Вседозволенность, присущая красивой женщине, в «Портрете Сюнкин» оказывает более угнетающее впечатление, чем в других произведениях Танидзаки, поскольку разрушительная сила красоты удваивается, когда речь идет о людях, находящихся в отношениях «слугагосподин», «низший высший». Этот тип отношений сложно понять, поскольку он основан на особом мировоззрении. Такое деление людей для японцев издревле считалось естественным, оно стало частью их ментальности. В мире все воспринимается в фокусе отношений «верхниз», «небоземля». Сколь бы ни была сильна любовь низшего к высшему, она не может ликвидировать этот барьер, потому что он априори незыблем. Слуга может лишь верно служить своему господину и следовать за ним всюду. Сасукэ же смог сломать этот барьер: «До сих пор даже в моменты физической близости их разделяла бездонная пропасть сознание неравенства между учеником и учителем. Впервые Сасукэ почувствовал, что сердца их слились в единое целое»48.
Если человеку, незнакомому с японской культурой, покажется, что, выколов себе глаза, Сасукэ принес жертву своей обожаемой госпоже Сюнкин, то человеку сведущему будет ясно, что это не совсем жертва. Сасукэ выполнил свой долг перед Сюнкин, он сделал то, что обязан был сделать. Красоте и искусству, воплощенным в слепой Сюнкин, Сасукэ отдал все без остатка, ничего не требуя взамен.
Еще одним произведением, в котором в полной мере отразились элементы концепции демонической красоты, является роман «Любовь глупца», созданный в 1925 г. Танидзаки создавал это произведение, разочаровавшись как в чарах демонических красавиц, так и в благостном влиянии западной культуры на японцев. Если в ранних произведениях Танидзаки не ставил под сомнение ни абсолютную привлекательность Запада, ни соблазнительность мазохизма и аномальной сексуальности, то в романе
48 Танидзаки Дзюнъитиро. Избранные произведения. Т. 1. С. 255.
«Любовь глупца», написанном в форме драматической исповеди от первого лица, эти темы рассматриваются через призму критической иронии.
Танидзаки объяснял такие разительные перемены в собственном мировоззрении тем, что после переезда в окрестности Кобэ стал отдавать предпочтение традиционной кухне района Кансай, мелодичным голосам женщин Осака, самой атмосфере этих мест. Он находил удовольствие в том, что вновь открывал для себя обычаи Киото и Осака, традиции, которые исчезли в Токио, но сохранились в детских воспоминаниях писателя.
«Любовь глупца» первая работа Танидзаки после переезда и книга, вызвавшая огромный отклик, выведшая писателя из творческого тупика. Данный роман несколько отличается от предыдущих произведений Танидзаки. Это и неудивительно, ибо, как пишет Б. М. Эйхенбаум, «всякое дальнейшее творчество обусловлено преодолением уже достигнутого; преодоление же не значит отрицание, но раньше полное овладение пережитым и органическое его усвоение»49.
Автор не отрицает ни приверженности демонической красоте, ни влияния западной массовой культуры на японское общество. Он сам прошел через это, это его личный опыт, но ни единым словом Танидзаки не упоминает в романе «Любовь глупца» о своих личных убеждениях. Он просто показывает нам, во что превратилась жизнь человека, поклоняющегося демонической красоте и дарам западной цивилизации.
Сюжет предельно прост. Герой инженер Дзёдзи Кавай. Его жена, Наоми, – бывшая официантка из кафе. Дзёдзи встретил ее, когда той было около пятнадцати лет. Он испытывал к ней величайшую привязанность и поэтому смотрел сквозь пальцы на все ее экстравагантные выходки, побуждая Наоми вести себя так, как это принято у иностранцев. Танидзаки признавал, что его роман схож с ватакуси сёсэцу и предполагает некую автобиографичность в чертах главного героя романа. Страсть Дзёдзи к
49 Эйхенбаум Б.М. О литературе. М., 1987. С. 297.
Наоми несколько напоминает отношения самого Танидзаки с женой его брата Сэйко. Однако то, что Дзёдзи в конце романа уступает требованиям Наоми и остается жить с ней в иностранном квартале Йокогама, соглашаясь не вмешиваться в ее бурные отношения с многочисленными любовниками, этот факт никак не соотносится с личной жизнью самого Танидзаки.
Роман представляет собой историю любви, но на сей раз Танидзаки создал произведение, основанное на четкой социальной конкретизации современного ему общества. И все же в основе романа лежит не социальный конфликт, а проблема, характерная для всего предыдущего творчества писателя, поклонение прекрасной, но жестокой, порочной женщине, бессилие перед чарами ее плотской притягательности. Хотя несомненен тот факт, что социальная проблема вторжение западной массовой культуры, влекущее за собой гибель культуры традиционной, придает роману «Любовь глупца» злободневный характер.
Когда Дзёдзи встречает в уличном кафе Наоми, то уже тогда, при первой встрече герой замечает столь пленительные для него черты Наоми: «...я понял, что не только ее имя звучит по-европейски, но и сама она похожа на иностранку... Лицом она напоминала киноактрису Мэри Пикфорд... От ее обнаженного тела веет чем-то чужеземным»50.
Он взял Наоми в свой дом, надеясь со временем превратить ее в идеальную (в представлении Дзёдзи) женщину. Но она превращается в дерзкую, распущенную женщину. Дзёдзи забывает, что Наоми не кусок мрамора, из которого можно изваять все, что заблагорассудится, а живая девушка, со своим внутренним миром, возможно, уже сформировавшимся, но еще не раскрытым. Дзёдзи помогает Наоми быстро пройти тот этап в жизни, когда девушка осознает силы распускающейся в ней женственности. Она начинает без всякого смущения пользоваться своей плотской привлекательностью. Дзёдзи долгое время не может примириться с мыслью о
50 Танидзаки Дзюнъитиро. Избранные произведения. Т. 1. С. 315.
многочисленных изменах Наоми и, в конце концов, выгоняет ее из дома. Его Наоми становится падшей женщиной, но он любит ее, и после мучений, которые доставляет ему разлука с любимой, Дзёдзи соглашается принять Наоми обратно.
В рассказе Г. де Мопассана (18531893) «Безумный?» человек безрассудно влюбленный, говоря о своей страсти, признается, что любит плоть женщины, но презирает ее гнилую сущность: «Она овладела моей душой и телом, захватила меня, связала. Я был и остаюсь ее собственностью, ее игрушкой. Я принадлежу ее улыбке, ее устам, ее взгляду, линиям ее тела, овалу ее лица; я задыхаюсь под игом ее внешности, душу этого тела я ненавижу и презираю. Она низкое животное, подлая, грязная, она женщина гибели, чувственный и лживый зверь, у которого нет души, в которой никогда не шевелится мысль, она человек-зверь, и хуже того; она лишь утроба, лишь груда нежного мяса, в которой живет порок»51. Но, несмотря на схожесть страстей героев Мопассана и Танидзаки, между ними есть разница. Дзёдзи полностью осознает недостатки своей избранницы, но не может себе позволить потерять ее. Чем больше он ненавидит Наоми, тем привлекательнее она для ее «Пигмалиона». Дзёдзи отбрасывает мысли о своей ничтожности перед лицом этой женщины. В начале в ответ на издевательства Наоми в Дзёдзи рождается ярость, но потом, в отличие от героя Мопассана, она перерастает в смирение. Он знает обо всех ее любовниках, но ничего не предпринимает.
Танидзаки воплотил в героине «Любви глупца» не только демонизм, сверкающий всеми красками спектра под воздействием красоты Наоми, но и пагубность поверхностных проявлений западной цивилизации. Образ Наоми неразрывно слит в сознании героя с тем прекрасным, таинственным и экзотичным, чем представляется ему Запад. Преклонение перед Наоми, а, следовательно, перед демонической красотой и западными поветриями,
51 Мопассан Г. Собрание сочинений. В 8 т. Ставрополь, 1993. Т.2. С. 342.
разрушают жизнь Дзёдзи. Для него существует только одно, что составляет смысл его жизни, Наоми.
Роман «Любовь глупца» положил начало периоду «возврата к Японии» (Нихон кайки) или «классическому» периоду в творчестве Танидзаки. Пережив увлечение демонической красотой и западной цивилизацией, писатель обратился к традиционно японскому идеалу красоты и классическим формам искусства своей родины. В 1928 г. Танидзаки пишет повесть, ознаменовавшую новый творческий виток, «О вкусах не спорят».
Танидзаки прекрасно осознавал важность красоты и продолжал ее поиск на протяжении всего творческого пути. Демоническая красота его ранних героинь это искушение дисгармонией, яркостью, блестящей внешней стороной красоты, закрывающей душевную гниль, которая увлекает человека в бездну ощущений и страстей. Эти женщины воплощают злую силу, которую несет в себе демоническая красота. Они не выдерживают испытания красотой и поклонением со стороны мужчин и разрушают то, что призваны созидать. Красота выделяет их из общего ряда, к ним относятся как к высшим существам, но из-за безумного обожания людей, готовых исполнить любую их прихоть, красота оборачивается страстью к тирании. Осознавая свою власть, героини произведений Танидзаки поддаются искушению и начинают испытывать удовольствие от возможности причинять боль. Но сами они становятся жертвами, поддавшись дьявольскому наваждению. Они и жертвы, и палачи. Там, где за яркой внешностью скрывается душевная гниль, нет места истинной красоте и гармонии.
Рассматривая характерные особенности образов роковых женщин в произведениях Танидзаки, нельзя забывать о том, что он был не единственным представителем японского неоромантизма, в творчестве которого возникают подобные образы. В произведениях лидера японского неоромантизма Нагаи Кафу также встречается несколько запоминающихся образов femme fatale, но в отличие от роковых соблазнительниц в творчестве
Танидзаки, героинями произведений Кафу являются женщины, чья родословная не связана с родиной писателя.
В начале творческого пути Кафу отдает дань увлечению творчеством Э. Золя (18401902) и Г. де Мопассана. Его первые повести «Честолюбие», «Женщина мечты» и «Цветы ада», созданные в 1902–1903 гг., пронизаны реминисценциями из таких произведений французских писателей как «Руггон-Маккары» и «Жизнь». В сентябре 1903 г. случилось событие, которое оказало огромное влияние как на творческую, так и на личную жизнь Кафу, – он отправился в США, где пробыл вплоть до 1907 г.
Уже в ноябре 1903 г. Кафу начинает писать рассказы, позднее вошедшие в сборник «Повесть об Америке». Он продолжал писать рассказы для данного сборника вплоть до июля 1907 г., когда покинул США. Всего в сборник вошло четырнадцать рассказов и десять эссе.
В рассказах из сборника «Повесть об Америке» постепенно проявляются черты влияния тех европейских писателей, творчество которых интересовало Кафу в данный период его жизни. Некоторые образы в этих рассказах можно соотнести с образами, возникающими на страницах произведений единомышленника Кафу Танидзаки Дзюнъитиро, который в период приверженности идеям неоромантизма отдал дань преклонения западноевропейской литературе – он был увлечен творчеством О. Уайльда.
Демоническая героиня, столь характерная для всего творчества Танидзаки, появляется в рассказе Кафу «Пьяная красавица» («Суйбидзин»). По мнению К. Ито, «американские женщины в произведениях Кафу – родные сестры западных и японских, «вестернезированных» соблазнительниц в творчестве Танидзаки Дзюнъитиро»52.
В свою очередь, образ героини рассказа «Пьяная красавица» явно перекликается с женскими образами французской литературы XIX в. В частности, С. Снайдер указывает на «схожесть темнокожей, похожей на вампира, демонической красавицы, буквально сведшей с ума влюбленного в
52 Ito K. Visions of Desire. Tanizaki’ s Fictional Worlds. Stanford, 1990. Р. 40.
нее художника, с героинями рассказов Мопассана «Сестры Рондоли», где смуглая итальянка из Генуи очаровывает главного героя-француза, и «Аллума», в котором француз до безумия влюбляется в алжирской пустыне в арабскую девушку»53.
Кафу сам признается в своем преклонении перед Мопассаном в эссе «Осматривая монумент Мопассану» («Мопассан но сэкидзо о хаисуру», 1911): «Мопассан-сэнсей, Вы подтолкнул меня к изучению французского языка, потому что я хотел прочувствовать Ваш творческий стиль на языке оригинала, а не полагаться на английские переводы. Так же я хотел произносить собственными губами каждое слово, каждую фразу, рожденную Вашим пером, Учитель… Больше всего на свете я хотел приехать во Францию, чтобы увидеть своими глазам весь тот мир, который Вы описывали в своих произведениях»54. Поклонение Мопассану дошло до того, что когда Кафу осознал всю бессмысленность потраченного на работу в банке времени и хотел принять яд, он мечтал, чтобы его голова при этом покоилась на книгах французского писателя. Он писал об этом в сборнике рассказов «Повесть о Франции»: «Моя любовница Эдит, с которой я прожил около трех лет, дала мне морфий. Учитель, Вы писали в Вашем романе «Жизнь»: «Ничто не вызывает такой жалости, как жизнь женщины, и ничто не бывает столь отвратительно эгоистично, как жизнь мужчины». Эта женщина хранила ампулу морфия в нижнем ящике столика, за которым она каждый вечер накладывала макияж. Она хотела быть уверенной, что сможет положить конец своей беспутной жизни, когда захочет… Я взял эту ампулу, сказав ей, что… приму яд, как только пойму, что мы больше никогда не встретимся, но то были лживые слова»55.
Что касается других совпадений с художественными образами из творчества Танидзаки, то необходимо упомянуть рассказ «Длинные волосы» («Тёхацу»). Он повествует о молодом японце, который добровольно сносит
53 Snyder S. Fictions of Desire. Narrative Form in the Novels of Nagai Kafu. Honolulu, 2000. Р. 35.
54 Кафу дзэнсю (Полное собрание сочинений Нагаи Кафу). В 29 т. – Токио, 1964–1974. Т. 3. С. 686–687.
55 Там же. С. 582.
все садистские издевательства своей белокожей любовницы. Подобная тема в дальнейшем найдет отражение в сексуальных сценах в произведениях Танидзаки, где он будет исследовать влияние расовых различий между партнерами на интенсивность садомазохистских отношений56.
И, наконец, последние рассказы, в особенности, «Ночная прогулка» («Ёру аруки») и «Записки из Чайна-тауна» («Тяйна таун-но ки»), демонстрируют бодлеровскую очарованность чувственностью зла и упадка.
Протагонист «Ночной прогулки» почти прямо ссылается на Бодлера, говоря о своей приверженности ночной жизни и ее соблазнам: «Почему меня так манит зло? Почему запретный плод так сладок? Запрет придает невыразимую сладость, разрушение добавляет свой терпкий аромат. От горного потока невозможно отвести глаза. Если бы не было скал, вода не была бы такой бурной. Если бы не существовало совести и здравого смысла, люди не окунались бы с головой в пучину греховных авантюр и аморальных развлечений»57. Сравним с «Вступлением» к «Цветам зла» Бодлера:
«Безумье, скаредность и алчность и разврат
И душу нам гнетут, и тело разъедают;
Нас угрызения, как пытка, услаждают,
Как насекомые, и жалят, и язвят.
Упорен в нас порок, раскаянье – притворно;
За все сторицею себе воздать спеша,
Опять путем греха, смеясь, скользит душа,
Слезами трусости омыв свой путь позорный.
И Демон Трисмегист, баюкая мечту,
На мягком ложе Зла наш разум усыпляет;
Он волю, золото души, испепеляет,
56 Long, Margherita. Skirmishes with “Sexual” Difference: Tanizaki’s Experiments in Masochism. Ann Arbor, 1996. Р. 3234.
57 Нагаи Кафу. Америка моногатари (Повесть об Америке). Токио, 2001. С. 288.
И, как столбы паров, бросает в пустоту;
Сам Дьявол нас влечет сетями преступленья
И смело шествуя среди зловонной тьмы,
Мы к Аду близимся, но даже в бездне мы
Без дрожи ужаса хватаем наслажденья…»58
Здесь присутствует явное сходство настроений японского писателя и французского поэта, очарованных Пороком и Красотой, которая доступна не каждому взору.
Существует мнение, что образ роковой женщины в рассказах «Повести об Америке» связан с влиянием на Кафу творчества Э. А. По. Однако, скорее всего, роковая женщина, пьющая жизненные соки своего любовника, наполовину негритянка, источающая пыл плотских страстей, отражает не столько влияние По, создававшего образы белокожих соблазнительниц, сколько увлечение французских писателей образами тропических fеmme fatale.
В последних рассказах сборника «Повесть об Америке», где влияние Бодлера ощущается наиболее сильно, образы американских проституток словно сошли со страниц художественных произведений французской литературы конца XIX в. Проститутка – героиня рассказа «Ночная прогулка» больше похожа на воплощение художественной концепции неоромантиков, чем на живую женщину из плоти и крови: «Пока я рассматривал комнату, женщина сняла шляпку, скинула верхнюю одежду и осталась в нижнем белье. Она села на стул и закурила сигарету. Сложив руки на груди, я смотрел на нее, как археолог в египетской пустыне смотрит на Сфинкса.
Смотрите. На ней чулки, доходящие до середины бедер, у нее широкая грудь. Она закинула ногу на ногу, откинулась на спинку стула, одну руку положила под голову, лицо подняла вверх. Дым от сигареты поднимается к потолку. Это было не мраморное изваяние, символизирующее
58 Бодлер Ш. Цветы зла: Стихотворения. – М., 2003. С. 7.
неповиновение и бесчестье, а отважное существо, презревшее мирские добродетели, не боящееся ни бога, ни людей. Ее лицо было покрыто слоем пудры, на губах – помада, в волосах – шиньон и поддельные драгоценности. Все эти средства она употребляет для борьбы с разрушительным ходом времени, и они придают ее облику трагическую красоту заходящего солнца. Я не смогу описать вам цвет ее глаз, скрытых полуприкрытыми веками. Клубы дыма, которые она выдыхала, походили на туман, стелящийся над болотом.
Не о таких ли глазах отец декаданса, Бодлер, писал:
Ни опиум, ни хмель соперничать с тобой
Не смеют, демон мой; ты – край обетованный,
Где горестных моих желаний караваны
К колодцам глаз твоих идут на водопой?
И еще:
Блеск редкостных огней в разрезе этих глаз…
И в странном, неживом и баснословном мире,
Где сфинкс и серафим сливаются в эфире,
Где излучают свет сталь, золото, алмаз,
Горит сквозь тьму времен ненужною звездою
Бесплодной женщины величье ледяное»59.
Подобные образы американских женщин демонстрируют особую сексуальность Запада в глазах Кафу. Не важно, будет ли это американская женщина с сомнительной репутацией или молоденькая девушка, подобная Стелле из «Двух дней в Чикаго» («Сикаго но фуцука»), или проститутка, «королева зла» из «Ночной прогулки» всех их объединяет сексуальность, чувственность гораздо более мощная и открытая, чем у их японских современниц. Они живут в обществе, где не существует таких жестких запретов и ограничений, как в Японии, поэтому им в большей степени
59 Нагаи Кафу. Америка моногатари. С. 289–290.
свойственно проявление сексуальной активности, они более доступны по сравнению с японками.
Если обратить внимание на такое большое количество женских образов в «Повести об Америке», то становится заметно фактическое отсутствие ярких, запоминающихся мужских образов. Подобная тенденция является характерной и для произведений Танидзаки Дзюнъитиро, в которых главными героинями являются демонические красавицы – они словно затмевают мужские образы. Что касается рассказов «Повести об Америке», то это явление объясняется тем, что Кафу в основном исследует сферу взаимоотношений японского мужчины и американской женщины. Американские мужчины в принципе вытеснены из повествовательной ткани рассказов «Повести об Америке». Кроме того, возможно, это происходит еще и потому, что Кафу рисует портрет Запада, вдохновляясь французской литературой XIX в., следовательно, его идеалом является не американец, а, скорее, европеец. Кафу отдает предпочтение французам по национальности и художникам по призванию60. В некоторых рассказах, где писатель повествует о том, как мужчина рискует всем ради чувственных наслаждений, он либо делает героя французом, жертва демонической мулатки в «Пьяной красавице» либо награждает героев глубоким интересом к европейской культуре – профессор в «Старой досаде» («Кюкон»), считающий оперу Вагнера «Тангейзер» символическим описанием событий его жизни.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что появление образов роковых женщин в некоторых рассказах сборника «Повесть об Америке» было обусловлено влиянием творчества некоторых представителей французской литературы XIX в., в частности – Г. де Мопассана и Ш. Бодлера. Особенно яркое впечатление на молодого японского писателя произвели женские образы из произведений Бодлера, что отражается непосредственно в текстах рассказов Кафу, где он использует прямые цитаты из стихотворений
60 Акасэ Масако. Нагаи Кафу то фурансу бунгаку (Нагаи Кафу и французская литература). Токио, 1976. С. 43.
французского поэта. В дальнейшем образ роковой женщины не найдет особого развития в произведениях Кафу, поскольку писатель почти сразу после возвращения на родину обратится за вдохновением к национальной литературной традиции, для которой образ роковой женщины в целом не был характерен. Лишь несколько женских образов в какой-то мере соответствующих этому определению можно найти в сборнике рассказов Кафу «Повесть о Франции». Однако его более молодой последователь Танидзаки Дзюнъитиро создаст целую галерею образов роковых красавиц, поскольку он будет испытывать интерес к теме демонической красоты на протяжении всей своей творческой жизни.
Произведения Танидзаки Дзюнъитиро, расцвеченные феерическим каскадом ярких образов, и ранние произведения Нагаи Кафу, посвященные описанию восхитительного, свободного мира Америки и Франции, роднит тенденция к созданию образов прекрасных, властных, сильных, жестоких героинь в противовес традиционному представлению о женщине, господствовавшему в японском обществе. Опираясь в частности на западноевропейские художественные концепции, Танидзаки Дзюнъитиро и Нагаи Кафу на страницах своих произведений создали мир незабываемых женских образов, которые до сих пор служат источником вдохновения для авторов новейшей японской литературы.
Автор: Санина К.Г.