окончание.
Но ведь говорили о компьютерном исследовании шолоховского авторства. Да, это работы скандинавских лингвистов во главе с Г. Хьетсо, которые ещё в 70-е годы попытались применить методы математической лингвистики для проверки авторства «Тихого Дона». Их книга, изданная в СССР 1989 году, многократно цитировалась в работах шолоховедов.
Ф. Кузнецов цитирует скандинавов: «Следует признать, что не все параметры, исследованные в этой работе, обладают одинаковой различительной способностью, но все они обнаружили единую тенденцию. А именно: что Крюков совершенно отличен от Шолохова по своему творчеству, и что Шолохов пишет поразительно похоже на автора «Тихого Дона». В некоторых случаях применение математической статистики позволяет нам исключить возможность того, что роман написан Крюковым, тогда как авторство Шолохова исключить невозможно».
Но увы... Журнал «Вопросы литературы» опубликовал научный разбор книги Г. Хьетсо и его коллег, проведённый профессиональными математиками и лингвистами Л. Аксеновой и Е. Вертелем. В 1996 г. эта работа была опубликована в сборнике «Загадки и тайны «Тихого Дона». Сборник этот и Феликсу Кузнецову, и другим шолоховедам хорошо известен, но никакой реакции со их стороны не было. Они так и продолжали повторять выводы уже давно опровергнутой работы, злостно вводя читателей в заблуждение.
А вот что пишут Аксенова и Вертель: «...Полученные скандинавскими учёными результаты допускали несколько интерпретаций, хотя в опубликованной монографии была представлена только та, которая подтверждала тезис об авторстве Шолохова. Усреднённые значения параметров не дают возможности выяснить, не был ли «Тихий Дон» результатом редакторской деятельности одного автора (Шолохова) над произведением второго автора (Крюкова), хотя именно этот вопрос остаётся наиболее важным. Данные динамического анализа статистических материалов показывают маловероятность предположения об авторстве Шолохова в отношении 1-й части «Тихого Дона».
Они же добавляют, что использование иной методологической базы привело к совершенно иному отбору исходных данных, параметров исследования и методов обработки результатов. Иной оказалась бы и их интерпретация. В итоге получились бы выводы, диаметрально противоположные описанным в монографии. Работа Аксеновой и Вертеля заканчивалась предложением провести новые исследования, корректно сформулировав задачу проверки авторства с помощью математических методов. Как и следовало ожидать, ответа от шолоховедов так и не последовало.
А нет ли хоть одного свидетельства 30-х годов? Почему нет? Есть. Вот доктор технических наук, профессор Александр Лонгинович Ильский в далёком 1927 году семнадцатилетним юношей попал на работу в редакцию «Роман-газеты». На его глазах разворачивались события, связанные с публикацией романа. Он был, очевидно, одним из самых первых в Москве, кто держал в руках 500 страничную машинописную рукопись первых частей «Тихого Дона». Вот его свидетельство.
«Я, очевидно, являюсь одним из последних участников событий времён появления на свет произведения «Тихий Дон» в 1928 году, пишет он. Я на четыре года моложе Шолохова и в тот период с конца 1927 г. по апрель 1930 г., ещё молодым, работал в редакции «Роман-Газеты» техническим секретарём. Я часто встречался с Шолоховым, регистрировал его рукописи, сдавал в машбюро их печатать и практически участвовал во всей этой кухне, как из Шолохова сделали автора «Тихого Дона». Не только я, но и все в нашей редакции знали, что первые четыре части романа «Тихий Дон» Шолохов никогда не писал.
Дело было так: в конце 1927 г. в редакцию Шолохов притащил один экземпляр рукописи объёмом около 500 стр. машинописного текста. Шолохову в то время было около 22 лет, а мне около 17. Редакция «Роман Газеты» была создана во второй половине 1927 г., состояла она из зав. редакцией Анны Грудской, молодой, энергичной троцкистки, жены крупного партийного деятеля Карьева, двух редакторов Ольги Слуцкой и Мирник, и меня – техсекретаря. В редакции были нештатные рецензенты: писатель А. Серафимович, он играл крупную роль в правлении РАПП, а также к редакции была прикреплена, вроде партийного цензора и воспитателя, старая большевичка Левицкая, у которой были связи в секретариате И. В. Сталина.
В то время, когда начиналась эпоха избиения русской интеллигенции, Шахтинское дело и процесс Промпартии во главе с проф. Рамзиным, высылка Л. Троцкого, запрещение публиковать Бунина, Пастернака и др. "непролетарских" писателей, Сталину надо было доказать, что всякая кухарка может управлять государством, не могло быть и речи об издании произведения, даже гениального, но написанного белогвардейским офицером. Нужен был писатель только с хорошей анкетой. Одарённых и способных людей если не ссылали и не расстреливали, то никуда не пускали. Вот подоплёка того, что выбор пал на Шолохова. У Шолохова оказалась подходящая биография и анкета. Он родом из казаков, родился на Дону, молодой писатель (уже опубликовал в 1926 г. "Донские рассказы"). Считали, что он молодой, это ничего, старшие помогут. Сделаем из него Великого писателя. То, что он не имел даже законченного среднего образования – это даже хорошо. Это подтверждало слова вождя о кухарке.
А сам Шолохов? Он, конечно, согласился. Да разве кто-нибудь отказался бы от свалившегося на него такого подарка? Он вёл себя очень прилично. Сидел большую часть времени у себя в Вешенской и никуда не совался. После выхода журнала «Октябрь» с публикацией «Тихого Дона» (№№ 1-10 за 1928 г.) поползли слухи, что это плагиат. Да и как мог молодой человек, без опыта жизни за один год отгрохать около 500 страниц рукописи такого романа? С апреля месяца 1929 г. публикация романа была прекращена. Однако издание "Тихого Дона" уже было запущено в "Роман- Газете".
Теперь А. Грудской и ее друзьям из шайки зарождающейся уже тогда литературной мафии, надо было срочно спасать честь мундира. Партфюрер нашей редакции срочно бежит в секретариат Сталина к своей подруге и уговаривает ее подсунуть Сталину «Тихий Дон», чтобы он прочёл. Действительно, он прочёл и дал добро. Это стало сразу общеизвестно.
Грудская собирает всех нас, работающих в редакции, и заявляет, что она была в «верхах» и там решено, что автором «Тихого Дона» является М. Шолохов. Малейшее сомнение в этом для нас обернётся изгнанием из редакции. Правление РАПП выносит решение, и оно опубликовано в печати, что все те, кто будут распространять клевету на Шолохова о «плагиате», будут привлекаться...
На этом, кажется, и закончилась эпопея создания «великого» писателя. Шайка партийной мафии выполнила свою задачу. Шолохов, как мне говорили, больше приспособился к бутылке и чего-то нового так и не создал. Он пытался что-то писать, но так ничего и не получилось. Его дальнейшая судьба меня мало интересовала. Я ушёл работать в область техники, создал много новых машин, написал десятки книг, учебников и статей, по которым учатся тысячи студентов и инженеров. О том, что я пишу Вам, я не считал нужным говорить или писать публично. Плетью обуха не перебьёшь, так говорит русская пословица...»
А сколько таких свидетельств, которые могли бы помочь выяснить, наконец, спустя более полувека истинную историю создания романа лежат ещё в чьей-то памяти или архиве под спудом? Да, плетью обуха не перешибёшь.
Но может, нам просто надо отрешиться от этих свидетельств и поверить, что мальчик из глубинки мог написать шедевр? Написала же эта девочка, как её там, «Bеsame mucho» в шестнадцать лет – и больше ничего. Что тут удивительного?
Но дальше – первый ступор. Если бы речь шла о поэме, кто бы возражал? Написать поэмку каждый может. Но тут подвёл жанр. Эпопея – не бесамемуча. Нам тыкают в глаза «Евгением Онегиным», начатым Пушкиным в двадцать три года. Да, начатым. А законченным через семь лет. И это гений! При этом это роман в стихах, но не эпопея. К эпопее подошёл только Толстой – так ему же за сорок было.
В начале сентября 1863 года Андрей Берс, отец жены Толстого, послал из Москвы в Ясную Поляну письмо: «Вчера мы много говорили о 1812 годе по случаю намерения твоего написать роман». Именно это письмо исследователи считают «первым точным свидетельством», датирующим начало работы Толстого над «Войной и миром». Толстой не был очевидцем и участником событий, и то, как создавалось одно из крупнейших мировых творений, видно по рукописям «Войны и мира»: в архиве писателя сохранилось свыше 5200 мелко исписанных листов. По ним можно проследить всю историю создания романа. На протяжении первого года Толстой напряжённо трудился над началом. По признанию самого автора, множество раз он начинал и бросал писать, теряя и обретая надежду высказать в ней все то, что ему хотелось.
В архиве писателя сохранилось пятнадцать вариантов начала эпопеи. Работая, Толстой пользовался мемуарами, материалами газет и журналов эпохи Отечественной войны 1812 года. Много времени провёл в рукописном отделении Румянцевского музея и в архиве дворцового ведомства, где внимательно изучил неопубликованные документы, приказы и распоряжения, донесения и доклады, масонские рукописи и письма исторических лиц.
Два дня Толстой пробыл в Бородине. И через семь лет закончил работу. Так к нему и вопросов нет. И никогда не было. А тут другой гений пишет от руки за полтора месяца эпопею, между тем, её только на чистовик переписать – и то потребовалось бы три. Пишет как очевидец и участник, причём описывает сенокосы, не умея косить, и разговоры в ставке белых, о которых ему никто ничего рассказать не мог: туда посторонние не допускались. При этом гений пишет без черновиков, сразу набело, как великий Ли Бо, экспромтом диктовавший поэмы. Может ли это быть?
Получается, Толстой, дурень такой, семь лет убил на то, что у малограмотного парня из донской глубинки вышло за полтора месяца? И заметьте: среди «антишолоховедов» много писателей. Почему? Нам говорят о зависти, но всё же отметим, что человек, сам пишущий романы, понимает суть литературного труда, он знает, откуда приходят сюжеты и образы, и прекрасно осознаёт, сколько лет заняла бы такая работа, как «Тихий Дон» у «не очевидца событий» при рукописном труде и работе с мемуарами. Лет семь-десять, не меньше.
И это ещё не всё. После ступора со временем написания и его объёмом идёт второй ступор. Образование и личность гения. Заметим, что Лермонтов, Бунин и Толстой тоже «университетов не кончали». Но там была гимназия, домашние бонны и гувернёры у Лермонтова и Толстого и индивидуальные занятия с братом у Бунина. Однако два с половиной класса образования Шолохова – и дневник студента в «Тихом Доне», в котором, как подсчитано нашими коллегами, свыше трёхсот реминисценций из классики и поэтов Серебряного века, – от Бунина до Арцыбашева? При этом на вопрос, читал ли он Бунина и «Санина»? – наш донской гений отмалчивался и прятал глаза. Все, кто был знаком с гением, говорили о его несомненной серости.
Но серость не может написать ничего яркого. Пушкин серостью не был. Гоголь – тоже. Лермонтов, Достоевский, Толстой, Чехов , Куприн и Бунин – кого ни возьми, личности все были яркие.
Ну, а третий ступор — вся дальнейшая жизнь гения, его сервилизм, душевная низость и бездарность. Поначалу все это можно было принять за мелочи. Но когда мелочей и несуразностей накапливается слишком много – количество, по Гегелю, переходит в качество.
И не надо обвинить меня в пристрастности. Я отстаиваю убеждённость, а не вкусовщину. Мне могут нравиться или не нравиться Цветаева или Ахматова, но я не называю их ворами. Я не люблю Пастернака, но в плагиате его не обвиняю. Тут же я уверена в своей правоте. Сразу по прочтении этот роман мне показался интересным и талантливым.
Потом я узнал, что Шолохов написал его в двадцать два года. Я решила, что это ошибка, в романе было мышление человека лет сорока-пятидесяти. Ведь есть конкретный человеческий опыт, конвертируемый в творчество. Он во все времена один и тот же. Не может мальчик двадцати лет думать как мужчина пятидесяти. Есть, конечно, некое интуитивное понимание жизни, да, иные в тридцать умней и пронырливый стариков, но тут не это. Дух «Тихого Дона» – это дух казака-дворянина, человека широкой души, зрелого ума и удивительного благородства.
Говорю же, нет писателя, не отражённого в творчестве. Благородство и светлый ум Пушкина проступают в его стихах и прозе, мятежность Лермонтова тоже видна, невероятный ум Достоевского заметен в его героях, а эпилепсия - в «прыгающем стиле». Запутанность и нервность Цветаевой проступают в неясных и ломаных стихах, холодность Ахматовой – в ледяных чеканных строчках, всё видно, ничего не спрятать. Но тут – загадка века. Куда Шолохов задевал широту души, зрелость ума и удивительное благородство автора «Тихого Дона»?
Стало быть, гений умер безвестным, а ничтожество процветало? Увы. Но вор ли Шолохов или слабохарактерный человек, поддавшийся на наживку ОГПУ? Мне видится в этом обыкновенное мелкое жульничество недалёкого человека. Впрочем, о чём это я? Это не мелкое жульничество. По подсчётам сотрудников Российской республиканской библиотеки только в СССР было опубликовано произведений Шолохова на 238 млрд. руб. в современном пересчёте. Часть этих денег была выделена «шолоховедам», не говоря уже о том, что Советское государство не скупилось на содержание «великого писателя» и его наследников.
Но, пусть это одна из трагических страниц литературы, однако… Задача любого подлога – ввести в заблуждение, и автор подделки будет стараться придать ему, по мере своих знаний, вид подлинного артефакта. Но самое главное: перед глазами совершающего подлог должен лежать оригинал. И чем более взыскательному критику будет представлена на утверждение фальшивка, тем большей тщательностью должна отличаться её техника.
Нередко до нас доходят не подлинные акты некой эпохи, а подделки этого времени. В таком случае и подлог приобретает значение: он даёт нам формулу не дошедших до нас актов. А значит, манускрипт, изготовленный Шолоховым вкупе с женой и свояченицей, сохранил в себе хотя бы немногие черты истинного облика великого произведения и дух его гениального автора…