Однажды в начале нулевых годов нам после учебы в питерском университете пришлось добираться до дома на самом лютом вечернем электропоезде.
На дворе был конец мая, пятница, и все, кто часто бубнил своим родным - «май год кормит» - поползли по своим фазендам. Вместе с пахарями потекло и множество студентов, возвращавшихся по домам. Поэтому, когда мы примчались на вокзал, то просто обалдели от количества находящегося там народа.
Вскоре подъехала уставшая от людей электричка, и ее сразу же традиционно взяли штурмом. Люди лезли не только в двери, но и в окна. Разумеется, никаких скидок ни на возраст, ни на пол нынешнее общество не делало. Кто успел тот и сел.
Учитывая, что наша компания прибежала последней, нам достались замечательные вертикальные места в тамбуре вагона. Я сразу же обратил внимание, что вентиляционные жалюзи были замазаны многослойной краской, потому что мало кого из рабочих мама воспитывала в детстве: «запомни, придурок, когда красишь - открывай вентиляцию, чтобы ее намертво не склеило»
Мы тронулись. Во всем вагоне стоял многоголосый шум и зарождались зачатки несмелых еще пьянок. Пятница-пьяница-выпитница-поддатница, каких только уважительных откликов не звучало в честь этого светлого дня.
Казалось, ничего, еще терпимо в такой тесноте… Но ад только начинался, потому что пригородные электропоезда имеют привычку останавливаться на всех провинциальных полустанках. И как оказалось, там тоже живет множество садоводов, чьи дачи находились за десятки, а то и сотни километров от дома.
Вскоре меня припечатали к противоположным дверям. Мне досталась позиция, при которой я мог руками держался за потолок и стоять пальцами ног на второй ступеньке. А самое противное, что передо мной висел ящик помидорной рассады, за стеблями которой угадывалась усатая физиономия пятидесятилетнего мужика. Листья просто блядски щекотали все мое лицо.
На очередной станции зашел флегматичный человекоподобный дебил с огромной овчаркой на поводке. Собака моментально перепугалась такого количества некусаных людей и поджала хвост. Она, как пластилин вжалась в несколько ног сразу, как бы втекая в свободное пространство.
На следующей остановке зашел молодой и явно интеллектуально недоразвитый парень, который поперся сквозь толпу в тамбуре к моим дверям. Этот недоумок с чего-то решил, что двери будут открывать с той стороны. Через две остановки ему объяснили его ошибку, и он буром пошел обратно. Разумеется, это сказывалось на плотности и устойчивости расположения людей.
В бессильной ярости от того, что не смог дотянутся до его наглой рожи, я перегрыз три стебля этих маячивших передо мной вонючих помидор.
Внезапно распахнулись двери в основное помещение вагона, и оттуда свесилась башка совершенно пьяной старухи. Она собралась травить в нашем тамбуре… На нее, конечно, заорали, но если ни родители, ни близкие, ни общество не смогло эту тварь превратить в человека, то с чего это вдруг кого-то там она послушает?
Народ с ужасом наблюдал за роковым качанием этой синей грязной головы и ждал, когда она начнет изрыгать всю свою гнилую суть. Но тут чьи-то руки из вагона схватили бабку за плечи и втянули обратно. Все выдохнули.
Прошло полтора часа потения и балансирования. К этому времени за окнами замаячила родная станция помидородержателя, на которой после остановки поезда он вышел со своим долбанным ящиком и обалдевшим от духоты сыном.
В тамбуре стало чуть полегче. Но в вагоне наоборот стало веселее. Ведь им там было удобнее, чем нам, напиваться пивом. И пиво вместе с температурой воздуха вскоре сработали, - вагонное пространство огласилось пьяным аукционном, на котором стартовали торги недоеденной курицы.
Наконец-то в вагоне вспыхнул скандал из-за знаменитых бабушкиных неподъемных рюкзаков. В этом году он чего-то долго зрел, ведь обычно ругань начиналась сразу после посадки в электричку. Но никого вокруг крики уже не задевали, потому что заканчивался второй час душной во всех смыслах поездки. А значит уже скоро конец одним мучениям и начало другим.
Когда мы доехали до своей остановки, мои ноги совсем одеревенели от такого экзотического стояния. Я медленно вышел и не спеша поплелся домой - не было никаких сил вообще. Такое ощущение, как-будто я два часа бегал кругами в натопленной бане.