В ТВОРЧЕСТВЕ Ф.М. БУЛЯКОВА
Любая литература одета в национальный халат своего языка. Но под одеждой один и тот же Человек. Что убивает и врачевает, рождает и хоронит, плачет и смеется. Всему и всем – одно.
На войне нет национальностей и рас. Великая Отечественная по сути своей над-национальна, есть боевые товарищи, «брат, дай закурить», да «сын полка» и «сестра милосердия». Но ее репрезентация различна в культурной памяти народов Союза, в его географии (resp. культурных ландшафтах).
Это различие, необходимое для бытования каждой из культур, и, одновременно, общность, присущая каждому Человеку, выпукло проявляется в творчестве башкирского драматурга, киносценариста, журналиста Ф.М. Булякова. Он единственный национальный драматург, удостоенный звания лауреата Государственной премии (1995), чьи пьесы с успехом идут по бывшему Союзу (более 200 постановок), переведены на языки народов СССР.
Театровед Рида Буранова отмечала: «Драматургия Булякова легко вписывается в мировой контекст и продолжает лучшие традиции представителей философии экзистенциализма, театра абсурда и «новой драмы». Но все это талантливо сочетается с национальным фольклором, неповторимой историей и своеобразным менталитетом башкирского народа. Поэтому его пьесы требуют от постановщика достаточной образованности и эрудированности; от актера – искренности и полного понимания своего образа. Иначе трудно ставить и играть Флорида Булякова».
Флорид Миннулович Буляков родился вскоре после Великой Отечественной, далеко от фронтовых действий, зоны оккупации – в 1948 году, в День Красной армии и Флота – 23 февраля, в старинном ауле Большие Шады, что в Мишкинском районе Башкирской АССР.
Его война – не голос очевидца или пересказчика, его война приходит как эхо-сигнал. Услышать его – задача Слушателя. И почувствовать, сочувствовать.
Это может быть эпизод, как в пьесе «Москва-Васютки».
Старик и Старуха ждут поезд, а его все нет. Цитата:
СТАРИК. ...Может, не выехал он вовсе, наш поезд? Или под откос его пустили.
СТАРУХА. Ты чего мелешь-то? Не война, чать!
СТАРИК. Война. Только тихая – не слышно нам! Вылезли из щелей партизаны и шарахнули поезд! А мы сидим, ждем!..
Война может быть выражена через ее частицу, ее культурный символ.
В названии пьесы «Валенки, валенки…» – отзвук голоса Руслановой. Он затем и материализуется – из старого патефона, когда его заводит Николай Ракитин, участник Великой Отечественной. Материализуется не только песня, но и сами валенки, вместе проходящие нитью через историю отношений двух фронтовиков. В песне Руслановой есть слова «Сиди, Николаша, не гуляй», которые и дали само имя главного героя – Николая (Ракитина), который, по сюжету, заслышав эти строчки, вспоминает давний конфликт, связанный с валенками.
Само заглавие пьесы «Шаймуратов-генерал» несет Слушателю знаковое для башкирского народа имя-миф, имя-легенду. Но, как отмечает Галина Вербицкая, вместо «привычно застывшего героического пьедестала Шаймуратов оказывается на трагических подмостках. И здесь он не вечный победитель, а подлинный носитель трагической вины, неразрешимости конфликта между Чувством и Долгом; на наших глазах герой совершает “тяжкий путь познания” от фальши абстрактных понятий к истинным, сущностным, гуманистическим ценностям».
Символ, т.е. культурный код, общий для Автора и Читателя, становится способом говорить об общих ценностях бытия, вне своей истории, языка, культуры.
Боевой генерал башкирской конницы, невольный убийца своего сына Марата, измученный виной перед убитыми солдатами, просящий прощения у своей жены Джамили, прямо перекликается с Георгием, героем другой пьесы Флорида Миннуловича – «Любишь, не любишь». Главный герой – фронтовик, в мирное время своей душевной глухотой погубивший нерожденных своих детей, т.е. став Смертью для своих детей. У пьесы есть другое название «Дело святое». По соглашению со Смертью вот его и должен совершить за три часа Старик, дабы продлить свою жизнь. Он, пытаясь вспомнить свое богоугодное дело, спрашивает Старуху:
«СТАРИК. Родину защитил – мало тебе?
СТАРУХА. Родину-то ты защитил…
СТАРИК. А тебя, выходит, не защитил? Тебя, выходит, я давал в обиду? Скажи, чего молчишь, кто тебя обидел? Кто хотя бы словом оскорбил, хотя бы косо глянул на тебя? Кто? Я прямо сейчас пойду и намну ему холку! Вот и будет святое дело!».
О том, что Старик – отважный воин, говорят не только его словесные инвективы в сторону любого обидчика его Старухи. Когда, пытаясь успеть сделать богоугодное дело, Старик решает отдать флягу меда детдомовцам, то «открывает чемоданчик, достает медали, начинает перебирать». «СТАРИК <…>. Варшава, Вена, Кенигсберг, Будапешт, Берлин… Ага, вот! «За отвагу». (Цепляет ее себе на грудь) <…> Тут есть еще и знак «Гвардия»». Перечисленная пятерка городов – это солдатские медали «За освобождение Варшавы» (боевая операция 14-17 января 1945-го), «За взятие Вены» (16.03 – 13.04.1945), «За взятие Кенигсберга» (23.01 – 10.04.1945), «За взятие Будапешта» (20.12.1944 – 15.02.1945), «За взятие Берлина». Оцениваются награды за боевые действия Стариком низко: для парада, в другой раз – побрякушка. Что только подчеркивает обиходный, будничный характер именования фалеронимов (имен наград) по главной надписи на медали (типичная метонимия: часть > целое). Последние из надетых Стариком наград – «За отвагу» и знак «Гвардия» – Флоридом Буляковым выделены кавычками, под собственным названием (по выделяющимся деталям аверса: надписям «За отвагу» и «Гвардия» на алом стяге на высшей медали СССР и гвардейском знаке соответственно), что подчеркивает их значимость для главного героя. Для него они материальное воплощение его мужества, готовности к борьбе (когда Старик надевает «За отвагу» и вытаскивает гвардейский значок, есть фраза-действие: «СТАРИК (садится на кровать, мстительно глядя туда, где ему слышались шорохи). Вот. Теперь пусть попробуют!»).
Защита Родины («Немца гнал по всей Европе!») и супруги Стариком оценивалась как святым делом. Но не для его Старухи, судя по брошенной ею мимоходом упреком: «Родину-то ты защитил…». Старик позднее в оценке своей жизни уже не находил ничего богоугодного. Несвятость войны и главенство Любви для Смерти (читай: Бога) осознают сами главные герои, и, вслед за ними, и мы.
Тактичность Флорида Миннуловича позволяет затронуть такие темы, которые у иных авторов вызывают отвращение своей постпостмодернистичностью сюжета и его языкового воплощения.
В пьесе «Выходили бабки замуж» (вариант названия «Четыре женщины одного Ивана») очень деликатно затронута невольно замалчиваемая тема лишения женского счастья у переживших Войну. В пьесе Иван (в тексте именуемый Старик, в ранней версии Абдулла) забирает четырех старушек из одной комнаты в доме престарелых замуж, к себе домой. Вот как сама одна из четырех героинь («тетка Галя, самая молодая из женщин (ей нет еще и восьмидесяти»)) говорит о таких как она:
«ГАЛИНА. В народе нас так прозвали – божьи невесты… Когда война началась, нам, девчушкам, было по пятнадцать-шестнадцать лет. Ребятишек своих в армию проводили. А я и не провожала, в ту пору еще не заглядывалась на ребят-то. Ну, а позже не на кого стало заглядываться. Не вернулись наши-то ребята. А для тех, кто вернулся, моложе нас невесты подросли, их стали брать замуж. А мы так и остались. Как-то еще надеялись, чего-то ждали. А годы шли и шли. И вот мы состарились. Божьи невестки».
Юмор, с которым описаны современные нам фронтовики, это способ (карнавализация) снять закостеневшую идеологическую коросту священности Великой Отечественной и увидеть боль, страдание Человека. Это столкновение нашей культурной самоидентичности и глубинной, больше неосознаваемой, Личности, без всякой маски.
Рустам ШАЯХМЕТОВ
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!