Бабушка ушла в конце декабря. Я её очень любила. Думала, что буду тяжело переживать. И так как не хотела, чтобы окружающие меня тревожили, естественным образом потянулась к чёрному платку. Почему-то казалось, что он поможет мне на время отгородиться от мира.
Именно так я и воспринимала чёрный платок – как средство защиты: от ненужных мне сейчас разговоров и предложений, людей и действий. Лишних, неважных, избыточных. Горя, как такового, я не чувствовала. Разве что в первые пару дней. К третьему дню я окончательно признала, что верю в вечную жизнь, и так вымоталась, что мне хотелось только одного – наконец-то, выспаться.
Не знаю, что больше срабатывало в первые дни, - сам платок или чёрные круги под глазами, появившиеся после ночного чтения «Псалтыря», - но окружающие действительно были ко мне добры и милосердны. Батюшка в храме как-то непривычно грустно, почти сочувственно, поздравлял меня «с праздником», когда я целовала крест. Незнакомые люди, намного старше меня по возрасту, понимающе молчали, говорили только по делу и не обременяли никакими дополнительными вопросами и предложениями. С молодёжью было сложнее: она терялась, и я чувствовала себя неудобно. Складывалось ощущение, что я намеренно макаю их носом в своё горе, чтобы посмотреть, что они будут делать дальше? Ничего такого, безусловно, не было. Но в какой-то момент я поняла, что чёрный платок слишком выделяет меня из окружающих.
Как только с круговым чтением «Псалтыря» было закончено и чёрные круги под глазами стали сходить, окружающие вдруг зашевелились и стали проявлять какое-то беспокойное для меня любопытство. Кто-то хотел в обязательном порядке узнать все подробности (как, когда, от чего, в каком возрасте?), кто-то – рассказать о своих потерях…
Особо ушлые товарищи, видимо, решив, что я достигла правильной кондиции, подходили и просили деньги… Подобного внимания к себе я уже не выдержала и решила, что как-нибудь проживу и без чёрного платка. Главное, каждый день находить время на 17 кафизму.