Мне было в это время семь лет, а брату еле исполнилось шесть лет. Мать пожелала присутствовать на этом первом чтении. Папа читал с увлечением, иногда останавливался для того, чтобы объяснить нам трудное выражение. Но так как сон овладевал мною тем больше, чем свирепее становились братья Мооры, я судорожно раскрывала по возможности шире мои бедные утомленные детские глаза, а брат Федор совершенно бесцеремонно уснул… Когда отец взглянул на свою аудиторию, он замолчал, расхохотался и стал смеяться над собой. «Они не могут этого понять, они еще слишком молоды», — сказал он печально маме. Бедный отец! Он надеялся пережить с нами тот восторг, который возбудили в нем драмы Шиллера; он забыл, что он был вдвое старше нас, когда сам мог оценить их!»
— из воспоминаний его дочери Любови Достоевской.
Весной 1876 года Достоевский выкупил двухэтажный деревянный дом на набережной Перерытицы в Старой Руссе. Это была его первая собственность, раньше они жили на съемных квартирах. Старая Русса для Достоевского — значимое место. Здесь он написал «Подростка», «Бесов», «Братьев Карамазовых».
Всем семейством они жили в Руссе месяцами, могли оставаться до года вдали от столичной суеты с соблазнов. Здесь родился их четвертый по счету ребенок Алексей.
«Ангел мой, я только и мечтаю здесь о том, что ты, после этого года родов, кормления и трудов за «Дневником», поправишь наконец в Руссе свое здоровье. Ах, родная моя, у меня сердце болит по тебе; я здесь перебрал всё, как ты мучилась, как ты работала, — и для какой награды? Хоть бы мы денег получили побольше, а то ведь нет, и если есть что, так разве еще в надежде на будущий год, а это журавль в небе. Я, Аня, до того влюбился в тебя, что у меня и мысли нет другой, как ты. Я мечтаю о будущей зиме: поправились бы здоровьем в Руссе, и, переехав в Петербург, уже больше не будешь мне стенографировать и переписать, я это решил, а если будет много подписчиков, то непременно возьмешь помощницу, хоть Никифорову. Но, впрочем, подробнее изложу все мои мысли, когда свидимся. Рад за детей, если здоровы. Люби Лешу, мне так хотелось бы видеть Федю. Не пренебрегай Лилей и, если можно, начни ее хоть помаленьку учить читать. У Лили, по-моему, твой характер: будет и добрая, и умная, и честная, и в то же время широкая; а у Феди мой, мое простодушие. Я ведь этим только, может быть, и могу похвалиться, хотя знаю, что ты про себя, может быть, не раз над моим простодушием смеялась. Так ли, Аня? Но, впрочем, тебе всё позволено: ты хозяйка моя и повелительница, ты владычица, а мне счастье подчиняться тебе. То есть я свое за собой оставляю и уж от капризов и ипохондрии моей избавиться не могу, но ты никогда не знала, Аня, сколько у меня, несмотря на всё это, любви к тебе было, а теперь, я чувствую, точно обновился и точно вновь начал любить тебя, да и никогда не любил тебя так, как теперь. Подожди, ангел мой, я еще тобой займусь, и ты, может быть, увидишь и во мне хорошее»
— писал Достоевский жене Анне 15 (27) июля 1876 года из Эмса.
Достоевский пишет «и ты, может быть, увидишь и во мне хорошее», потому что, помимо страстной любви к детям, у него была другая страсть— к рулетке. Бывало, он спускал все деньги, что были в семье, и всякий раз просил у жены прощения (а также и деньги отыграться). Были ссоры, но Анна жалела и прощала его. Судя по ее воспоминаниям, она понимала, что это болезнь, помогала ему справиться с зависимостью.
«С чувством надо бережно обращаться, чтобы оно не разбилось. Нет в жизни ничего более ценного, как любовь. Больше прощать следует — вину в себе искать и шероховатости в себе сглаживать»
— писала Анна Григорьевна уже после его смерти.
К сожалению, в собственном доме они прожили недолго — через 5 лет в 1881 году Федор Михайлович умер.
35-летняя вдова Анна Григорьевна Достоевская так и не вышла замуж. Она посвятила себя воспитанию детей и сохранению памяти о муже. Ее усилиями было издано полное собрание сочинений Федора Михайловича, она создала первый музей его имени, записала свои воспоминания о нем.
Анна Григорьевна умерла в Крыму в 1918 году. Ее внук Андрей Федорович Достоевский спустя полвека после смерти Анны Григорьевны перенес ее прах из Ялты на могилу Федора Михайловича. Внук исполнил последнее желание бабушки — похоронить ее рядом с мужем.
Вам могут быть интересны заметки:
1. Кем был папа Чука и Гека? Отсвет сталинских репрессий в детских книжках Гайдара
2. Необычный папа Ганса Христиана Андерсена
