Два снежка одновременно просвистели над стеной ледяной крепостью и смачно впечатались в папу. Один попал ему в живот, а другой сбил с шапку.
- Ага! - закричал Серёжа. – Получил?! Сдавайся по-хорошему!
- Ни за что! – прокричал в ответ папа, силясь вырвать упавшую шапку из пасти невесть откуда взявшегося Степашки. – Отдай шапку, поросёнок! Отдай! Фу! Всё равно моя крепость никогда не падёт! Слышите, никогда!
В этот момент, новый снежок залетел папе прямо за шиворот. Папа ойкнул, разжал на мгновенье руки, и торжествующий скотч-терьер опрометью вылетел из крепости, крепко сжимая в зубах свой трофей. Ребята захохотали.
- Сдавайся, а не то мы сделаем из тебя снежное чучело! – крикнула разгорячённая боем Варя. – Выходи с поднятыми руками, и мы гарантируем тебе горячий чай и печенье!
- Нет! – донеслось из-за полуразрушенных стен. – Вам никогда меня не победить! Белая крепость никогда не сдастся врагу!
- Ну, держись! – хором воскликнули ребята и кинулись на решающий приступ. Снежки замелькали в воздухе с удвоенной силой. Оставшись без головного убора, папа, тем не менее, продолжал упорно отбиваться, но былого азарта у него уже не было, и ребята неуклонно приближались к стенам, прячась за деревьями и снеговиками. Наконец, по сигналу Серёжи, они внезапно ворвались в крепость с двух сторон и повалили папу на спину.
- Пощады или натрём тебе уши снегом! – закричали они.
- Нет! То есть да! Пощады, пощады! - завопил папа, беспомощно дрыгая ногами. – Сдаюсь! Хватит! У меня снег за пазухой! И прошу вас, кто-нибудь, пожалуйста, отберите у Стёпы мою шапку! Она же новая!
- Это трофей, - важно сказала Варя, нехотя слезая с папиной груди. – Ну да ладно... Стёпа, ко мне! Отдай! Молодец, хороший пёс...
Стёпа нехотя выплюнул измятую шапку и жадно проглотил несколько комьев снега. Ему было жарко и весело.
«Отлично погуляли, – думал он, ложась на снег и тяжело вываливая язык. – А то всё на поводке, да на поводке... Так даже за кошками не побегаешь... То ли дело играть в снежки!.. Вот бы ещё сейчас сосисок покушать...»
- А пойдём те ка домой, - сказала мама, которая не участвовала в схватке, боясь испортить своё новое модное пальто. – Нам давно пора обедать, да и темнеть уже начинает.
- Давайте ещё разочек сыграем, – загудели ребята. – Пожалуйста...
- Если не устали, то хоть папу пожалейте, - сказала мама. – Он уже и так на снеговика похож.
Папа грустно развёл руками:
- Боюсь, мама права, пора домой. Тот снежок, что вы коварно бросили мне за шиворот, растаял и теперь я весь мокрый... А ещё, Степашка прокусил мне шапку! Это против правил! В 87 пункте Кодексе снежного боя чётко прописано, что никаких собак в ледяной крепости быть не должно! Если бы не он, я бы точно победил, так и знайте.
Однако, завидев, что ребята вновь потянулись за снежками, папа сменил тон:
- Впрочем, я припоминаю, что 112 пункт Великой Снежной Хартии допускает использование в перестрелке снежками «зайцев, лис, барсуков и прочих мелких животных с их полного согласия...»
Папа подошёл к Степашке и присел напротив:
- Степан, ответь мне, только честно, ты добровольно принимал участие в этой схватке?
Стёпа наклонил голову, озорно посмотрел на притихших ребят, а затем звонко тявкнул.
- Ура, мы победили! – обрадовались дети.
- Увы, да, - сокрушённо покачал головой папа. – Но я надеюсь гарантии горячего чая и печенья всё ещё в силе?
- Только, после того как вы все съедите суп, - сказала мама и внушительно добавила, глядя на папу. – Я уверена, что в правилах упоминается горячий суп...
- Конечно, конечно, - рассеянно согласился папа, всё ещё исследуя свою шапку. – Там так и сказано - «...вне зависимости от выявленного победителя, обе стороны поединка обязаны совместно вкусить большую порцию супа или иного горячего блюда. В противном случае, победа не засчитывается, и участники дисквалифицируются сроком на одну зиму...» 34 пункт Хартии, часть вторая, пункт Б... Дорогая, как ты думаешь, а эти дырки можно будет как-то заштопать?..
Спустя час, после сытного обеда, все собрались в большой комнате. Уставший больше всех Степашка спал без задних лап на кресле, мама вязала Варе новый свитер, а ребята обступили папу, требуя рассказать им новую историю.
- Мы уже вторую неделю не слышали ничего новенького, - шумели они. – Раньше ты нам каждый день что-нибудь рассказывал.
- Я был очень занят, - безуспешно пытался оправдываться папа. – Вы же знаете, моя новая книга только что вышла, и меня почти не было дома. К тому же...
- Мы всё знаем, папочка, - взмолилась Варя, - но пожалуйста, расскажи нам новую историю...
Папа умолк, потом поёрзал на диване, затем снял свои очки и начал усиленно их протирать. Ребята переглянулись – это был хороший знак.
- Как я уже сказал, - прервал через минуту своё молчание папа, - я был ужасно занят, но, как раз сегодня, мне, совершенно внезапно, вспомнилась одна восхитительная история. Правда, сразу после этого, прямо мне в ухо попал чей-то снежок, и история мигом вылетела в другое... Так что мне очень жаль, я всё забыл...
Папа деланно зевнул и прикрыл глаза, делая вид что дремлет.
- Наверняка она так и лежит там, где упала, - заметила мама, продолжая вязать. – Может вам стоит одеться и сходить посмотреть... А заодно можете ещё раз сыграть в снежки... Пожалуй, в этот раз я бы тоже поучаствовала... Втроём мы бы быстро взяли крепость... Думаю и Степашка не прочь ещё немного порезвиться...
- Так, стоп, на сегодня никаких больше снежков, - подпрыгнул на диване папа. – У нас перемирие, забыли? К тому же, я, кажется, что-то припоминаю... Точно, точно... Да, вспомнил! Всё-таки у меня исключительная писательская память...
Папа снова прикрыл глаза, мечтательно пошевелил губами и начал своё повествование:
- В одной далёкой стране, где вечно царила зима, и никто из её жителей никогда не видел зелёной травы и не слышал пения соловья, в небольшом городке, жил часовщик по имени Николас Блум. Он был настоящим мастером своего дела. Николас находил поломки в больших и малых часах с такой легкостью, что казалось, они сами говорили ему, в чём причина их остановки. Порой ему хватало всего одного взгляда на замерший перед ним механизм, или лёгкого щелчка пальцами по крышке часов, чтобы понять, что с ними случилось. Это походило на магию, и некоторые жители города были уверенны, что Бум чародей, каким был его прапрапрадедушка, но никакого чуда тут не было. Николас просто любил свою работу и проводил долгие часы, разбирая и вновь собирая различные механизмы, чтобы понять, как они устроены, так что в конечном итоге даже самое сложное сплетение шестерёнок и пружин давно не могло сбить его с толка, и он мгновенно находил причину поломки. Однако, мало кто в заснеженном городе знал, что у старого часовщика Николаса Блума была ещё одна страсть, которую он держал в строжайшей тайне. Его второй любовью были... цветы. Да, да, вы не ослышались, цветы, но не обычные, а те, что могли цвести прямо посреди снежных равнин, наперекор ледяному ветру и неуёмной вьюге, собирая лишь крохи тепла от низкого солнца и стылых звёзд. Николас знал, что если он расскажет о своих мечтах обычным людям, те, в лучшем случае поднимут его на смех, а быть может и вовсе решат, что он сумасшедший, и больше не будут отдавать ему в починку свои часы. Поэтому, он разделил свой секрет лишь с двумя живыми существами на этой земле: своей дочерью Ильгой, которой в тот год исполнилось 13 и ленивым котом Василиском, что вечно дремал у окна на старой подушке, сонно разглядывая сквозь полуопущенные веки, пролетающие мимо снежинки.
Когда на город опускалась ночь, и огни в домах один за другим угасали, Николас варил себе крепкий кофе, желал дочери спокойной ночи и спускался в подвал, где в призрачном свете нескольких свечей погружался в чтение старинных фолиантов, которые ему регулярно присылал его друг из столицы. Часовщик силился понять, как можно вырастить цветы на снегу и тщательным образом выискивал в старых книгах любое упоминание о цветах, способных цвести в мороз. Нередко он засиживался так долго, что проснувшаяся поутру Ильга пускалась к нему, чтобы напомнить ему, что настал новый день.
- Ну, как, – спрашивала она, – нашёл что-нибудь новенькое?
- Да, - радостно кивал головой Николас. – Я нашёл рассказ о редчайших северных розах, которые цветут так долго, что их нередко накрывает снег, однако они не вянут, а продолжают алеть сквозь него, точно закатное солнце и пахнуть летом. А в другом месте, я вычитал, как один хитрый китаец много лет закалял ледяной водой семена лилий, так что, в конце концов, те совершенно перестали бояться холода и цвели даже в стужу. Одна беда, и северные розы и китайские лилии вырастали летом и успевали окрепнуть до наступления холодов. Но никому ещё не удавалось вырастить цветы прямо на снегу, под полярным сиянием, когда даже человеческое дыхание застывает в воздухе и превращается в лёд... Никому... Ах, Ильга, Ильга, порой мне кажется, что я никогда уже не увижу цветущих в снегах цветов... Никогда...
- Не отчаивайся, папочка, - утешала его дочь. – Я знаю, у тебя всё получится. Вспомни, как ты разбил свои первые часы, что принес тебе в ремонт мясник? Они разлетелись в дребезги, и тебе пришлось отдать ему свои собственные, которыми ты так дорожил, но теперь, посмотри, каждый человек в городе знает, что ты лучший часовой мастер, а мясник стал твоим лучшим другом!
- Что правда, то правда, - засмеялся Николас. – Хорошо помню, как у меня затряслись руки, когда он отдал мне те мои первые часы. Немудрено, что я уронил их! Но это послужило мне хорошим уроком. С той поры, ни одна даже самая малюсенькая шестерёнка больше не выскользнула из моих ладоней, хотя через мои руки прошли тысячи часов.
- Я знаю, папочка, - сказала Ильга. – И с цветами у тебя тоже всё получится. Просто нужно ещё немного постараться. Кстати, как поживают те странные семена, что ты посадил на прошлой неделе, они взошли?
- Увы, Ильга, они замёрзли, - вздохнул Николас. – А ведь из них вырастают цветы, что живут высоко-высоко в горах, где частенько бывает очень холодно.
- Но не так как у нас, – улыбнулась Ильга.
- Да, - согласился часовщик. – Холоднее чем у нас бывает только на Северном полюсе.
Часовщик снова вздыхал, задувал ставшие ненужными свечи, и поднимался наверх, чтобы позавтракать и открыть свою мастерскую.
Вы можете спросить, откуда у старого часового мастера, всю жизнь прожившего среди бескрайних снегов и ледяных глыб, взялись такие странные мечты? Я вам отвечу. Однажды, когда Николас был ещё молод, а мать Ильги жива, к ним на постой попросился путник. Денег у него не было, но зато были кисти и краски, и он пообещал хозяевам расписать им гостиную в обмен на их гостеприимство. Николас всегда был добрым человеком и согласился, хотя его жена с неодобрением отнеслась к предложению нежданного гостя.
- Где это видано, что бы взрослые люди вместо того, чтобы работать, бродили точно нищие с полной сумкой красок и кистей, - бормотала она. – Не понимаю я таких людей.
- Но послушай, Хельва, мы же не можем оставить его на улице, в такой жуткий мороз, - отвечал Николас. – К тому же, я давно хотел, чтобы нашу гостиную украшали яркие картины. Я даже хотел попросить Трога Петерсена разрисовать её, но всё что он умеет это делать вывески с окороками и бубликами для лавочников, да и те выходят такими кривыми, что все смеются.
- Конечно же, мы его накормим и обогреем, - продолжала ворчать жена. - Не хватает ещё, чтобы люди стали судачить, что мы не уважаем северных традиций и прогоняем странников со своего порога, когда за окном бушует вьюга. Но я просто не понимаю...
Она ещё долго обсуждали гостя, который, тем временем, уютно устроился у очага с тарелкой горячей похлёбки и жмурился на огонь как заправский кот. Он просидел так до глубокой ночи, почти не проронив слова, жадно впитывая в себя жар огня, а потом уснул.
- Надеюсь, он хотя бы одну стену покрасит, а не сбежит спозаранку, - сказала Хельва, засыпая. – Впрочем, так будет даже лучше... Не понимаю я таких людей...
Продолжение следует...