Поручик Преображенского полка подошел к спящему часовому, негромко кашлянул и тронул того за плечо. Часовой испуганно вздрогнул, открыл глаза и, увидев перед собой незнакомых офицеров, сильно растерялся.
- Милейший, - обратился к нему поручик, - позови-ка сюда дежурного адъютанта. Видишь в командующему его дочь любимая приехала.
И он указал на стоящую рядом высокую даму в белоснежной меховой мантии и шляпке. Пока заспанный часовой добудился до такого же, очевидно, спавшего адъютанта, прошло порядочно времени.
Наконец, прибывших пригласили войти. Единственная комната в избе была жарко натоплена. От стоящей в углу русской печи так и пыхало жаром. На полатях, откуда только что, видимо, слез молоденький адъютант, спали еще несколько человек.
Пожилой главнокомандующий в генеральском мундире, единственный кто еще бодрствовал в эту глухую пору, подошел к прибывшим, держа перед собой подсвечник с тремя горевшими свечами. Несколько секунд он пристально вглядывался своим единственным глазом в стоящую передним ним высокую даму в горностаевой мантии и изысканной шляпке.
- Что за шутки, - недовольно буркнул он, - ведь Вы не моя дочь! И кто Вам позволил врываться в штаб командующего, да еще в ночное время?
- Увы, светлейший князь, я, действительно, не Ваша дочь. Я - совсем не известная Вам особа. Меня зовут Екатерина Ивановна. Мой маленький отряд, который можно назвать партизанским, захватил пленного, которого я хочу передать непременно Вам, - очень спокойно, не теряя самообладания, ответила дама. - Но Вы, кажется, с ним знакомы - это Наполеон Бонапарт.
И она указала на стоявшего между офицерами приземистого невысокого француза, в измятой и грязной генеральской шинели, и нелепом женском чепце на голове, вдобавок, еще, как будто, спавшего.
Раздался тихий щелчок, и знатный пленник очнулся. Он недоуменно захлопал газами, затем, видимо, сообразив, что находится в стане врага, принялся лихорадочно шарить по карманам, в поисках какой-то очень нужной ему вещи.
- Вы не этот пузырек ищете, сир? - спросила дама, по-французски, разом вернув пленника к печальной действительности.
- Верните мне мой яд! - закричал в отчаянии Наполеон, потому что это, действительно, был он, и бросился к даме, пытаясь отобрать склянку с ядом. Его в свое время изготовил гвардейский доктор Юван, как раз на случай пленения императора.
Но дама, которая, была не только значительно выше Бонапарта, но и, по всей видимости, сильнее пленника, просто высоко подняла руку со склянкой. Она подозвала к себе поручика, тот отодвинул заслонку печи и швырнул склянку на еще тлеющие уголья.
Бонапарт осознал тщетность своих стараний и вдруг вспомнил, что он все еще находится в чепце и выглядит в этом женском наряде совершенно нелепо. Он беспомощно обернулся, и тут другой военный, казачий вахмистр, пришел на помощь и протянул ему знаменитую треуголку.
Наполеон сдернул несчастный чепец, натянул свою шляпу и засунул кисть правой руки за лацкан шинели. Теперь он почти обрел свою всегдашнюю уверенность.
- Сначала он подумал о жизни, а потом о чести, - отметила про себя дама.
- Надо же, действительно, Наполеон Бонапарт собственной персоной, а я думал чучело огородное, - съязвил удивленный Кутузов.
- Это ты хитрый северный лис опять перехитрил меня, - воскликнул тот, глядя в упор на фельдмаршала.
- Я рад приветствовать Вас, сир, в своей ставке, но я здесь совершенно не при чем, - ответил русский военачальник, также твердо глядя на своего врага.
- Извините, но это я, сир, вместе со своими друзьями изволила взять Вас в полон, - вступила в разговор дама в ослепительно белой меховой мантии.
- Но кто Вы такая? - не сдержал досады монарх, - и по какому праву Вы суете свой нос в такое мужское дело, как война.
- По праву русского человека, которое Вы растоптали, напав на нашу землю! – оборвала говорившего дама.
- Сир, а как Вам отдыхалось в Москве? – тонко улыбаясь, перевел разговор в другое русло генерал-фельдмаршал.
- У вас варварский народ и градоначальники такие же варвары, - раздраженно ответил Наполеон, - в цивилизованной Европе хозяева покоренных городов приносили мне ключи от своего города, а ваш граф Ростопчин сжег вашу столицу, лишь бы она не досталась победителю.
- Ну да, и Кремль он тоже приказал взорвать, сразу после Вашего ухода, - дипломатично заметил Кутузов.
- Полноте, Ваше Величество, - опять вступила в беседу дама,- Вас послушать, так – французы и муху не обидят. И зачем только пришли они на русскую землю?
Весь этот разговор происходил, разумеется, на французском языке, на котором в те годы разговаривала вся российская просвещенная знать. Даме казалось, нет она была уверена, что Бонапарт не осознает, в каком положении он оказался и все еще мнит себя если не хозяином мира, то, хотя бы, его половины.
- Я не один раз пытался договориться о мире с вашим Государем, но он как будто не слышал меня, - уклончиво отвечал Бонапарт.
- Это, сидя в Московском Кремле, Вы хотели поболтать с русским царем? И еще удивляетесь, что он Вам не ответил. Возможно, Государь до сих пор в обиде за Тильзитский мир, да и Ваше нашествие на Россию не добавило ему хорошего настроения, - продолжил ерничать Кутузов.
- Наверное, я был не совсем прав, когда решился начать поход на Россию, - Бонапарт заметно поубавил спеси.
- Французская армия, когда вторглась на нашу землю, превышала полмиллиона, сейчас, после Смоленска, она уменьшилась почти в двадцать раз. Так что, Ваша Великая армия вот-вот прикажет долго жить, - подвел не утешительные для Бонапарта итоги русский князь.
- Нет, эти властители явно теряют связь с реальностью, особенно когда долго находятся в зените славы, - продолжала делать про себя горькие заметки дама в белом.
Препирательства с императором продолжались довольно долго. Денщик старого князя успел заменить свечи в подсвечнике, который теперь он держал в руках, а господа все продолжали и продолжали спорить. Наконец, дама начала замечать явное смятение в глазах плененного монарха. И он, неожиданно выдернутый, подобно репке, из своего окружения, вдруг осознал реальное положение дел. Но это было только начало того страха, который в дальнейшем будет все больше и больше овладевать им в предчувствии неминуемой гибели.
- Я думаю, сир, Вам самое время признавать ошибки, а не то я прикажу отдать Ваше Величество моему Государю или британскому посланнику, который меня поедом ест за слишком благодушное отношение к французам. Уж эти гордые бритты сумеют из Вас все жилы вытащить и в якорные канаты свить, - мстительно пообещал русский военачальник.
- Нет, не надо меня отдавать Вильсону, у меня с британцами давние счеты, - явно начинал трусить Бонапарт, - я готов признать, что был не прав, тысячу раз не прав, придя в Вашу страну с войной. Здесь все нас ненавидят и норовят убить. Все: от генерала, до простого крестьянина. Но я еще раз повторю, что вы, русские, самые настоящие варвары, вы и воюете как варвары. А эти ваши партизаны, способны довести просто до помешательства.
- Пообещайте, сир, что никогда в жизни Вы больше даже не взглянете в сторону России,- грозно нахмурил брови Кутузов.
- Истинным Богом клянусь, никогда больше не вступать на Русскую Землю, - приниженно обещал Бонапарт.
- Наконец-то до него дошло, и он по-настоящему испуган. Он еще долго будет изображать из себя бесстрашного властителя, но пережитый здесь ужас будет пожирать его изнутри. Ради одного этого и стоило, пожалуй, затевать похищение Наполеона, - отметила про себя дама.
- Ну что, Екатерина Ивановна, может быть, поверим обещаниям французского императора? - заговорщицки подмигнул даме фельдмаршал.
- Я уж, и сама не знаю, может быть, действительно, стоит вывести его на Смоленскую дорожку, да дать хорошего пинка, чтобы катился он с остатками своей армии до самой Березины? - ответила дама по-русски.
- Ребята, - обратилась дама к своим сопровождающим, - может быть, вы справитесь с этим делом без меня, а я тут пока чайку со светлейшим князем выпью, если он его мне, конечно, предложит.
- Конечно, конечно, сударыня, для Вас, всегда пожалуйста. Эй Прохор, - обратился Кутузов к своему денщику, - растопи-ка ты нам с барыней самоварчик!
Перед уходом Бонапарта Кутузов проводил монарха такими словами:
- Ты, Ваше Величество, на меня зла не держи. Старый лис, как ты меня называешь, тебя ощипал хорошенько, да голову-то не оторвал. Ты других врагов опасайся. Европейских монархов, да и нашего Государя, в первую очередь. Запомни, нет никого мстительней, чем обиженная посредственность.