Миниатюра в диалоге
Эпиграф:
У меня две новости: плохая и хорошая. Плохая: у нас всё разворовали. Осталось одно г.вно. Хорошая: г.вна полным-полно.
(Из разговора)
— Гарька, у меня к тебе будет деликатный вопрос, причём совершенно интимного свойства. Ты готов на него ответить?
— Не готов.
— Совершенно?
— Совершенно.
— Хорошо. Спасибо. Тогда спрашиваю: тебе давно приходилось сиреть в уборной, которая около железнодорожной станции? Ну, знаешь, где кустики сирени. Там ещё рядом, над собачией будкой, плакат висел — «Голосуйте за блок!».
— В каком смысле, за блок?
— В прямом. Блок. Это был такой пролетарский поэт. Как звали — не знаю. Может, Евгений. Он ещё написал «В белом венчике из роз к нам идёт Иисус Христос!». Или Дед Мороз… Или баранок воз. Я уже не помню. Память уже не та.
— Чего ты не помнишь?
— Стихотворение не помню. Да не в стихотворении дело. Повторяю вопрос: ты давно сирел в уборной около станции?
— Я давно чего?
— Сирел. По-научному, гадить. Опорожнять кишешник. Изрыгать кал. Иногда говорят — «давить из себя колбасу».
— Понял-понял. Не такой уж дурак, каким кажусь на первый ошибочный взгляд. Отвечаю: мне не приходилось, как ты говоришь, сиреть в названном тобою строении НИКОГДА.
— Совсем?
— Совсем.
— Это мило! Сколько ж тебе лет?
— А при чём тут мои года, которые моё богатство?
— При том. Сколько?
— Молодой исчо. Шестьдесят два на Пасху исполнилось.
— Шестьдесят два — и ни разу не приходилось? Да ты прямо уникум какой-то!
— И в чём моё уникумстово заключается?
— В том, что тебе сиреть никогда не приходилось.
— Вы вырвали мой ответ из контекста, сир. И меня неправильно поняли. Мне не приходилось сиреть не вообще, а именно в указанном вами ватер-клозете.
— Какой ещё клозет? Обыкновенный типовой сральный «скворечник». Кстати, ты чем питаешься?
— В смысле?
— В прямом. Чем?
— Ну… Я предпочитаю в своих питательных пристрастиях определённого рода разнообразия в колоратурном духе… Например, огурцы.
— Свежие или маринованные?
— Солёные. Из бочки.
— Так ты к тому же и эстет! И наверняка которые разбрюзшие!
— Уи, мадам.
— …хотя тоже ничего неожиданного: все водолазы любят бочковые огурцы.
— Не понял.
— Все, говорю, водолазы любят огурцы из бочки. Это, так сказать, их фирменное блюдо. В смысле, водолазное.
— Опять не понял. При чём тут я?
— То есть? Ты же водолаз!
— Разочарую. Я к этой замечательной мужественной профессии не имею никакого отношения. Даже самого малейшего.
— Интересно! А вон та дама, которая, прищурясь паскудненько, грызёт орехи, сказала, что водолаз. Лазаешь по днам прудов, озёр и даже рек.
— Какая дама? Вон та? В валенках?
— Нет. Вот эта. Которая в бигудях.
— А-а-а-а! Понял! Это же поэтесса Котлетова. «Приходи ко мне скорее, милый. Пока сердце к тебе не остыло!». И в том же духе, что «люби меня как я тебя!» Пошлость на грани фантастики. Уже четырёх мужиков закопала. Это только официальных. Помнишь прозаика-сказочника Сиракузова-Гадёнышева? Волосики всегда прилизанные, мордочка кругленькая, пузцо как у исправившегося рахита, а голосочек — у заслуженного гомосека… В общем, писаный красавец! Это был её четвёртый. Повесился прямо в своём писательском кабинете на балалаечной струне. Он в выжравшем состоянии очень уважал на балалайке чего-нибудь сбацать. Типа «светит месяц, светит ясный, светит круглая луна»…
Да, а сколько у неё было неофициальных! И сколько их от неё перемёрло или сбежало. Не вынеся поэтических мук и прочих творческих поползновений! Ни в одной сказке не сказать. Ни в одной бухгалтерии не подсчитать. Ни одним лом не перепоясать. К тому же Котлета — известная сплетница.
— «Велюров — сплетник!». Да уж… А не подумаешь!
— А ты не думай. Ты верь.
— А тут думай-не думай… Вот что водка с людьми делает!
— Опять эти твои непонятные шуточки. При чём тут водка-то? При чём? То про скворечник какой-то мне втирает, то водолазом обзывает, то алкашом! А я, между прочим, на нашей деповской Доске Почёта четыре год висел в совершенно трезвом виде. И грамот у меня от месткома восемь штук. Восемь! И один раз даже путёвкой наградили в желудошно-кишешный санаторий «Горный орёл», который под Кисловодском. А? Чего опять?
— Ничего. Название интересное: «Горный орёл». Значит, орлы и не горные бывают?
— Опять обзываться начинаешь? Опять мутить? Опять подозревать в нехорошем и отчаянном?
— Даже и не думал. Только спросил.
— Чего спросил?
— Сам же сказал: горный орёл. Если орлы бывают горные, то по логике рассуждения должны быть и не горные. Если не горных нет, то нахрен их ещё и горными называть?
— Умный, да? В сральни общественные не ходишь, до дома доносишь. Водолазом быть не захотел, «не царское это дело — водолазить». Водку не пьёшь, зато три раза побывал в вытрезвителе — это как так? Теперь своею логикой попрекаешь. Орлы ему, видите ли, не нравятся. Не там летают! Не на тех гадют со своих орловских небес. Теперь я понимаю, почему тебе бабы не дают. Потому что умный больно. Прям профэссор.
— …и на этом мы нашу сегодняшнюю встречу заканчиваем. По пивку?
— Естественно…
— …и по сто пЕтьдесят?
— Это даже нелепо оспаривать, сир!
Алексей КУРГАНОВ