В этом году исполнится 90 лет со дня смерти Маяковского. Считается, что он покончил с собой, хоть никто до сих пор не понял, почему. Всё чин по чину: записка, пистолет, пуля в сердце. Давайте разберёмся, что к чему, а? Идите за мной, и я проведу вас узкими тропинками моих размышлений в царство высоких озарений. :)
Итак, с чего начнём расследование этой странной смерти? Конечно, с личности потерпевшего. И для начала давайте проанализируем тексты поэта – ведь в них не могла не отразиться его личность. И что же мы видим? Лейтмотив ранних стихов - это обида и озлобленность, ненависть к более успешным и - самолюбование. Проскальзывает и момент половой неудовлетворённости: любовь «рубликов по сто» поэту не по карману, но почему женщины не хотят ублажить его задарма? Этот вопрос зависает в воздухе. В молодом Маяковском проступают и хамоватая грубость, которая, правда, может маскировать застенчивость, и душевная неуравновешенность, которую можно принять за поэтическую чувствительность.
Он ходит, однако, в ярко-жёлтой женской кофте – явно пытаясь привлечь к себе внимание. Тут, добавлю, нет ничего особенного. В те года все «мошенничали» как говорил Бунин. И все были наряжены: Андреев и Шаляпин носили поддёвки, русские рубахи на выпуск и сапоги с лаковыми голенищами, Блок - бархатную блузу и кудри, даже Толстой рядился в лапти – под мужика. Так что жёлтая футуристическая кофта – это мелочь.
Но есть и явные странности. Наш поэт всегда и везде возит с собой резиновый тазик и постоянно тщательно моет руки – после каждого рукопожатия. Никогда не держит кружку в правой руке, хоть и правша, а пьёт пиво и чай слева почти со стороны ручки, а порой – через соломинку. Думаете, шизофреник? Нет. Это страх. Его отец умер от заражения крови, проколов палец скрепкой, когда сшивал бумаги. Маяковский панически боялся заразы.
Но странности этим не исчерпываются. Он всегда, по крайней мере, в зрелости, носил с собой пистолет. Тяга к суициду? - сразу спросите вы. Ничего подобного. По словам Маяковского, в него однажды кто-то стрелял. Поэт носил оружие для самообороны. Боялся воров и убийц. И коллекционировал пистолеты. В разных источниках приводятся разные данные, но все сходятся, что Маяковский имел браунинг, люггер и байард. Кое-где говорится, что в комнате, где оборвалась его жизнь, был целый арсенал: аж два люггера и два браунинга. А тот пистолет, из которого был произведён роковой выстрел, это маузер, подаренный Маяковскому начальником отдела ГПУ Яковом Аграновым.
Нет-нет, не возводите поклёп на ГПУ. Это на самом деле был подарок на день рождения за два года до смерти. Подарок военного – поэту революции. Маузер был самым крутым по тем временам пистолетом: патронник перед спусковым крючком, изящная рукоятка, мощное длинное дуло. Это почти карабин. Модерн! Не удивлюсь и дарственной надписи.
Но гэпэушного следа в деле нет, агентами ГПУ были Осип и Лиля Брики, сам Маяковский имел комнату в доме работников ГПУ, он играл с ними на бильярде и посвящал им стихи. «Мы стоим с врагом о скулу скула, и смерть стоит, ожидая жатвы. ГПУ – это нашей диктатуры кулак сжатый…» О врагах так не пишут.
Но пока у нас на одной чаше весов – панический страх заразы и боязнь нападения, на другой – слова Лили Брик: «Мысль о самоубийстве была хронической болезнью Маяковского, и, как каждая хроническая болезнь, она обострялась при неблагоприятных условиях…»
Лиля рассказывала, что однажды Маяковский позвонил ей и сказал, что стреляется. Она примчалась к нему и застала его сидящим у окна. Он сказал, что выстрелил в себя, но была осечка. Верю ли я Лиле Брик? Да, безусловно. В её рассказе нет ничего особенного. Она умная женщина, а ложь умных женщин обычно обоснована.
Верю ли я Маяковскому - вот более серьёзный вопрос. Леонид Равич, поклонник поэта, рассказывал: «Маяковский остановился, залюбовался детьми, а я, будто меня кто-то дёрнул за язык, тихо процитировал его стихи: «Я люблю смотреть, как умирают дети…» Маяковский сказал: «Надо знать, почему написано, когда написано, для кого написано. Неужели вы думаете, что это правда?»
"Неужели вы думаете, что это правда?"
Запомните это. Это ключевые слова. Почему? Потому что точно так же он мог бы сказать о любой своей строчке. Правда не имела для поэта никакого значения. Нет, он не был убеждённым лжецом. Он, боюсь, просто не знал, чем ложь отличается от правды.