Главы: 1) Прокурор 2) Дочь 3) Месть 4) Горе 5) "Две мамы, два папы" 6) "Не прощу!"
Время действия - 1988 год.
Нигматуллины считали себя не чужими людьми для Демидовых, поэтому помогали с организацией траурных мероприятий чем могли. Светлана словно онемела, окаменела, не могла ни плакать, ни думать о чём-то, кроме случившегося.
Снова и снова вспоминала она свой последний разговор с мужем. «Я себя не прощу!» - сказал он тогда. Не простил, наказал себя. Только ли себя? А как же она? Как же её чувства-то? Как ей-то жить без него? Да, вот такого, злого, обиженного, пьющего. Но такого родного, такого любимого.
Ведь они могли быть ещё счастливы, ведь они ещё молоды, ведь вся жизнь ещё впереди! Была... А теперь нет. Потому что неинтересен был Светлане этот мир, мир без Лёши. Пуст и холоден.
Теперь оставалось ей одно: смотреть, смотреть на лицо мужа. Смотреть, пока есть возможность, пока безжалостные люди не закрыли над ним крышку, пока не спрятали его под толстым слоем земли.
И когда у неё спросили разрешения увезти на время девочку к Нигматуллиным, она только рукой махнула, делайте, мол, что хотите.
В детской комнате рядом с Гузелькиной кроватью поставили ещё одну, для Леночки. И купили ей новых платьев, простеньких, но симпатичных. И волосы красиво подровняли в парикмахерской. Вот только испуганный вид и взгляд с постоянным ожиданием удара пока никуда не делся. Нужно было время. Особенно боялась девочка Ильяса. При звуках его голоса она сжималась в комочек.
- Что же нам делать с ней, Нурия? Как согреть дочку, как растопить её сердечко? – тревожно спрашивала Марьям сестру.
- На всё нужно время. Не спешите. Добро и ласка сделают своё дело, - утешала Нурия. - Как Гузель с ней, ничего, ладит? Не ревнует?
Ревновала, конечно. Было, было немного. Оно и понятно – жила единственной дочкой, светом в окошке, центром Вселенной. А теперь вдруг оказалось, что она не одна, что такое же внимание любимые родители стали уделять совсем чужой девочке.
Однако была Гузель разумным ребёнком, и свои огорчения сумела подавить. «Разве меня стали меньше любить? – спрашивала она себя. – Нет, не стали. Чего же обижаться!» А внимание и ласки... Ведь точно так же ласкали и других ребятишек их обширного и дружного семейства. И, кстати, Леночка очень сильно напоминала ей своим личиком двоюродных братишек и сестрёнок, поэтому вызывала в душе Гузельки симпатию.
А робкий и испуганный вид рождал в ней желание опекать и защищать девчонку, научить её тому, что знала и умела сама.
Леночке семья тоже очень понравилась. И хотя она очень любила маму Свету, и переживала за неё, всё-таки у Нигматуллиных ей было спокойнее. И приезжающие гости так ласково и доброжелательно смотрели на неё, и сама она мало отличалась от них внешностью, оттого ждать насмешливых слов в свой адрес ей не приходилось.
И настолько сильно ей все нравились, что и ей самой хотелось всем нравиться. Хотелось угодить всем, и потому, сама того не понимая, она заглядывала всем в глаза, искала в них одобрения, кидалась услужить каждому. Она была похожа на котёнка, подобранного с улицы, всем своим видом говорящего: вы не пожалеете, что взяли меня, только любите!
Одного Ильяса она побаивалась. У него был такой строгий голос, и выглядел он даже серьёзнее, чем директор их школы.
- А ты знаешь, что мой папка – и твой тоже? – спросила как-то Гузель, помогая ей наряжать новую куклу.
- Как это? – удивлённо подняла глаза Леночка.
- А тебе разве не говорили? Мне сказали. Тётя Нурия сказала. А я потом у мамы спросила, правда или нет. И мама сказала, что правда.
Руки Леночки с зажатым в них плащиком для куклы замерли. Она молча смотрела на Гузель.
- Да, у нас с тобой две мамы и два папы. Так бывает, - продолжала болтать Гузелька. – Папа Ильяс и папа Алексей.
- Папа Алексей твой папа тоже? – неуверенно спросила Леночка.
- Да, мой тоже. А Ильяс – твой. Ты его не бойся, он очень добрый. Я думаю, что он тебя любит. Он просто снаружи такой, строгий.
- А папа Лёша умер, - вдруг грустно сказала Леночка.
- Умер?! – по личику Гузельки пробежало облачко. – Жалко. Я и не успела даже узнать его. Какой он был? Добрый, да?
Леночка задумалась. Вспомнила пьяные драки в доме, крики, оскорбления. Но ведь мама всегда говорила, утешая её: «Он добрый, добрый. Это всё дружки его травят. А так он хороший!».
- Да, он добрый был, - наконец ответила Леночка. – Только он пил. И дрался иногда. А так он был хороший.
- У нас на улице тоже такой дядька есть. Он тоже иногда пьёт и дерётся. Только я не знаю, добрый он или нет, - задумчиво покачала головой Гузелька. - Это хорошо, что папа Лёша добрый был. Я думаю, мы бы с ним подружились.
- А ты поедешь к нам, когда мама приедет за мной? – Леночка усаживала куклу в коляску, но та никак не помещалась, упиралась глянцево сверкающей холодной ногой в боковину. – У меня только игрушек мало.
- Если только ненадолго. Давай мы лучше её водить за руку будем, без коляски. Как будто она у нас уже взрослая, - предложила Гузель, указывая на куклу.
Теперь игра целиком поглощала их внимание, и разговор о папах больше не возобновлялся. А вечером, когда Ильяс пришёл с работы, и Гузелька с радостным визгом кинулась отцу на шею, из детской несмело вышла Леночка. Робко глядя на Ильяса, она стояла у его ног. Словно готовая в любой момент кинуться прочь, спрятаться, исчезнуть. И это ожидание ласки, это опасливо высказываемое доверие были так пронзительно трогательны, что у него защипало в глазах.
- Доченька моя... – Ильяс присел, осторожно обнял дочь, прижал её к себе. – Девочка моя!
Леночка осторожно приникла к отцу. Нет, она пока ещё не любила его так, как любят родного отца. Но она была уже готова полюбить его в ответ на его ласку.
С того дня девочка стала смелее и увереннее в себе. Чаще слышался её смех, громче стал голосок. Теперь она уже с удовольствием повторяла татарские слова, пытаясь научиться говорить на незнакомом ей языке, который звучал так восхитительно для её слуха.
А Нигматуллины с тревогой ждали того времени, когда Светлана Демидова заявит свои права на дочь. На какую? Захочет ли она вернуть себе Леночку или предъявит права на Гузель? В любом случае это было больно.
А Светлана ещё никак не могла прийти в себя, вернуться к обычной жизни. Вот уже и сорок дней прошло с того страшного утра. Говорили ей, что станет легче после этого срока. Но легче не становилось. Нет, не лечило время Свету, совсем не лечило. Только больнее щемило сердце. Только острее чувствовалась её потеря. И совсем не хотелось ей думать о дочери – причине всех бед их маленькой семьи.
Но думать было нужно. Всё-таки в этой девочке текла его кровь. В её облике можно было разглядеть любимые черты.
И однажды утром Марьям увидела её на пороге своего дома.
Если вам понравилась история, ставьте лайк, подписывайтесь на наш канал, чтобы не пропустить новые публикации! Больше рассказов можно прочитать на канале Чаинки
