Найти тему
Архивариус Кот

Первая дуэль. Следствие

«Приказом по гвардейскому корпусу поручик лейб-гвардии Гусарского полка Лермонтов за поединок был предан военному суду с содержанием под арестом, и в понедельник на Страстной неделе получил казенную квартиру в третьем этаже с.–петербургского ордонанс-гауза, где и пробыл недели две, а оттуда перемещён на арсенальную гауптвахту, что на Литейной», - так вспоминал А.П.Шан-Гирей.

Арсенальная гауптвахта в Петербурге
Арсенальная гауптвахта в Петербурге

Поначалу следствие шло достаточно спокойно, а Лермонтов, хоть и находясь под арестом, чувствовал себя довольно свободно. Единственно что могло его беспокоить – здоровье бабушки. «И бедная Елизавета Алексеевна. Я всякой день у неё. Нога отнималась. Ужасное положение её — как была жалка. Возили её к нему в караульную», - сообщала мать А.М.Хюгель.

К Лермонтову допускали посетителей. Снова рассказ Шан-Гирея: «В ордонанс-гауз к Лермонтову тоже никого не пускали; бабушка лежала в параличе и не могла выезжать, однако же, чтобы Мише было не так скучно и чтоб иметь о нём ежедневный и достоверный бюллетень, она успела выхлопотать… чтоб он позволил впускать меня к арестанту. Благородный барон сжалился над старушкой и разрешил мне под своею ответственностью свободный вход, только у меня всегда отбирали на лестнице шпагу… Лермонтов не был очень печален, мы толковали про городские новости, про новые французские романы, наводнявшие тогда, как и теперь, наши будуары, играли в шахматы, много читали».

Бывали и другие посетители. Сохранилась записка Лермонтова к С.А.Соболевскому: «Любезный Signor Соболевский, пришли мне, пожалуйста с сим кучером Sous les Tilleuls; да заходи потом сам, если успеешь. Я в ордонанс-гаузе, наверху, в особенной квартире; надо только спросить плац-майора. Твой Лермонтов».

Хорошо известно и о четырёхчасовой беседе поэта с В.Г.Белинским, когда они «поразговорились от души». Белинский потом говорил: «В первый раз я видел этого человека настоящим человеком!..»

Сохранилось свидетельство (о нём я подробно писала здесь), что было и свидание с М.А.Щербатовой.

Находясь под арестом, Лермонтов продолжает сочинять. Сохранились воспоминания, как создавалось им стихотворение «Соседка»:

Разлучив, нас сдружила неволя,

Познакомила общая доля,

Породнило желанье одно

Да с двойною решёткой окно;

У окна лишь поутру я сяду,

Волю дам ненасытному взгляду…

Вот напротив окошечко: стук!

Занавеска подымется вдруг…

«Она действительно была интересная соседка, я её видел в окно, но решёток у окна не было, и она была вовсе не дочь тюремщика, а вероятно, дочь какого-нибудь чиновника, служащего при ордонанс-гаузе, где и тюремщиков нет…» - вспоминал Шан-Гирей. А П.А.Висковатов записал: «Граф Сологуб рассказывал мне, что Лермонтов в ордонанс-гаузе читал ему это стихотворение, позднее переделанное. Девушка была дочь сторожа. Сологуб видел даже изображение этой девушки, нарисованное Лермонтовым с подписью: “La jolie fille d'un sous-officier [Хорошенькая дочка унтер-офицера]”. Поэт с нею действительно переговаривался через окно».

… А в ходе следствия между тем произошёл неожиданный поворот. 22 марта арестованный Лермонтов приглашает к себе… де Баранта (тот не только к следствию привлечён не был, он благодаря покровительству министра иностранных дел графа К.В.Нессельроде был освобождён даже от дачи письменных показаний, которых требовал, например, великий князь Михаил Павлович). Что же произошло?

Лермонтову стала известна, видимо, от Шан-Гирея (который потом очень себя за это упрекал) реакция Баранта на его показания: «Барант очень обиделся, узнав содержание ответа Лермонтова, и твердил везде, где бывал, что напрасно Лермонтов хвастается, будто подарил ему жизнь, это неправда, и он, Барант, по выпуске Лермонтова из-под ареста, накажет его за это хвастовство».

О беседе чуть позже дал показания сам Лермонтов: «Я спросил его: правда ли, что он недоволен моим показанием? Он отвечал: “Точно, и не знаю, почему вы говорите, что стреляли не целя на воздух’’. Тогда я отвечал, что говорил это по двум причинам. Во-первых, потому, что это правда, во-вторых, потому, что я не вижу нужды скрывать вещь, которая не должна быть ему неприятна, а мне может служить в пользу; но что если он недоволен этим моим объяснением, то когда я буду освобождён и когда он возвратится, то я готов буду вторично с ним стреляться, если он этого пожелает. После сего г. Барант, отвечав мне, что он драться не желает, ибо совершенно удовлетворён моим объяснением, уехал».

Каким-то образом (кое-кто называл даже всё ту же вездесущую «Бахерахтшу») об этой встрече узнали, и мать Баранта пожаловалась великому князю, что Лермонтов пытался вызвать её сына на дуэль повторно. Новое следствие. Лермонтов, по своему обыкновению, называет лишь известного уже суду А.В.Браницкого (он привёз к нему Баранта), с которым «сносился… письменно через своего крепостного человека Андрея Иванова», добавив, что «не помнит» и «не видел» дежурных на гауптвахте…

Если раньше положение складывалось, в основном, в пользу Лермонтова («Государь сказал, что если бы Лермонтов подрался с русским, он знал бы, что с ним сделать, но когда с французом, то три четверти вины слагается» - из письма Белинского к В.П.Боткину), то теперь меняется всё.

«Знаете ли вы, что Лермонтов сидит под арестом за свою дурацкую болтовню и неосторожность? Надо надеяться, что в день Пасхи или именин [императрицы] судьба его решится благоприятно, а до сих пор ещё дела его плохи. Он дрался на дуэли с Barante; это бы ничего, si par des imprudences impardonnables il n'avait pas aggravé son premier délit [если бы непростительной неосторожностью он не усилил свою первоначальную вину]. Мнение сперва было в его пользу, но теперь очень ему не благоприятствует. Только сожаление, la compassion seule amoindrit le blâme [только сострадание уменьшает порицание]», - пишет В.А.Жуковскому А.О.Смирнова.

13 апреля было вынесено «Определение Генерал Аудиториата, последовавшее по военно-судному делу о Поручике Лермантове». В нём говорилось: «За сии противозаконные поступки, Генерал-Аудиториат, руководствуясь Свода военных постановлений, Военно-уголовного Устава книги 1-й ст. 392 и 393-й, полагает, лишив его Лермантова чинов и дворянского достоинства, написать в рядовые. – Но принимая в уважение во первых причины, вынудившие подсудимого принять вызов к дуэли, на которую он вышел не по одному личному неудовольствию с Бароном де-Барантом, но более из желания поддержать честь Русского офицера, во вторых то, что дуэль эта не имела никаких вредных последствий; в третьих, поступок Лермантова во время дуэли, на которой он, после сделанного де-Барантом промаха из пистолета, выстрелил в сторону, в явное доказательство, что он не жаждал крови противника, и наконец засвидетельствование начальства об усердной Лермантова службе, повергает участь подсудимого на Всемилостивейшее Его Императорского Величества воззрение, всеподданнейше ходатайствуя о смягчении определяемого ему по законам наказания, тем, чтобы вменив ему Лермантову содержание под арестом с 10-го прошедшего Марта, выдержать его ещё под оным в крепости на гоубтвахте три месяца и потом выписать в один из Армейских полков тем же чином». Николай I лично написал на докладе: «Поручика Лермантова перевесть в Тенгинский пехотный полк [чем руководствовался, поговорим позже] тем же чином; отставного поручика Столыпина и Г. Браницкого освободить от подлежащей ответственности, объявив первому, что в его звании и летах полезно служить, а не быть праздным. В прочем быть по сему». «Исполнить сегодня же» - была приписка императора.

Однако Баранты удовлетворены не были. Эрнест ещё 23 марта уехал в Париж (его надежды на блестящую дипломатическую карьеру рухнули), но родители продолжали свои хлопоты. Они требовали от Лермонтова извинительного письма к сыну с признанием ложности своих показаний. Их поддержал А.Х.Бенкендорф, вызвавший к себе поэта перед его отъездом на Кавказ. Отказавшись, Лермонтов обратился с письмом к великому князю Михаилу Павловичу: «Граф Бенкендорф предлагал мне написать письмо к Баранту, в котором я бы просил у него извиненья в том, что несправедливо показал в суде, что выстрелил на воздух. Я не мог на то согласиться, ибо это было бы против моей совести». Были в письме и слова о лжи, «до которой никогда не унижался» поэт, и опасения потерять «невинно и невозвратно имя благородного человека», и ясно чувствовалась непреклонность позиции Лермонтова.

Великий князь, в общем-то благоволивший к поэту, видимо, донёс его письмо до царя, и дело было «спущено на тормозах»…

… Однако начиналась новая ссылка.

Начало читайте здесь и здесь

Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!

Карту всех публикаций о Лермонтове смотрите здесь

Навигатор по всему каналу здесь