Начало Продолжение Часть 3 Часть 4 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть8 Все публикации этого автора
У Прохора перехватило дыхание. Он знал, что умрёт вместе с ней – сердце его уверило в этом. Но отважиться на такую... всё же невинную ласку, как тогда, после их с Матвеем блистательной победы, он теперь не мог – боялся, что не хватит сил сдержаться. От Анфисиных робких и одновременно таких смелых слов голова кружилась, губы пересохли. Он бережно положил её на постель, остро сознавая, что... всё произойдёт, но всё же пытался удержаться и понять... должно ли это случиться... Анфиса держала его за руку, повторяла:
- Не уходите...
Торопливо, дрожащими руками стала снимать платьишко. Прохор остановил её, прижался губами к её рукам, сказал:
- Я сам. Я хочу сам.
Стал медленно раздевать её, целовал и гладил грудь, животик
Она взяла его голову, сама склонила её над своими крошечными, беззащитными сосочками – чтобы он, как тогда, взял их губами. Теперь она не испугается. Но на самом деле ей было очень страшно – перед тем, что сейчас случится. Прохор чувствовал её дрожь. Он всё видел и знал, но всё же тихо-тихо спросил:
- У вас... с Матвеем... не было?
Анфиса испуганно закачала головой:
- Нет... Он... очень хотел... А я хотела... чтобы... с Вами...
- Девочка моя... тогда тебе будет... очень больно. Так всегда бывает... первый раз.
Анфиса зажмурилась:
- Пусть... будет...
Она крепко-крепко прижалась к Прохору, еле слышно шептала:
- Пусть... будет...
Худенькое тельце её дрожало. Прохор тоже не мог справиться с дрожью. А Анфисина ладошка тихо скользнула вниз и... замерла. Под ладошкой... трепетала, содрогалась, медленно, но очень сильно билась... Анфисе показалось, что так бьётся птица – его плоть. Дрожащими пальчиками Анфиса расстегнула «молнию» на брюках. А потом Анфисина головка металась по подушке – резкая, острая боль так медленно входила в неё, казалась вечностью. Анфиса вся потонула в этой боли, на всём свете больше ничего не было. Она даже не слышала своего крика. Потом боль стала тупой, её давящую силу Анфиса чувствовала теперь глубоко внутри. А потом... ох, как хорошо ей было в осторожных, но таких крепких объятиях Прохора. Она слушала его частое, глубокое, прерывистое дыхание, слушала, как бьётся его сердце. Тихонько стала целовать его закрытые глаза, гладила его лицо, плечи. А как не хотелось ей, чтобы он отрывался от неё!.. И она прошептала:
- Не надо...
И снова затрепетала, забилась его плоть. Анфиса прислушивалась: теперь было не так больно, она просто чувствовала его силу.
А за окном этой февральской южной ночью расцветал миндаль. Его ветка с робкими розовыми бутонами ласково склонялась над окном
Прохор еле сдержал слёзы: на простынке виднелась... так трогательно алела... лужица крови. Анфиса заметила его взгляд, испуганно сказала:
- Я постираю.
- Я сам постираю.
Прохор укрыл Анфису, обнял её.
- Ты поспи. Скоро рассвет...
Она послушно закрыла глаза, тихонько, утомлённо вздохнула.
А с первыми лучами солнца Прохор проснулся от внимательных, бесконечно ласковых глаз Анфисочки. Она страшно смутилась, уткнулась лицом ему в грудь. От его слов замирало сердце:
- Сегодня купим тебе свадебное платье.
Взял в свои ладони её полыхающее личико:
- Ты теперь моя жена.
В этих его словах как-то одновременно прозвучала... строгость... и невероятная нежность... ласка... такая забота... что слёзы покатились из Анфисиных глаз. Она прошептала:
- И... фату?..
И уже не сдержалась, расплакалась, когда Прохор серьёзно и твёрдо сказал:
- И фату.
Анфиса горько-горько прошептала:
- Я... не хочу... умирать...
Сердце Прохора рвалось на части. В висках со страшной болью стучало. Как... защитить... спасти Анфисочку... не отдать её?..
А она говорила:
- А можно... не сейчас... платье... и фату. Тогда, когда снова... расцветут хризантемы. Как красиво будет... белое платье... фата... и белые-белые хризантемы...
Днём гуляли по набережной. Анфиса говорила, что болят ножки – она была уверена: это от того, что она не на коньках. А просто идёт по земле. Она уже так долго не надевала коньки. И Прохор с невыносимой болью думал, что совсем недавно Анфисочка большую часть времени проводила на коньках, и как ей было легко, уверенно и весело... Конечно, он понимал, что её ножки болят не от этого...
Когда возвращались домой, Анфиса остановилась. Увидела мальчика лет восьми. Он сидел в инвалидном кресле, щурился на солнышке.
- Это сын нашей медсестры, Ирины, – негромко сказал Прохор. – С рождения не ходит.
Анфиса подошла к мальчишке, присела.
- Тебя как зовут?
- Серёгой, – мальчишка шмыгнул носом. – А Вы Анфиса, я знаю, – радостно заулыбался. – Я всё время смотрю на Вас.
Анфиса взяла мальчишку за руки:
- Встать можешь?
- Встать могу, а ходить не могу, – Серёгины ресницы жалко затрепетали, он горестно вздохнул.
Прохор с улыбкой слушал разговор Анфисы с пацаном. Анфиса озабоченно свела брови. Её тонкие пальцы ощупывали Серёгины ножки. Прохор удивлённо смотрел, как... его двоечница уверенно и умело, очень чутко осматривает ребёнка. Мальчишка ойкнул.
- Ну, ты же мужик, – успокаивающе сказала Анфиса. – Кем будешь, когда вырастешь?
- Моряком... офицером, – быстро и радостно заговорил Серёга.
- Ну, вот, моряк. Ходить, значит, надо.
Мальчишка застенчиво сказал:
- А... Вы красивая... самая красивая... я по телевизору Вас всегда смотрю. Вы фигуристка.
Анфисочка строго сказала:
- На взрослых женщин... – тут она быстро взглянула на Прохора, словно хотела сама убедиться и его убедить... что она... взрослая женщина... его женщина... – на взрослых женщин тебе рано смотреть. А хочешь, я буду с тобой заниматься?
- А я... научусь ходить? – вдруг с какой-то недетской тоской спросил мальчишка.
- Если будешь стараться – научишься.
Анфиса поднялась.
- Илья Муромец, знаешь? – русский богатырь такой был... – мальчишка кивнул, – в тридцать три года научился ходить. А тебе только восемь.
Анфиса со скромной гордостью опять взглянула на Прохора. В глазах её светилось:
- А Вы говорите – двоечница... а я вот как помню, что Вы мне рассказывали.
На днях Прохор действительно рассказывал Анфисе про богатыря. Ещё боялся, что ей в одно ухо влетает... Как в школе. С болью подумал, что Анфиса могла бы стать прекрасным спортивным врачом... тренером... хореографом... Если бы... нет, её двойки здесь ни при чём. Если бы... не болезнь...
Приходила местная медсестра, Ириша – выполняла назначения врача, делала Анфисе уколы. Прохор видел, как боится Анфиса уколов, сжимал виски, когда Ириша совсем буднично, с какой-то даже насмешкой над Анфисочкиной болью, над её испуганными в ожидании этой боли глазками вводила иглу в её тельце. С облегчением вышел проводить Иришу, торопился – скорее обнять Анфисочку, прижать её к себе, уверить, что всё, всё... теперь аж до завтра уколов не будет...
Продолжение следует…