- Чё-т тоска, - вдруг решает Зёма, протяжно зевая и глядя в окно, ни к кому особенно не обращаясь.
За окном гадость. Какая-то хмарь, ветер и непонятного характера жидкость, колупающаяся откуда-то сверху. Синоптики нам обещали «снежные заносы». Это, видимо, природа пытается выполнять чужие обещания, ей стыдно за синоптиков.
Стёпа безмятежно спит.
- Тоска, говорю! – с нажимом повторяет Зёма.
Потягивается со скрежетом когтей по подоконнику. Что-то оттуда роняет. Смотрит на Стёпу.
Стёпа спит. Или старательно делает вид, что спит.
- Я. Сказал. Мне. Скучно. – Зёма перепрыгивает с подоконника на кровать.
Кровать страдальчески скрипит даже под Зёминым мышиным весом. Это очень заслуженная кровать. Не слишком старая, но уже испытавшая за свой короткий век одного очень активного мальчика и трёх котов. А это, поверьте, немало, особенно если мальчик – не одуванчик.
Стёпа тихонько вздыхает. Всё, о чём сейчас мечтает Стёпа – это чтобы Моте тоже стало скучно. Тогда Зёме придётся невольно переключиться. Но тщетно: Мотя спит на стиральной машине, а ванна – ужас! – закрыта.
- Ну почему?! Почему, когда скучно ему, виноват – я?! – вопрошает Стёпа у Вселенной.
В Стёпиных глазах застыла вся скорбь еврейского народа. Но Зёма неумолим и полон страстного желания огрести чего-нибудь эдакого.
- Скучно. Мне. - Хмуро садится он перед Стёпой.
- Ну, побегай где-нибудь, поиграй, - увещевает его старший товарищ.
- Ага, щаз, - так же хмуро огрызается Зёма. – Побегай… Скучно мне!
И привычно начинает присматриваться к Стёпиному филею, выискивая место, куда удобнее вонзить своим маленькие остренькие зубки.
Стёпа обреченно следит за ним: прекрасно знает, что сейчас будет, но понимает, что любые действия бессмысленны: мелкий всё равно цапнет. Как всегда, как всегда…
И Зёма, конечно, цапает. Но перед тем как цапнуть, разыгрывает маленькую трагедию: изображая ярость, аккуратно стукает себя по тощим бокам хвостом. Аккуратно, чтобы, нидайбох, не ушибиться. Это вон пусть тигры всякие хлещутся, а мы котик маленький, осторожный…
Потом Зёма утробно взвывает, чтобы устрашить соперника и подбодрить самого себя. Соперник чрезвычайно устрашён.
- Я просто в ужасе, - устало зевает Стёпа.
И вяло машет передней лапой: начинает войну.
- Муы-ы-ы-ы-ы, - визгливо кричит Зёма и, зажмурившись, кидается в самое пекло битвы.
Зёма бьётся самозабвенно, не забывая угрожающе выкрикивать непристойности и агрессивные банальности типа «Белые не сдаются!».
В процессе он даже не замечает, что, вообще-то, бьётся тут только он сам. А устрашённый враг всеми силами старается не слишком сильно сопротивляться и аккуратно удерживает недомерка на расстоянии, боясь случайно врезать по маленькой беленькой морде.
Минут через пятнадцать неуёмных визгов Зёма утомляется. И делает шаг назад, присматриваясь, хорошо ли и качественно ли побеждён соперник.
Стёпа падает на бок, уверяя, что, разумеется, он совершенно побит и готов к капитуляции на любых условиях. Только уймись, недомерок.
Капитуляция принимается безоговорочно. Впрочем, все участники войны понимают, что Зёме верить – себя не уважать. Зёма сам себе не верит. Но сердцу же не прикажешь…
Остаток дня проходит в идиллической пасторальной обстановке. Я пыталась Зёму пристыдить, но...
Ну, зато какое-то время ему будет не скучно. А там и Мотя выспится...