Бродский? Ну, для того чтобы разобраться в таком поэте, даже при самом благожелательном подходе, одних стихов мало. Но главный вывод, читая его стихи, я сделала безошибочно. Это был о-о-о-о-очень умный человек. Бесовски умный. Отсюда главный вывод — рассуждая о нём, нельзя делать скидку ни на наивность, ни на недомыслие, ни на юношеский максимализм. Ничего этого там нет и никогда не было.
Итак, анализируем стихи и сверяем их с биографией. В его поэзии бросаются в глаза снобизм, мизантропия, ирония, всепроникающая холодность, интеллектуальная риторика и пустота. Ощущение пустотности – это моё главное филологическое ощущение. Пока читаешь – пустотность не чувствуется, сохраняется ощущение большого ума и общения с очень умным человеком, но закроешь книгу – и пустота настигает.
Стихи эти не оставляют воспоминаний и не остаются в памяти, их надо заучивать специально. После прочтения возникает иррациональное ощущение одураченности, а это злит. Вроде бы с тобой только что так умно и интересно поговорили, а ты вдруг понимаешь, что говорили-то ни о чём, и ты просто зря потерял время.
К тому же для подлинных российских любителей поэзии его стихи слишком холодны и непривычны. Мы отзываемся на уже знакомое, движемся по ассоциативным рядам, он же работает в чужом пространственно-временном измерении, в чрезмерно усложнённом синтаксисе, в некой метафизической интерпретации действительности. Общая масса читателей его отстранит, но элитарная группа поклонников сохранится: он интересен в прочтении. Мне нравится у него несколько стихов.
Но талант – это сообщающийся сосуд с Богом, и он предполагает служение Ему. Бродский же никому не служил, и потому он весьма скоро выскреб самого себя, все закоулки личности и исписался. «Птичкиным языком, только б без содержания…» – это предел формальности.
Но личность должна отразиться в стихах. Стало быть, Бродский – сноб, мизантроп, ироничный интеллектуал, человек при этом холодный и лживый, точнее, нет, я беру последнее определение назад и выражусь иначе. Он не лжец, он — фигляр. Фигляр отличается от лжеца тем, что лжец лжёт, чтобы скрыть правду, а фигляру плевать и на правду, и на ложь. Он их зачастую и не отличает друг от друга. В его стихах — нет истины, пространство и время релятивистски искривлено и перекошено, любое утверждение может быть отброшено и через строчку доказано обратное. Он весь — в несколько абсурдистском мире смыслов, стоящих на головах.
Теперь посмотрим на биографию и сопоставим оценки. У нас его представляют неким безвольным страдальцем, которого злые власти выкинули из страны. Между тем Ахматова, когда его выслали после суда 1963 года, проронила: «Ах, какую биографию делают нашему рыжему!» Ключевые слова. Ахматова прекрасно знала, как «делать биографию», сама, чай, всю жизнь этим занималась, и глупо думать, что Иосиф Александрович, будучи во многом духовным чадом Ахматовой, этому у неё не научился. Если, конечно, он нуждался в учителях, в чём я лично сомневаюсь.
Казалось бы – что мешало ему устроиться истопником или сторожем – и писать стихи, коль дело было в этом? Нет, он подводит себя, заметь, в хрущёвскую «оттепель», в самую свободную эпоху за всё советское время – под суд по обвинению в тунеядстве. Что ж, это хорошо для «биографии». Его выходки до выдворения были эпатажны, и, боюсь, это тоже часть «биографии». Чтобы в эти годы выдворили – надо было сознательно нарываться. И он активно нарывался.
По приезде на Запад его там уже ждали и предложили работу в трёх местах. При этом известно, что ещё во время поездки в Самарканд в декабре 1960 года Бродский и его друг, бывший лётчик Олег Шахматов, рассматривали план захвата самолёта, чтобы улететь за границу. Но на это они не решились. Позднее Шахматов был арестован за незаконное хранение оружия и сообщил в КГБ об этом плане, а также об «антисоветской» рукописи Александра Уманского, которую Шахматов и Бродский пытались передать случайно встреченному американцу. 29 января 1961 г. Бродский был задержан КГБ, но через двое суток был освобождён. Добавим к этому, что он уже в двадцать один год настойчиво учил английский... «чтобы переводы делать». Ну, что ж...
Предположить, что он был хитрым пройдохой? Не знаю. Но я уверена, что Бродский всегда хотел уехать из СССР, и при его о-о-о-о-очень большом уме сумел сделать это гениально. Вместо банального перебежчика, подобного Лимонову, он оказался «гордым изгнанником» Он сам после неоднократно говорил, что «не видит в произошедшем ничего драматичного». Ещё бы: ведь он сам был и сценаристом, и актёром, и режиссёром-постановщиком этой абсурдистской пьески. Он и по жизни был абсурдистом. С больным сердцем пил виски и курил, как сапожник, страшно любя Родину, добился изгнания, полжизни посвящал стихи матери своего сына, которую под финал облил помоями, желал быть понятым – и на пятьдесят лет засекретил свои архивы в России. Самюэль Беккет отдыхает. Эжен Ионеско кусает локти от зависти.
Как-то мне попались три его интервью – одно на еврейском портале, другое – данное английской радиостанции и третье, транслируемое на Россию. Три разных человека. В первом интервью — русофоб и юдофил, во втором – космополит, в третьем – тонкий русский интеллигент и даже патриот. Говорю же — фигляр. Стихи не лгут. Чего он не предполагал, так это интернета и того, что все, сказанное им когда-то в разных концах мира, будет собрано воедино. Что же, на всякого мудреца довольно простоты...
Вообще же Бродский – о-о-о-о-очень умный человек... Предположу, что он был гораздо умнее русских и американцев вместе взятых. Вот, кстати, ещё ключевая цитата из современного исследования о нём: «У Бродского после отъезда в эмиграцию слова «тоска», «родина», «Россия» исчезают из языка. Интересно отметить, что до эмиграции «тоска» встречается 70 раз, после отъезда – три раза...» Он хладнокровно и расчётливо одурачил всех.
Однако я не исключаю в нём некой трагичности. В Питере его не печатали, но его стихи переписывали от руки и заучивали наизусть. За океаном же его печатали, но он оказался никому не нужным. Помните мистера Уэллера-старшего у Диккенса? «Стихи ненатуральны, никто не говорит стихами, кроме бидля, когда он приходит за святочным подарком, или объявления о ваксе, или какого-нибудь там простачка. Никогда не опускайтесь до поэзии, мой мальчик …» Тонкий английский юмор, но в Штатах действительно не принято переписывать стихи от руки. В итоге, он получил свободу — но она оказалась свободой от читателей. А поэтом он был настоящим, – отсюда мизантропия и внутренняя трагичность, маскируемая тем же фиглярством.
Но пишет он всё же мастерски, а значит, добавлю к его характеристике работоспособность и целеустремлённость. Он действительно много работал, не удивлюсь, если пытался компенсировать работой внутреннюю безысходность. Но реально безысходность в его стихах конвертировалась в пустотность и графоманию.
И заметьте, кстати, у него нет ни юмора, ни глумления. Глумление – от избытка веселья, а от тоски – рождаются пагубные химеры, они искажают взгляд, а искажённый взгляд перекашивает в глазах смотрящего его бытие. Отсюда и его перекосы.