Недавно закончившееся путешествие на Сицилию принесло много неожиданностей. Например, оно позволило мне по-новому оценить художественное своеобразие родного Петербурга и, возможно, понять то "настроение", с которым он когда-то проектировался заезжими мастерами, многие из которых были итальянцами. Путешествия тем и хороши, что дают возможность сравнивать только что увиденное новое с хорошо известным старым и быстро корректировать свежими зрительными впечатлениями некоторые устоявшиеся стереотипы...
***
Есть на далеком солнечном острове довольно обширная территория, называемая "долина Ното". Эта юго-восточная область, расположенная неподалёку от вулкана Этна, в конце XVII века была до основания разрушена мощным землетрясением и в XVIII веке отстроена заново. Буквально с чистого листа возводились целые города, потому как и двух камней тогда друг на друге не осталось... Архитекторы заново расчертили план местности, проведя там, где прежде сами собой складывались "кольцеобразные" средневековые поселения, правильную сетку дорог, пересекающихся друг с другом под хорошо просчитанными углами. Даром что рельеф горной долины — это далеко не ровное "блюдце" Петербурга... Не важно. Пусть новые улицы имеют самый прихотливый градиент, но ведь раньше они вились и наползали друг на друга как попало, верно? А теперь получившиеся кварталы (!) просматриваются навылет и образуют четкий градостроительный "ритм". И вдоль домов тянутся относительно широкие тротуары, что, вообще, для Италии редкость... Эту идеальную, по тогдашним меркам, матрицу городской среды заполнили прекрасно-однообразной архитектурой барокко, — вероятно, единственно на тот момент заслуживавшей высокого звания искусства. Так сложился уникальный комплекс "позднебарочных городов долины Ното", ныне провозглашенный ЮНЕСКО объектом всемирного культурно-исторического наследия.
Собираясь в дорогу, я думал, что меня, выросшего там, где этого "барокко" пруд пруди (в широком, конечно, смысле слова "барокко": имеется в виду избыток любой торжественной, парадной, изящной архитектуры, независимо от принадлежности к стилю), — я думал, что меня сия провинциальная "красотища" не впечатлит. И на эту часть пути, честно говоря, особых надежд не возлагал. Даже наоборот, было опасение, что, после строгой античности, "естественного" средневековья и обращенного к человеку ренессансного искусства, за которыми, собственно, и едешь в Италию, навязчивое украшательство последующих эпох покажется несносным. Я и так всякий раз "оскорбляюсь", когда, допустим, захожу в какой-нибудь древний, заведомо "аутентичный" европейский собор, — а там поздняя барочная переделка... И в Петербурге за столько лет я вдоволь насмотрелся на все эти непременные гирлянды и волюты, завитушки и ракушки жеманной эпохи. Да еще, не дай бог, с позолотой... Короче говоря, я привык считать всякий "большой стиль" в архитектуре (да и вообще в культуре), заявляющий права на некую всеобщность и обязательность к исполнению, насилием. А я этого, признаться, не люблю. Это как в музыке: уважаешь, конечно, и преклоняешься перед величием классики, пытаешься постичь всю её глубину и сложность, но на досуге слушаешь и переслушиваешь простенькие популярные мелодии. Они более человечны, в них больше свободы.
Не больно-то я разбираюсь в искусстве (искушенным ценителям, наверное, это понятно), но чувствую, когда оно органически "растёт" из местной культуры, какой бы та ни была, а когда насаждается сверху, искусственно. Непреднамеренная, извините, получилась тавтология — "искусственное искусство"... При всей моей нежной любви к Петербургу, который для России, разумеется, уникален, и беречь его надо пуще глаза, я всегда помню, что он доверху набит "искусственным искусством", буквально весь состоит из него — и не является продуктом собственного развития той страны, в которой находится. Из духа противоречия, естественно, я обожаю его "нерусскость" и "оппозиционность" по отношению к Москве (и к Рязани, например, тоже), но никогда не забудусь настолько, чтобы воскликнуть: "Ах, и мы тоже Европа! У нас есть Петербург...". Неправда это. Никакая мы не Европа. У нас нет своего европейского содержания. Всё, что мы имеем, заимствовано.
Но я немного не о том. Там, на Сицилии, мне вдруг удалось смягчить мое неприятие господства любого официального гранд-стиля, одолевающего по временам творцов эстетической реальности, художников и зодчих. По-другому осмыслить суть того великолепия, что я увидел долине Ното, меня побудило, как ни странно, соображение нравственного характера. А вовсе не перемена эстетичесих взглядов. Вкусы мои остаются прежними — новым, я надеюсь, будет отношение к тяге людей украсить свой быт фестончиками и кружевами. Заключалась моя мысль в следующем. У жителей долины Ното произошла трагедия. Они потеряли всё. Многие, вероятно, лишились в день землетрясения большей части родных и близких. Исчезли целые семьи, кланы, обитавшие испокон веков на удобно насиженных местах. Мы хорошо знаем, что бывает при подобных катастрофах, — хотя бы потому, что наши русские моряки, так уж случилось, были первыми, кто пришёл на помощь пострадавшим при землетрясении в близкой к тем краям Мессине чуть более века назад... Местное общество одномоментно оказалось на руинах былой жизни, возродить которую не представлялось никакой возможности. Даже самая мысль о том, что можно якобы подреставрировать всё "как было", но вот знакомых лиц на своей улице ты уже больше не увидишь, покажется в такой ситуации кощунственной... Выход? Постараться пережить погибшее прошлое и выстроить будущее по совершенно новому плану. А как? Да так, как на данный момент представляется наилучшим. В XVIII веке строили новую жизнь по светлым, роскошным, возвышенным моделям барокко. Ничего итальянцам, возрождавшим тогда города долины Ното, не приходилось выдумывать. Эта цельная художественная система сложилась в среде национальных мастеров (и была поддержана их влиятельными заказчиками) отнюдь не случайно. Она была закономерным результатом развития местной, средиземноморской культуры, начинавшей свое движение, отталкиваясь еще от далёких греко-римских образцов... Архитекторы, строившие города по правильному античному плану и наполнявшие их "наилучшими" в свете барочными строениями, были непосредственными, "наследственными" носителями знания о прекрасном. Они дарили своё представление о красоте всем, кто способен был это оценить. Из первоисточника модные течения распространялись по миру. Досталось в том числе и нам.
Я-то всегда удивлялся, почему лица встречаемых здесь по дороге людей расплываются в блаженной улыбке, когда говоришь им, что ты из Петербурга. "О, Сант-Пьетроборго!.. Чита белиссима, мольто пью белла ди Моска" ("красивейший город, гораздо более красивый, чем Москва") и т.д. Они, как завороженные, говорят об этом в один голос и считают, что хотя бы раз в жизни каждый итальянец должен побывать у нас, в манящей и загадочной северной столице. Их тянет сюда что-то свое, родное, понятное им, — понятное, боюсь, гораздо в большей степени, чем самим жителям "читы белиссимы"... Этот "островок вкуса" воспринимается ими, вероятно, как отколовшийся кусочек их собственной Родины, прижившийся на далеких пустынных землях. Еще бы, город, когда-то спланированный на новом месте по законам передового искусства! Идеальная модель для свободного творчества. Никаких препятствий для полета фантазии. "Вы хотите покончить с мрачным прошлым? Пожалуйста, мы предлагаем универсальный способ сделать это. У нас есть свой, собственный, неподдельный опыт". Такой свободы, как на широких невских берегах, (и такого финансирования, прибавлю) итальянским маэстро редко когда удавалось достичь у себя на родине. "Комплексная" застройка долины Ното — это, все-таки, особый случай, и притом основанный на несчастии людей... И в самом Ното, и в Модике, и в Рагузе (это главные города региона) мне лично было не избавиться от трагического ощущения незримого присутствия "доисторической", исчезнувшей жизни — такого же, какое испытываешь в Помпеях...
В обычных условиях барокко, как потом и любому другому стилю, приходилось отвоевывать себе место среди достижений прошедших эпох. Как я уже написал, в Европе встречается множество примеров позднейших переделок старинных памятников архитектуры. Но здесь, на юго-востоке Сицилии, всё случилось быстро и "по плану". Примерно в то же самое время, в которое строился Петербург. Строгого "казенного" плана, такого, как у нас, у итальянцев, возможно, и не было, но, несомненно, ими широко применялись "стандартизированные" приемы строительства, наработанные эстетические каноны и имелись под рукой "типовые проекты" палаццо и соборов... Не заметить в этом некой схожести с тем местом на Земле, которое я знаю и понимаю лучше любых других, я не мог. И вот, я призадумался: наверное, решение могущественного русского монарха, обладателя полумира, молодого сумасброда и уже прославившегося на всю Европу оригинала, возвести чудо-столицу Петербург на нежилом месте абсолютно "по-новому" — вопреки устоявшимся традициям и даже самому здравому смыслу, — наверное, в глазах итальянцев (и вообще, европейских мастеров того времени) такая "революция сверху" должна была представлять один из самых жизнерадостных моментов в истории великой империи. Взять и устроить всё "по красоте", превзойти силы природы — это ли не высшая цель человеческих трудов? И ехали они сюда, я думаю, с веселым чувством. Им, жителям счастливых южных широт, легко забывающим все свои печали и горести, неведомо было, кого и что мы здесь хороним... Они и их ученики сделали порученное им дело на совесть и оставили нам в наследство настоящий памятник стойкости и жизнелюбия! Который я, почему-то, привык считать надгробным... Нет, это неправильно. Петербург — город радости. Он подарен нам людьми, которые очень любили жизнь. Потому, быть может, он и выживает в самых суровых испытаниях...
И теперь я говорю себе: ты сам, дядя, может, небогат и не очень счастлив, всё ходишь, мелочью бренчишь да на судьбу жалуешься... Но у тебя есть неразменное сокровище. Этот город. Или ты есть у него — это уж как посмотреть... Ты просто немного "зажрался" видимой каждый день баснословной красотой его и перестал ценить сей дар, как должно. А между тем сюда едут каждый год тысячи и тысячи людей, со всего света, в том числе и из таких мест, где нет и намека на "это чёртово барокко", как ты привык выражаться. Вообще нет никакой архитектуры. Представляешь, что они испытывают, озираясь вокруг в первый раз? Вот ты, любитель древности и поборник простоты, ты нервно вздрагиваешь и корчишься при виде "позднятины". А они, должно быть, млеют и обмирают от неё и просят Создателя лишь об одном: "Господи, сделай и нам так же красиво...". Так что научись уважать чужие вкусы. Да здравствует барокко! Viva barocco!
***
Как это, все-таки, странно. Чтобы возлюбить родное пепелище, нужно порой уехать из дома очень далеко. И оттуда, с залитой солнцем южной параллели, попытаться узреть нечто знакомое в сумеречном городе под свинцовыми облаками... Но вот так и бывает. Никогда не знаешь, зачем едешь и что привезешь.
13-19.01.2020
