«Счастливого пути, господин Лермонтов, пусть он очистит себе голову», - так напишет Николай I своей жене в июне 1840 года. Поэт в это время уже приехал в Ставрополь, главную квартиру командующего Кавказской линией.
М.Ю.Лермонтов по личному приказу императора переведён в Тенгинский пехотный полк. Почему? Достаточно странно, что кавалериста направляют в пехотный полк. Да ещё в какой…
Батальоны Тенгинского полка в это время размещались в различных укреплениях и фортах Черноморской береговой линии. Эти укрепления находились в тяжёлом состоянии, были наполовину разрушены и обветшали, не хватало продовольствия, военного снаряжения, медикаментов, свирепствовали «жёлтая горячка» и лихорадка. Многие умирали, и не только от ран, но и от голода и болезней.
В феврале-марте 1840 года укрепления Черноморской береговой линии уничтожаются горцами одно за другим, со страшной жестокостью. 23 марта пало Михайловское укрепление, где был размещён один из батальонов Тенгинского полка: гарнизон был изрублен, сам форт взорван рядовым Тенгинского полка Архипом Осиповым, погибшим вместе с 3000 черкесов.
11 апреля Николай I, получивший донесение о событиях в Михайловском укреплении, напишет на нём одно слово – «Ужасно!» А 13 апреля распорядится направить Лермонтова именно в этот полк… Думаю, что защитникам «царя-рыцаря» трудно будет объяснить этот поступок благородными целями.
Знал ли поэт, куда его посылают? Никаких сведений нет. 23 апреля высочайший приказ был опубликован. Поэт уедет в последних числах месяца.
«Суд над ним кончен и пошел на конфирмацию к царю. Вероятно, переведут молодца в армию. В таком случае хочет проситься на Кавказ, где приготовляется какая-то важная экспедиция против черкес. Эта русская разудалая голова так и рвётся на нож. Большой свет ему надоел», - напишет В.Г.Белинский В.П.Боткину 16 апреля.
А пока Лермонтов в Петербурге прощается с друзьями. Свидетельств достаточно много. А.Я.Панаева вспоминала: «Я видела Лермонтова один только раз перед его отъездом на Кавказ в кабинете моего зятя, А.А.Краевского, к которому он пришел проститься. Лермонтов предложил мне передать письмо моему брату, служившему на Кавказе. У меня остался в памяти проницательный взгляд его чёрных глаз. Лермонтов школьничал в кабинете Краевского, переворошил у него на столе все бумаги, книги на полках. Он удивил меня своей живостью и весёлостью и нисколько не походил на тех литераторов, с которыми я познакомилась». Другие воспоминания говорят вовсе не о весёлом настроении поэта.
Провожать его соберутся у Карамзиных – «Поэт двинулся в путь прямо от Карамзиных. Тройка, увозившая его, подъехала к подъезду их дома». Сохранилось много рассказов об этом вечере. Больше всего вспоминал В.А.Соллогуб, правда, немало перепутавший (впрочем, его рассказы и воспоминания – это уже конец 70-х годов и, кроме того, судя по всему, проводы поэта у Карамзиных были дважды – в 1840 и 1841 году), но кое в чём, думаю, верить ему можно. «Тайное скорбное предчувствие как-то ныло во мне», - напишет он в воспоминаниях, а П.А.Висковатову расскажет: «Я хорошо помню Михаила Юрьевича, стоявшего в амбразуре окна и глядевшего вдаль. Лицо его было бледно и выражало необычайную грусть, – я в первый раз тогда заметил на нем это выражение». Видимо, с его же слов записано и вот это воспоминание: «Друзья и приятели собрались в квартире Карамзиных проститься с юным другом своим и тут, растроганный вниманием к себе и непритворною любовью избранного кружка, поэт, стоя в окне и глядя на тучи, которые ползли над Летним садом и Невою, написал стихотворение:
Тучки небесные, вечные странники!
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники,
С милого севера в сторону южную.
Кто же вас гонит: судьбы ли решение?
Зависть ли тайная? Злоба ль открытая?
Или на вас тяготит преступление?
Или друзей клевета ядовитая?
Нет, вам наскучили нивы бесплодные…
Чужды вам страсти и чужды страдания,
Вечно холодные, вечно свободные,
Нет у вас родины, нет вам изгнания.
Софья Карамзина и несколько человек гостей окружили поэта и просили прочесть только что набросанное стихотворение. Он оглянул всех грустным взглядом выразительных глаз своих и прочёл его. Когда он кончил, глаза были влажные от слез…»
Это стихотворение станет последним из вошедших в первое издание стихотворений Лермонтова, опубликованное в конце 1840 года.
В этот раз, уезжая на юг, Лермонтов не был уже мало кому известным офицером: как раз в эти дни выходит и первое издание его «Героя нашего времени», через год - второе.
По пути на Кавказ Лермонтов останавливается в Москве. Я уже упоминала об этом, когда писала и о его последней встрече с М.А.Щербатовой, и о посещении семьи Мартыновых. Здесь же необходимо вспомнить о его встречах с московскими литераторами.
С.Т.Аксаков в «Истории моего знакомства с Гоголем» рассказывает: «Приблизился день именин Гоголя, 9-е мая, и он захотел угостить обедом всех своих приятелей и знакомых в саду у Погодина… На этом обеде, кроме круга близких приятелей и знакомых, были: И.С.Тургенев, князь П.А.Вяземский, Лермонтов, М.Ф.Орлов, М.А.Дмитриев, Загоскин, профессора Армфельд и Редкий и многие другие. Обед был весёлый и шумный… После обеда все разбрелись по саду маленькими кружками. Лермонтов читал наизусть Гоголю и другим, кто тут случились, отрывок из новой своей поэмы «Мцыри» и читал, говорят, прекрасно. Потом все собрались в беседку, где Гоголь, собственноручно, с особенным старанием, приготовлял жжёнку. Он любил брать на себя приготовление этого напитка, при чём говаривал много очень забавных шуток». Потом Гоголь напишет о Лермонтове: «Никто ещё не писал у нас такой правильной, прекрасной и благоуханной прозой. Где же истинные люди на Руси? Как горька судьба писателя и поэта, ополчившегося против зла. По врождённой сильной наклонности к национальному, по сильной любви к родине своей, по нерасположению своему к европеизму и глубокому религиозному чувству… Лермонтов был снабжен всеми данными для того, чтобы сделаться великим художником…» Жаль только, что поэзию лермонтовскую Николай Васильевич недооценил!
Оставили записи о встречах в Москве и другие: «Я увидал его несколько лет спустя на обеде у Гоголя 9 мая 1840 г. Это было после его дуэли с Барантом. Он узнал меня, обрадовался; мы разговорились про Гагарина; тут он читал свои стихи – Бой мальчика с барсом. Ему понравился Хомяков. Помню его суждение о Петербурге и петербургских женщинах. Лермонтов сделал на всех самое приятное впечатление. Ко мне он охотно обращался в своих разговорах и звал к себе. Два или три вечера мы провели у Павловых и у Свербеевых. Лермонтов угадал меня. Я не скрывался. Помню последний вечер у Павловых. К нему приставала К.К.П. [Каролина Карловна Павлова]. Он уехал грустный. Ночь была сырая. Мы простились на крыльце», - через год записал в дневнике Ю.Ф.Самарин.
А А.С.Хомяков напишет Н.М.Языкову: «А вот еще жалко: Лермонтов отправлен на Кавказ за дуэль. Боюсь, не убили бы. Ведь пуля дура, а он с истинным талантом, и как поэт, и как прозатор».
Видимо, и Москва произвела на поэта самое лучшее впечатление. Во всяком случае, Ф.Ф.Вигель передавал приятелю его слова: «Ах если б мне позволено было оставить службу, – сказал он мне, – с каким бы удовольствием поселился бы я здесь навсегда».
Нет, не суждено это было поэту! Его ждала война…
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
Карту всех публикаций о Лермонтове смотрите здесь
Навигатор по всему каналу здесь