Незаметно шло время. Мои путешествия в прошлое и будущее, вызывавшие поначалу небывалый ажиотаж в узких кругах посвященных, отошли в прошлое.
И моя работа к средине XXI века превратилась в обычную, почти рутинную.
Основные программы по возрождению России, хорошо ли, плохо ли, были выполнены.
А других пока не намечалось.
И тот факт, что в силу еще не выясненных поныне обстоятельств, путешествие могла совершать только я, лишал научные направления, основанные на этом феномене, прочной базы.
Правда, мои руководители научились доставлять меня в любое место на карте и практически в любой временной отрезок и точно также возвращать меня обратно.
Но это уже не имело решающего значения.
Что касается простых человеческих эмоций, то мне было даже немного скучновато жить в том красивом и высокодуховном мире, начисто лишенном привычных для начала века бурь и коллизий.
И я, в который уже раз, запросилась в новую «командировку», нет, не на Бали или Багамы, а на Крымскую войну, точнее, в осажденный Севастополь 1854 года.
Еще в юности, роясь однажды в библиотеке, я совершенно случайно наткнулась на старинную книгу с твердыми знаками и «ятями». Это были воспоминания пожилой женщины благородного происхождения, дворянки, работавшей медсестрой в осажденном Севастополе.
Открывая книгу, я каждый раз останавливала взгляд на женском портрете, помещенном на фронтисписе и даже мысленно разговаривала с ней:
- Я тоже так смогу, ты не думай, что я еще маленькая.
Книга была, как мне тогда казалось, почти совершенно лишена эмоций и проявлений какого-то ни было героизма. Она просто рассказывала о тяжелой доле медсестер, добровольно взявших на себя обязанности по уходу за ранеными солдатами и офицерами русской армии.
Но она захватила меня больше, чем романы Жюля Верна и Майн Рида, которыми увлекались мои сверстники. Нечего и говорить, что, когда в 1941 году началась отечественная война, я сразу после окончания школы решила стать медсестрой.
Правда, на фронт меня не пускали ни под каким видом, и только после окончания войны я узнала, кто выдал мне эту не желанную «бронь».
Два года я добросовестно проработала в госпиталях в Москве и в эвакуации за Уралом. Стала настоящим профессионалом и в полной мере оценила этот тяжелый, как в физическом, так и в моральном отношении труд.
Но потом любовь к технике взяла верх, и я поступила в Бауманское училище.
И вот теперь, в совершенно другой стране и при абсолютно других обстоятельствах я решила возвратиться к мечте моей юности.
Так, в середине сентября 1854 года в Севастополе появилась неприметная женщина средних лет, неприхотливо одетая и имевшая при себе минимум вещей. Это была я. Я потолкалась по городу, привыкая к незнакомой обстановке, подыскала себе жилье и принялась здесь жить, мучаясь от вынужденного безделья.
Я торопилась насладиться зрелищем Севастополя, такого, каким он был еще со времен Екатерины Великой, и каким уже совсем скоро его не увидит больше никто. Город жил своей жизнью, не подозревая, что уже через месяц он будет методически разрушаться вражескими мортирами так же, как и защитные сооружения вокруг города, и скоро практически полностью превратится в развалины.
А люди? Люди еще ни о чем не знали, они работали, служили, по выходным и праздникам веселились, любили, ненавидели и сплетничали. По вечерам играл духовой оркестр, и я вместе с горожанами выходила на набережную любоваться на закат солнца, купающегося в теплых водах Черного моря. Ни у кого не было даже тени мысли, что совсем скоро многие из них погибнут или будут ранены и превратятся в беспомощных калек.
19 сентября русскими была проиграна битва на реке Альме, и осада Севастополя стала неизбежной. Эта предопределенность не вызвала в защитниках Севастополя паники или упадка чувств, напротив, я сама видела, каким энтузиазмом горели глаза всех, от мала до велика, когда заходила речь о грозящей опасности.
Никто не допускал и мысли о том, что Севастополь может быть сломлен и побежден.
Однако, город был обречен с самого начала, и только благодаря героическим усилиям его защитников, их беспримерному мужеству и боевому мастерству наших адмиралов, офицеров, солдат и инженеров Севастополь сумел продержаться так долго.
Истинная причина поражения была в устаревшем вооружении, архаичной системе комплектования армии, безмерно плохом снабжении войск и, в целом, отсталости общественного устройства царской России.
Я помнила это еще из школьных уроков истории, но одно дело читать в книге, а другое дело видеть все своими глазами и переживать наяву. Турция не могла простить России поражение при Синопе, Франция спала и видела реванш за 1812 год, Англия ревновала Россию к Балканам, а все вместе, объединившись в Коалицию, они решили дать бой под Севастополем.
Стремительно, как на дрожжах, росли хитросплетения защитных сооружений, в постройке которых принимало участие также и множество горожан. Вражеское нападение не заставило себя долго ждать, и уже 17 октября город подвергся бомбардировке сотен тяжелых орудий. Затем начался штурм вражеских войск на суше и на море, но этот порыв не принес желаемых успехов и был успешно отбит русскими.
Я впервые оказалась в театре боевых действий. Обстрел велся из дальнобойных пушек, стреляющих разрывными и зажигательными гранатами. И пусть это были орудия средины 19 века, но они были достаточно мощными, чтобы разрушать здания и баррикады. В город непрерывным потоком поступали раненые. Это были и военные, и гражданские: женщины, старики, дети. Их количество стремительно росло, и их размещали не только в больницах, но и во всех больших общественных зданиях.
Для лечения не хватало всего: лекарств, перевязочных материалов, но больше всего врачей и младшего медицинского персонала.