Это было году в 90-м. Мне было 27 лет. Из них 27 лет я был обычным советским человеком, у которого не было ни дачи, автомобиля, ни опыта зарубежных поездок. В общем, ничего не было. Даже квартиры своей. А тут я приехал в Англию, где проходили отборочные соревнования для ралли "Кэмел трофи". И вокруг - одни замки!
Все участники, включая журналистов, были обязаны уметь водить машину. Такие здесь были правила. Только мне о них сказать забыли. У нас советских это было вполне нормально чего -то кому -то забыть сказать.
Первый день мы просто ходили и любовались природой. Однажды, гуляя в одиночестве, я увидел сад немыслимой красоты и англичанку, которая, согнувшись пополам, ковырялась в грядке. Рядом с домом, поблёскивая изумрудной водой с перламутровой рябью, раскинулся пруд с деревянным мостиком, сошедший в реальность точно из сказочной иллюстрации. Его перила и балясины были украшены такой прекрасной резью, что на него страшно было ступить не лакированными нашими ботинками.
Недалеко от мостика плавали белые лебеди и какие –то ещё водоплавающие пернатые. Шелестела вокруг зелень, дул слабый сирокко… Всё казалось удивительным и настолько противоестественно милым, что потрясённый, я застыл, как вкопанный. Над всей картиной сиял утренний солнечный нимб. От птиц веяло святостью. Покуситься на лебедя казалось немыслимым. Он плавал тут, как живой герб этой местности, в окружении зелёных вензелей из листвы, на английском серебре озера, неприступный, как Тауэр и с такой гордой посадкой головы, что ей бы могла позавидовать сама королева. Я вспомнил, что в 80-х в Москве у нашего дома на пруду тоже плавали лебеди. Когда наступили перебои с продуктами, их кто -то поймал и съел. Совершенно одинаковые птицы. А какие разные судьбы!
На следующее утро после завтрака мы все уже сидели в кабине джипа. Джип был новенький, только с завода, ещё не обкатанный. Я посмотрел в окно. Вокруг был лес. Джип, тарахтя мотором, стоял на пригорке, возле глубокой канавы, заполненной водой. «Твоя очередь», сказал вдруг Бен, пожилой, лет шестидесяти инструктор с белой, как у луня головой. «Нет, нет», замахал я руками. «Я не умею водить машину, что вы"!
- Все участник ралли обязаны водить машину, - сказал он. - Это правило. Ты не можешь быть исключением. Садись за руль.
- Но я не умею! - Закричал я.
- Садись за руль. Твоя очередь, - повторил Бен.
Что-ж, надо, так надо. Я пошёл и сел. Я думал, я сейчас посижу чуть чуть и уйду. Я объясню, почему я так думал.
В Советской Армии, призывников, которые перед Присягой должны были в обязательном порядке стрелять из автомата, привозили на стрельбище, давали им автомат без боекомплекта, затем клали на землю, давали команду: «цельсь! Огонь!» и когда раздавались сухие щелчки, поднимали и отправляли обратно в казарму. На вопрос: «почему нам не дали выстрелить по-настоящему?», прапорщик неизменно отвечал: "патроны ещё на вас, гондонов, тратить»! Я думал, что и тут то же самое.
Посижу и уйду. А инструктор себе поставит галочку: тест сдал.
Уже за рулём, я снова на всякий случай предупредил Боба, что не умею водить. Сказал по -русски. От волнения я забыл все английские слова. На мою фразу Боб лишь усмехнулся. Я подумал, что наверно он меня отпускает и потянулся уже к дверной ручке, как Боб вдруг скомандовал:
- Turn the ignition!
Глянув на приборную доску, я чуть не рассмеялся: он что надо мной издевается? Какой из этих приборов "ignition"? Для чего вообще нужен весь этот муравейник кружков и стрелок? Покосившись на Боба, я начал думать, как объяснить ему по -английски, что единственным транспортным средством, которым я управлял, был велосипед с двигателем "Д-6" с черенком от лопаты вместо педалей. Как вдруг поступил новый приказ:
- ...depress the clutch...
«Выжми сцепление», перевёл мне сидевший сзади Вадим Савельев, один из наших пилотов. - Поверни ключ. Зажигание справа под рулём, - пояснил он дальше. (машины для нас привезли леворукие). Я повернул ключ зажигания, машина послушно затарахтела. Затем выжал сцепление. От мысли, что я сейчас поеду сам на машине, меня охватил столбняк. Последнее, что я услышал, было резкое бобово: "Go!".
Лучше бы он этого не произносил! Как во сне я нажал на что -то снизу и машина на огромной скорости понеслась вниз. Я не знал, как её остановить. Меня парализовало. Я чувствовал себя не лучше, чем посаженная к космический корабль собачка Тяпа. "Будь, что будет", думал я. Собственно, с самого начала было ясно, что всё закончится неприятностями. Но это же не я на них настаивал! Я говорил, что не умею. А они думали, что я шучу. Запомните, товарищи капиталисты, советские люди, когда говорят "не умею", они не шутят!
Мы летели через овраги и холмы. Тихо постукивала челюсть Боба, которого от вида несущихся за окном деревьев тоже на время парализовало. Наверно, он предполагал, что от советских у него могут быть неприятности, но просто не думал, какого они будут масштаба.
Джип, перелетев на огромной скорости через все рвы, вылетел на просёлочную дорогу и никем не останавливаемый с разбегу ударился мощным кенгурином в увитый плющом забор, поломав столбики и намотав на свои оси десятки метров колючей проволоки.
Нам открылся великолепной красоты замок 16 -го века, как я узнал потом, принадлежащий королеве -деве, королеве Бесс Англии и Ирландии Елизавете, последней из династии Тюдоров, как явствовала из надписи на табличке, некогда прибитой к забору, а теперь валявшейся бесхозно на земле.
Боб, бледный и всклокоченный, выскочив из машины, полез осматривать днище. Через некоторое время выяснилось, что колючая проволока, которая была на заборе, намоталась кроме осей ещё и на колёсные пластины, сильно помяв их. Проволоку забора видимо ковали пару веков назад, удивительно, что она оказалась такой прочной. Обычные кусачки её во всяком случае не брали.
Нашему «Лэндроверу» теперь требовалась эвакуация. Новенькая машина...
Сказать, что я чувствовал себя ужасно, это, значит, не сказать ничего! Вот, где пригодилась фраза на английском, выученная мной ещё в школе. Подойдя к Бобу, я сказал: "do forgive me, please".
Боб чуть обернулся ко мне, пробормотав:
- Yeah all the good we ve done... no problem...(да уж наделали мы тут дел...ладно, ничего).
- Я ведь предупреждал, - стал уже по –русски бормотать я, шмыгая носом.
Но знаете, что самое удивительное в этой истории? Мне никто не предъявил счёт.
А день спустя, Боб снова посадил меня за руль.
Я смотрел на него во все глаза, не понимая, отдаёт он отчёт тому, что делает или нет. Но Уильям (это было его полное имя) словно не видел этого сверлящего моего его взгляда.
- Выжми сцепление, - опять начал он спокойно объяснять мне. - Педаль газа не трогай. Машина пойдёт со скоростью пять километров в час, когда ты отпустишь сцепление. Не бойся. Почва тут твёрдая. Как шоссе...ну, почти. Главное сильно не газуй. Просто не спеша едем...".
И мы поехали. Я никогда так не радовался тому, что еду! Я вдруг стал чувствовать машину, о которой раньше и представления не имел! Боб дремал. Ребята молча сидели сзади, глядя в окно и думая каждый о своём. Я потихоньку тоже начал мечтать, что когда вернусь из пробега, то куплю себе машину и мне даже не надо будет учиться (кстати, так и вышло). За окном менялись неописуемой красоты виды. Ровные, как поля для гольфа равнины с постриженной, как у газона травой. Впереди мелькнула река, через неё был перекинут небольшой мост. Я направил машину к нему, продолжая любоваться окрестностями за окном.
Мы уже подъезжали к реке, когда Боб внезапно проснулся, и, увидев, что я веду машину на мост, под которым вода, вцепился мёртвой хваткой за руль и с вытаращенными от страха глазами принялся отчаянно рулить вправо и влево, как может рулить только человек, которому показалось, что машина снова неуправляема. Может, до этого ему приснилось, что машина, оставшись без водителя, снова мчится на забор. Глядя на его сонное, перепуганное лицо, я невольно заулыбался:
- Всё под контролем, Боб, - успокоил я его.
- Да? - Начал он озираться по сторонам.
- Всё хорошо, не волнуйся.
- Нет, правда? - Опять спросил он, недоверчиво оглядываясь.
- Всё о кей, всё в норме, - пытался успокоить его я, как мы в России обычно успокаиваем детей.
Мне хотелось сказать: «мы на одни и те же грабли два раза не наступаем», но не знал, как это будет по –английски. Обернувшись, я спросил это у Савельева.
Савельев, закончивший Иняз, тут же перевёл: «уи а нот степд он зе сейм рэйк твайс».
- Икзактли, - закивал я, - нот степ твайс!
Уезжая, мы подарили Бобу кучу сувениров - значки, майки, буклеты. Он принимал эти вещи с такими смущением, будто мы их по ошибке ему дали. Беря очередную вещь он тут же откладывал её в сторону, словно это предназначалось не ему, а кому -то другому. На прощание я сказал ему фразу, от которой он страшно покраснел. Я сказал: "Боб, вы самый классный англичанин, которого я встретил в этой стране. И я вас никогда не забуду"!
Когда мы шли к автобусу, из леса вышел павлин. Увидев нас, он остановился. Мы смотрели на него, а он на нас. Павлин был так воспитан. Он должен был дать себя рассмотреть, раз люди им заинтересовались. В нём не было ни капли страха. Постояв немного, он с достоинством удалился лес, где по -видимому жил.
А я подумал, надо же, даже павлины здесь дают уроки.