«Вопреки всем соображениям логистики, она свернула вправо. На маленькую, плохо протоптанную лесную дорогу. Нужный ей поворот был дальше, километров через двадцать. И там — она точно знала. Не ездила, но мимо проскакивала сотни раз. Шла качественная асфальтированная двухполоска, далеко вглубь, почти до места. Возле деревни, со смешным ником Незнаево, следовало ещё раз свернуть. И уже — вовсе коротко. Пара км до требуемой точки. По насыпному, густо приправленному гравием с ближних строек, наезженному просёлку.
Получилось бы — быстро и красиво. Бампера не забрызгать! Но «быстро», и уж тем паче «красиво». Ей, как раз, и не хотелось. Затылочная часть ныла, возле уха что-то дёргало, глаза налились невыплаканным и краснели, лопнувшими сосудиками. Вывернув круто руль, попрыгала по едва заметной, теряемой притравленным нюхом, авто/тропе. Ёлки, по бокам, интимно склонялись лапами. И тёрли прозрачную крышу. «Да какая… Ну обдиру. Впервой, што ли… Залечат. Это не душу покарябать…» — вертелось зло на языке. И она материлась, сплёвывала в открытое окно, щурилась ненавистью. Дважды останавливалась, перекурить. Выходила из машины, приваливалась задницей к тёплому металлическому боку и смолила тонкие, с вишнёвым привкусом. Тянула в лёгкие — отчаянно — канцерогены. Захлёбывалась ароматным дымом, кашляла. Облизывала сухие губы и, обжигая пальцы тлеющей сердцевинкой, мяла и гасила остатки. Затаптывала окурки, во влажные мхи. Лезла, не отрясая подошв, в роскошный светло-бежевый кожаный салон. Развалясь на водительском, сидела молча ещё, минуту, другую. Не думала — ждала, когда накатит спокойствие. Хоть, какое… И двигалась дальше.
Наступившие сумерки остались не замечены, а темнота. Выплывшая вослед. Наконец смирила свирепую вспышку гнева. Усталость навалилась на плечи, закаменела в груди и принялась смежить веки. Дальний свет, синхронно кочкам и увалкам, проблесками охватывал, обступивший тропушку, лес. За деревьями, плотно держащими оборону, скрывался тайной и непредвиденным. Мрак. «Видали и похуже!..» — рыкнула она, оскалившись внезапным испугом — «тоже, мне. Напугали мамку титькой. Я в таком мраке жила — «вам и не снилось!» Что зверь дикий — человек дикий страшнее…» Воткнула волну с шансоном. И затянула разухабисто: «Владимирский централ — ветер северный…»
Она даже не была уверенна, что дорога выведет. Куда-нибудь. Не то что — в нужное! «Да и нужное, ли?..» — лениво моталось в голове. Она просто ехала. С трудами, искусственно навороченными препятствиями, чудовищной потерей времени. Вот уж, чего точно теперь не было жалко — так это его. Времени!
Когда, спустя три часа, джип выбрался к полю. А вдали, замелькали огоньки Незнаево. Ей было — никак! Всё отчаяние, тоска и ярость остались в, неизвестном миру, ёлочном массиве. Впитались в хвои и сфагнумы. Заморосились дождичком, прибились в муравейники и оазисы можжевеловые. Руки накручивали руль, дёргали рычаги, мяли кнопки и панельки. Глаза, остуженные долгим авто/пробегом, перестали болеть. И цепко хватали детали окружающего. С плеч и груди отвалило замогильное.
«Да, ёёё! Не было печали, и это — не печаль. Справлюсь! Привыкла, уже… Что мне — люди? Я — «потомственный Сусанин». Не меня ведут — я… Не было случая. Чтоб сбилась. Не привела!.. Не было… И себя. Выведу… Будь спок!»
И, со смехом: «Вон, в Незнаево. Жители всю жизнь живут… И ничо! Не томятся!.. Отсутствием ясности!»