мы с ней говорили так часто, но меня всегда удивляла одна её черта — она умело совмещала в себе манеры ребёнка и разум старца.
она говорила о своём отце, о маленькой соседской таксе. но иногда, меж детским смехом и дурачеством, её глаза наполнялись вселенским смыслом, и она спрашивала что-то, что всегда заставляло меня опуститься на самое дно, познать сущность бытия и рваться в горы, чтобы подальше от людей, от бренного и сущего.
но затем она снова смеялась и целовала меня в холодный лоб. и я понимал, что смысл мой в ней. мой смысл — оставаться с ней рядом и беречь её от злых умов, глаз, ртов. и никаких гор мне было уже не нужно.
вот он — мой Эверест.
